Симфония боли (СИ) - "Ramster". Страница 84
Гриш икнул, пошатнувшись: его с удвоенной силой затошнило и повело. И слова шефа – едва различимые, сиплые – с трудом донеслись до сознания:
- Надо в Дредфорт, – Рамси снова зашёлся кашлем; голос был бесцветен и глух. – Поможешь мне… вправить запястья. И ободрать кое-кого.
Комментарий к 18. Опустевший вагон (2) https://vk.com/kalech_md?w=wall-88542008_1752
====== 18. Опустевший вагон (3) ======
«Его расстрелял собственный отец», – стучало в голове, как беспощадный приговор.
Вонючка не мог подняться. Так и замер, одуревший от укола, распяленный за руки и за ноги – опал бессильно только сейчас, когда перестало ломать отдачей блока.
Кого-то отшвырнул? Покалечил?.. Пытались отобрать снимки. Страшное, мерзкое, безнадёжно-последнее – всё, что осталось от хозяина, – драгоценное…
«Вонючка, защищайся!..» (Вонючка, убей его! Фас!)
Не успел. Не справился! Подвёл!
Не исполнил приказ.
Обездвиженный, утыканный трубками, осквернённый – с горящими от омерзения следами чужих рук по всему телу – Вонючка скрипуче, монотонно выл в потолок. Страшный, чужеродно-белый потолок – в Дредфорте таких не было, – точно как четыре года назад. Пусть бы хозяин снова избил его до полусмерти, пусть бы всё это было тошнотворным сном после наркоза! Пусть разъярённый, пусть причиняющий боль – господин Рамси не был бы сейчас мёртв из-за того, что Вонючка просто НЕ УСПЕЛ.
…Не мог успеть, получил приказ слишком поздно – преступно глупые и жалкие отговорки. Ради улыбки хозяина, ради увлечённого восторга в его глазах – «Ты и так умеешь?!» – Вонючка обязан был вспороть Русе Болтону горло даже с пулей, даже с целой обоймой пуль в голове!
Даже не добравшись до шеи – он должен был вцепиться в руку с оружием, порвать зубами жилы, принять пули в себя – что угодно для того, чтоб эта мразь не выстрелила в господина Рамси…
…А быстроты хватило только на то, чтобы чуть отклонить направленный в лоб пистолет.
Пайр встретил Робба Старка мокрым позднеосенним снегом и пронизывающим ветром с побережья. По дороге через половину континента – по равнине до реки Белый Нож, по перевалам Бараньих Холмов и междуречью Плачущей и Последней рек – он успел не раз пожалеть о том, что вызвался самолично допросить Вонючку. Но возможность воссоединиться с Донеллой, оправдав лорда Хорнвуда, того стоила! Отцу было слишком уж важно знать, причастен ли их будущий родственник к гибели Болтонов, а Джори Касселю выживший болтонский раб так ничего и не рассказал. Джори не делился подробностями ни с кем, кроме отца, и, вернувшись, сразу взял больничный: вроде бы попал где-то в Пайре в аварию и сломал несколько рёбер и руку. Служебная машина приехала целой и водитель не пострадал – это всё, что знал Робб.
А ещё он знал, что, даже не обладая навыками следователя, имеет больше шансов разговорить Вонючку, чем Джори Кассель: как-никак, настолько асоциальное существо ответило бы знакомому человеку скорее, чем первому встречному. Если оно, конечно, вообще в состоянии отвечать…
Видимо, отец обо всём договорился: наследника Хранителя Севера пропустили за тяжёлую железную дверь без вопросов, даже не просили надеть бахилы и полупрозрачную синтетическую накидку – Робб взял её с вешалки сам. В широком коридоре реанимации, наполненном запахами испражнений, мясной гнили и химикатов, не хотелось ничего касаться ни руками, ни одеждой – что уж говорить о палатах? Из открытых дверей, мимо которых шёл юный Старк, доносился ритмичный шум приборов, чьё-то безмозглое бормотание и вой… Стараясь ступать осторожно, только на светлое, он пожалел о том, что не надел у входа бахилы: мало ли что побывало на этом полу?!
Робб наверняка не узнал бы Вонючку, если бы ему не указали, – даже притом, что это был единственный пациент в палате, который дышал сам. Остриженный, перемотанный бинтами, весь в трубках и проводах – но даже не в этом суть. Взгляд. Страшный, совершенно чокнутый взгляд без капли разума – из этих тупых широко расставленных глаз… Притянутые ремнями к самым краям койки конечности. Скрученная жгутом простыня поперёк груди – чтоб даже приподняться не мог. Звериный оскал в засохшей пене, растресканные губы – и торчащая из ноздри длинная прозрачная трубка с остатками чего-то мутного. Робба передёрнуло от омерзения.
- Иронично, что выжил именно ты, – выдавил он, заставив себя шагнуть ближе; Вонючка таращился в пустоту всё так же бессмысленно, и Робб с досадой догадался, почему Джори Кассель не добился толку: этой твари просто-напросто отшибло последние мозги. – Если хочешь быть хоть чем-то полезен, расскажи, как всё случилось. Вчера, в этом городе.
Никакого ответа. Даже цифры на мониторе над койкой остались теми же, да так же ровно ползли по черноте экрана разноцветные кривые. Неужели весь путь проделан зря? Болтонский раб рехнулся окончательно, отупел до состояния овоща?
Проверить можно было только одним способом: вывести его на эмоции. Да, низко, да, противно… В конце концов, Вонючка был всего лишь полуразумным питомцем чокнутого садиста и вряд ли мечтал о такой участи. Робб нахмурился, напоминая себе, ради чего он здесь: чтобы защитить Донеллу любой ценой. Он будет рядом и не позволит ей ещё раз испытать боль, даже если для этого придётся поступиться своими принципами.
- Ты имеешь очень гнусный вид, Вонючка, – приблизившись ещё на шаг, решительно произнёс Робб. – И то, что ты сделал с Донеллой, непростительно, ты заслужил наказание. Но… мысль о том, чтобы пытать тебя… у нормального человека вызовет только отвращение! Насколько же он был больным ублюдком… – выплюнул Робб, не отрывая взгляд от по-собачьи ощеренной морды вражеского раба: со скрипом сдвинулись острия зубов, задрожали губы, медленно пополз в сторону чокнутый от боли взгляд – а Старка уже несло, будто он говорил всё это прямо в мерзкую рожу Рамси Болтона: – Не знаю, поздравлять тебя или соболезновать, что твой извращенец-хозяин соизволил подохнуть! Кто убил его?!
Вдох – хриплый, жуткий. До-олгий. Прерывистый выдох. Монитор замигал красной лампочкой, надсадно пища: на нём что-то зашкаливало… Безумный Вонючкин взгляд дополз до лица Робба – и тот едва сдержался, чтоб не отступить. Привязан, привязан, да и вообще не нападает без приказа… Всё под контролем.
Ещё один вдох – и клокочущее сипение. Таращась с испепеляющей ненавистью, вздрагивая то и дело на своей привязи – Вонючка давился попытками проговорить хоть слово. Хоть слово без приказа, чужому человеку.
- Й-йе-е-если бы не б-блок… – вытолкнул он наконец – жутко, будто крупный пёс, каким-то чудом вырыкивающий слова непригодной для речи пастью, – й-йа-а-а бы н-на к-кус-с-ски… тебя… р-р-р-разор-р-рва-а-а-ал… – заклокотало в окольцованном шрамами горле, за частоколом узких нелюдских резцов.
- Урод! – выпалил Робб, отшатнувшись, – когда изрезанные руки дёрнулись, с треском рванув ремни.
Раз, другой – подались, разъехались волокна, из-под марлевой подкладки под ремнём показалась кровь. Робб отступал шаг за шагом, глядя с омерзением, потрясением: на лице раба не было ни тени привычной униженной беспомощности, только слепая ярость взбесившейся собаки. Рывок – такой, что, казалось, подскочила кровать, – утробный рык – и Робб, развернувшись, с ругательством вылетел из палаты.
Пока он размашисто шагал к выходу, его догнал заведующий отделением:
- Мистер Старк! Скажите, кто оплатит лечение этого пациента? За счёт городского бюджета финансируется только экстренная помощь, а его состояние уже не жизнеугрожающее…
- Он принадлежит дому Болтонов, – отрезал Робб, раздражённо сдирая накидку. – Обращайтесь в «Болтон Инкорпорейтед».
По больничным коридорам – к выходу, на улицу, на свежий воздух! – юный Старк двигался быстрым шагом, крепко сжав кулаки. Ему не удалось разговорить Вонючку – да кому бы вообще удалось! И теперь, нахмурившись, Робб жёстко и бескомпромисно убеждал себя: это не имеет значения. Болтоны мертвы, и им уже всё равно, кто их убил. Это не должно влиять на будущее живых! Отец узнает ровно то, что должен узнать, – как бы ни грызла за это совесть…