Симфония боли (СИ) - "Ramster". Страница 21

- В самом конце, когда они с Роббом в тире стреляли. Я ведь тогда у него решила игрушку взять, – Донелла кивнула на зайца из розового плюша по соседству со щенком Сансы, – а он вдруг наклонился ко мне и сказал, что… что хотел бы со мной погулять без остальных… Это было так романтично!

- И подло, – пробормотала Санса тихо и добавила уже громче: – Разве он не знает, что вы с Роббом помолвлены?

- Знает, наверно, но помолвка – ещё не свадьба! Мы ещё не женаты и оба можем делать всё, что захотим! – Донелла воинственно сжала кулачки, но вид у неё был виноватый, как у побитой собаки.

И Санса – добрая душа! – не могла не растаять. Она подалась вперёд, легонько сжав запястье подруги, и ободряюще ей улыбнулась:

- Ладно! Мы подумаем об этом позже. Рассказывай уже о своей любви, я же вижу, ты готова взорваться!

Донелла радостно встрепенулась, глаза так и зажглись восторгом. Не зря Санса была её лучшей подругой ещё до личной встречи: она как никто умела понять и поддержать!

- Сегодня, когда он держал меня на колесе, я думала, что у меня сердце из груди выскочит! – воодушевлённо начала Донелла. – А как он смотрит! Видела, как он смотрит? То есть я понимаю, что кому-то его взгляд и глаза могут показаться жуткими, но только не мне. На меня он смотрит по-другому, по-особенному, мне кажется, ласково… Я думаю, я тоже ему нравлюсь. А вообще, он немного эксцентричный, но мне это даже нравится… И лицо, у него такое красивое мужественное лицо-о!

Дальше в ход пошли экстравагантные одёжки Рамси, его стильные ботинки и замечательный нож, и всё это вперемешку с волевым подбородком, властным голосом, непоколебимой уверенностью и чудесным юмором... Донелла могла бы ещё долго говорить о своей любви, если бы через пять минут не обнаружила, что Санса, уставшая за долгий день, мирно спит.

Комментарий к 6. Несмыкаемость рук (3) Иллюстрация)

https://vk.com/photo-88542008_456239113

====== 7. Разделение тел... (1) ======

В болтонском джипе, едущем в сторону Дредфорта, было тихо. Водитель по кличке Диво, в отличие от Чопы, был немногословен, провинившиеся телохранители мрачно молчали, ну а их шеф, блаженно прикрыв глаза, просто наслаждался тишиной. Тишиной и отсутствием поблизости Донеллы Хорнвуд, Робба Старка и прочих неприятных объектов. В сущности, «приятный объект» в окружении Рамси Болтона последние несколько лет был всего один: тот, что сидел сейчас на полу, прижавшись к его ногам.

За долгую дорогу можно было бы, конечно, и улечься – в распоряжении болтонского сынка было целое сиденье широкого восьмиместного джипа, – но тощая шея в ошейнике очень уж уютно грела бедро со внутренней стороны, и шевелиться не хотелось. Разве что пристроить поудобнее и вторую ногу: подгрести ею Вонючку ещё ближе, прижав голень наискось поперёк его живота. Болтонские молодцы и взгляда не кинули, привыкли: хоть ты ноги на Вонючку забрось, хоть целиком на него сядь – им поровну…

Через полчаса баланс тишины в организме наконец восстановился, и Рамси, вспомнив о давно возникшем вопросе, толкнул задремавшего питомца коленом:

- Вонючка, ты когда по стенам научился лазить?

- Д-давно, мой лорд, – хрипловато отозвался тот, испуганно запнувшись; взгляд из сонного тут же стал встревоженным: жизнь (в лице хозяина) научила Вонючку просыпаться мгновенно.

- Когда давно? Расскажи. – Рамси уставился на игрушку для пыток с живым любопытством.

Вонючка отшатнулся. Глаза округлились, светлые брови изломались, губы задрожали – вся побледневшая мордашка разом исказилась ужасом и болью.

- Я Вонючка! – вытолкнул он хрипло, вжавшись в спинку водительского сиденья. – Я Вонючка, принадлежу господину Рамси Болтону, у меня нет и не было другого имени! У меня нет прошлого! Я Вонючка! – Последние слова – сдавленно и невнятно: изловив живую игрушку, Рамси до хрипа натянул ошейник и зажал ладонью приоткрытый искривленный рот.

Из-за Вонючкиных воплей даже ко всему привычные болтонские молодцы отвлеклись от телефонов, а водитель Диво нервно косился в зеркало заднего вида.

- Ти-ихо ты. Придурок…

Вонючка трясся крупной дрожью и таращился. Сквозь прижатую к перекошенному лицу ладонь пробился тонкий скулящий всхлип. Рамси за ошейник притянул питомца поближе – тот не сопротивлялся, только теперь вместе со всем телом задрожала даже голова. Да, психологические блоки до сих пор стояли прочно: то, что вбито со смертным ужасом и пытками, остаётся надолго… И любая попытка переступить блок вызывает заново тот же ужас и ту же боль, с которыми он был поставлен.

- Ладно. Это был не ты, а кто-то другой, – примирительно произнёс Рамси; убрав ладонь от лица живой игрушки, принялся наглаживать примятые волнистые волосы вместе с прохладным ухом. – И где же этот кто-то научился так шустро лазить?

- На корабле, – крепко зажмурившись, простонал Вонючка. – Он родился и вырос на корабле…

Задыхающийся, дрожащий – паренёк выглядел так, будто сейчас потеряет сознание. Вместо дыхания – какие-то жалкие обрывки хрипа напополам со скулежом, лицо мертвенно-бледное, всё тело сжалось в комок…

- Что за корабль? И чему ещё ты там научился? Кем были твои родители? – продолжал допытываться Рамси – дружелюбно, почти ласково; голос стал ниже и мягче, с воодушевлённой открытой мордашки – горящий взгляд маньяка; пальцы, сжимающие ошейник, согнулись сильнее, вдавливаясь в горло.

Посеревшие губы игрушки для пыток шевельнулись – заторможенно, полуобморочно: «Я-а Ввв…» – и отчаянная попытка вытолкнуть хоть слово перешла в сдавленный скулёж, почти визг; искорёженные судорогой трясущиеся пальцы вцепились в майку на груди, будто пытаясь выдрать оттуда источник боли. Боли, от которой даже завыть было нельзя – только сипеть, колотясь всем телом, на одной невозможной для человека ноте.

- Всё, заткнись, – милостиво буркнул Рамси; глубоко предвкушающе вдохнув, за ошейник подтянул Вонючку выше – поставил на колени и сгрёб в охапку, обхватил прямо поверх судорожно скрученных рук, прижатых к груди.

Прикрыл глаза, наслаждаясь чужой дрожью и отчаянным напряжением мышц… И чужим ужасом, который впитывался вместе с теплом от нескладного тощего тела и сладко разливался по венам.

Неловко застывший в руках своего мучителя, Вонючка постепенно перестал вздрагивать и стал мягче; прерывисто выдохнул. Судорожно стиснутые пальцы постепенно разжались, а затем и вовсе осторожно ухватились за рубашку хозяина – тот улыбался расслабленно и сыто, не обращая внимания на такую вольность.

Что ж, вот и кусочек прошлого, которое Рамси во время «приручения» и дрессировки так жёстко вычеркнул из сознания своей живой игрушки. Получается, Вонючка жил на корабле до того, как оказаться в детдоме, а затем попасть в Дредфорт. Сирота-юнга на разорившемся торговом судне? Ребёнок спившегося матроса? Надо как-нибудь нажрать это «дитя морей» ромом, будет весело.

Рамси сообщил о своём намерении питомцу и отпустил: тот уже не дрожал, дыхание не прерывалось от боли – тискать стало не так интересно. Короткий непринуждённо-властный жест – и Вонючка, бессильно рухнув на пол у ног хозяина, приник щекой к его колену и затих, изредка вздрагивая.

Откинувшись на спинку сиденья, Рамси мирно уложил ладонь живой игрушке на голову – будто это не он только что увлечённо жрал отчаяние и боль, добытые из собственноручно вызванной панической атаки. Чуть пошевеливая пальцами в волнистых волосах, впитывая робкое трепетное тепло, юный Болтон сам не заметил, как отключился.

Проснулся он только на подъезде к Дредфорту, разбуженный ожесточённым шипением с заднего сиденья.

- Говорю тебе, без сознания! По башке получил же!

- Да ну, просто спит. Он при тебе не вырубался ни разу, что ли?

- Вырубался, когда подстрелили! Все обхезались тогда!

- Тебе лишь бы хезать. Дрыхнет он, дрыхнет… Садомазу поманцевал свою – и уложил спокойненько ресничку на ресничку.

- Ага, привезём щас лорду подарочек в коматозе – будет тебе садомаза… На воротах нас развесит – там-то и похезаешь!