Росхальде - Гессе Герман. Страница 17

Художник молчал. Он очистил банан и с наслаждением вдохнул мучнистый аромат спелого, питательного плода.

— Если ты не против, я бы и кофе здесь выпил — сказал он под конец.

Его слегка усталый голос звучал мягко и дружелюбно, казалось, художнику приятно было отдохнуть здесь и немного расслабиться.

— Я сейчас велю подать. Ты много работал?

Эти слова вырвались у нее почти непроизвольно Она нечего не хотела этим сказать; ей просто захотелось раз уж выпала такая редкая добрая минута, оказать ему немного внимания, что далось нелегко, ибо она отвыкла от этого.

— Да, я несколько часов писал, — сухо ответил муж. Ее вопрос был ему неприятен. У них не было принято говорить о его работе, многие из его новых картин она вообще не видела.

Она почувствовала, что светлое мгновение ускользает, но не сделана ничего, чтобы удержать его. А он уже было потянулся к портсигару и собрался попросить у нее разрешения закурить, но снова опустил руку и потерял всякий интерес к сигарете.

Однако он неторопливо выпил свой кофе, еще раз спросил о Пьере, вежливо поблагодарил и остался в комнате еще на несколько минут, разглядывая небольшую картину, которую он подарил жене несколько лет назад.

— Она хорошо сохранилась, — сказал он, обращаясь скорее к самому себе, — и все еще выглядит недурно. Вот только желтые цветы здесь ни к чему, они забирают слишком много света.

Госпожа Верагут промолчала; именно эти необыкновенно тонко и воздушно выписанные цветы нравились ей на картине больше всего.

Он повернулся к ней и едва заметно улыбнулся.

— До свидания! И не слишком скучай до возвращения мальчиков.

Он вышел и спустился по лестнице. Внизу навстречу ему бросилась и запрыгала вокруг собака. Он взял ее передние лапы в свою левую руку, правой приласкал ее и заглянул в преданные глаза. Потом крикнул в кухонное окно, чтобы ему принесли кусочек сахара, дал его собаке, бросил взгляд на залитый солнцем газон и медленно побрел к мастерской. Погода была отменная, воздух великолепен, но ему было некогда, его ждала работа.

Залитая спокойным мягким светом, в высокой мастерской стояла его картина. На зеленой траве среди редких луговых цветов сидели три фигуры: поникший, погруженный в безысходные думы мужчина, застывшая в безропотном ожидании и скорбном разочаровании женщина, весело и беззаботно играющий среди цветов ребенок, а над всеми ними яркий, льющийся волнами свет, который торжествующе заполнял пространство и с одинаковой беззаботной проникновенностью вспыхивал и в чашечке каждого цветка, и в белокурых волосах мальчика, и в маленьком золотом украшении на шее удрученной горем женщины.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Художник работал до самого вечера. Затем он тяжело опустился в кресло и некоторое время сидел, сложив руки на коленях и отупев от усталости. Совершенно опустошенный и выжатый, с ввалившимися щеками и слегка воспаленными веками, он выглядел старым и почти лишенным жизненных сил, как крестьянин или дровосек после тяжелейшей физической работы.

Он бы с удовольствием остался сидеть в кресле, всецело отдавшись во власть усталости и сна. Но суровая дисциплина и привычка требовали иного, и через четверть часа он рывком поднялся со своего места. Ни разу больше не взглянув на свою картину, он направился к озеру, разделся и медленно поплыл вдоль берега.

Был молочно-бледный вечер, с проходившей невдалеке проселочной дороги доносились, приглушенные парком, скрипы груженных сеном телег да усталая перебранка и смех наработавшихся за день батраков и служанок. Зябко поеживаясь, Верагут вышел на берег, тщательно, досуха вытерся полотенцем, вернулся в свою комнату и закурил сигару.

Вечером он собирался писать письма, поэтому нерешительно выдвинул ящик стола, но с досадой задвинул его обратно и звонком вызвал Роберта.

Слуга не замедлил явиться.

— Скажите, когда молодые люди вернулись с прогулки?

— Они еще не вернулись, господин Верагут.

— Как, они еще не возвращались?

— Нет еще, господин Верагут. Только бы господин Альберт не загнал гнедого, он любит прокатиться с ветерком.

Верагут не ответил. Он-то считал, что Пьер давно вернулся, и хотел побыть с ним хотя бы полчасика. Известие то их еще нет, раздосадовало и немного напугало его

Он быстро прошел к большому дому и постучал в дверь жены. Она удивилась его приходу, он давно уже не появлялся у нее в это время.

— Извини, — сказал он, скрывая волнение, — но где же Пьер?

Госпожа Верагут удивленно посмотрела на мужа.

— Ты же знаешь, мальчики поехали на прогулку. — Почувствовав его раздражение, она добавила: — Ты ведь не боишься за них?

Он досадливо пожал плечами.

— Нет, конечно. Но я нахожу, что Альберт ведет себя бесцеремонно. Он говорил о нескольких часах. По крайней мере мог бы позвонить.

— Но ведь еще рано. К ужину они наверняка вернутся.

— Мальчика всякий раз не оказывается дома, когда я хочу побыть с ним!

— Не понимаю, почему ты злишься. То, что Пьера нет дома, — чистая случайность. И он довольно часто бывает у тебя.

Он закусил губы и молча вышел. Она права, у него нет оснований для недовольства, нелепо выходить из себя и требовать чего-то немедленно! Гораздо лучше спокойно и терпеливо ждать, как это делает она!

Он сердито прошел через двор и вышел на проселочную дорогу. Нет, этому ему никогда не научиться, пусть уж лучше его радость и его злость останутся с ним! До какой же степени смирила и укротила его эта женщина, каким сдержанным и старым он стал. Это он-то, который в былые времена умел шумно веселиться до глубокой ночи и в ярости крушить стулья! В нем снова вспыхнули злоба и горечь, а вместе с ними и страстное желание увидеть своего мальчика; развеселить его душу мог только взгляд и голос Пьера.

Широкими шагами он быстро шел по вечерней дороге. Послышался стук колес, и он заторопился навстречу. Но это крестьянская лошадка тащила телегу, доверху нагруженную овощами.

— Вам не попадался кабриолет с двумя молодыми людьми на козлах? Крестьянин, не останавливаясь, покачал головой, и его тяжеловоз равнодушно потрусил мимо, навстречу тихому вечеру.

Художник пошел дальше. Он чувствовал, как остывает и проходит гнев. Походка его стала спокойнее, усталость подействовала на него благотворно, и, пока он неторопливо шагал по дороге, глаза его отдыхали, признательно погружаясь в покой и пышность неяркого ландшафта, окруженного бледновато-нежной дымкой позднего вечера.

Он уже почти забыл о своих сыновьях, когда через полчаса навстречу ему показался кабриолет. Верагут заметил его только тогда, когда тот оказался совсем близко. Он остановился у ствола большой груши, а когда смог разглядеть лицо Альберта, отступил еще больше назад, боясь, как бы его не увидели и не окликнули.

Альберт сидел на козлах один. Пьер полулежал в углу кабриолета, опустив непокрытую голову, и, казалось, спал. Кабриолет проехал мимо, и художник, стоя на обочине пыльной дороги, глядел ему вслед, пока он не скрылся из глаз. Затем он повернул и пошел назад. Ему все еще хотелось увидеть Пьера, но тому пришло время спать, и у Верагута не было желания еще раз показываться у жены. Поэтому он миновал парк, прошел мимо дома и въездных ворот и направился в город, где в переполненном винном погребке поужинал и долго листал газеты.

Тем временем его сыновья уже давно были дома. Альберт сидел у матери и рассказывал о поездке. Пьер очень устал, отказался от еды и уже спал в своей уютной спаленке. И когда ночью отец вернулся и проходил мимо дома, свет уже нигде не горел. Теплая, беззвездная ночь окутала парк, дом и озеро черной тишиной, воздух был неподвижен, моросил тихий, мелкий дождь.

Верагут зажег в своей комнате свет и сел за стол. Его сонливость как рукой сняло. Он достал лист почтовой бумаги и стал писать Отто Буркхардту. Через открытые окна в комнату залетали ночные бабочки и мошкара. Он писал:

"Мой дорогой!