Симфония боли (СИ) - "Ramster". Страница 83
Вонючка схватился за горло – бездумно, панически ища ошейник: спасение, островок реальности в том страшном и неназванном, что наползало, надвигалось неотвратимо, как девятый вал. Не нашёл – пальцы слепо царапнули окольцованную шрамами шею.
Фотографии сменялись перед глазами: распростёртое на полу тело во весь рост, вместо головы – кровавая мешанина. Щеголеватая кожаная куртка (вцеплялся и соскальзывал, слабея от наслаждения, пока вбивали в песок). Залитая кровью футболка с принтом крест-накрест – болтонский герб (утыкался носом, вдыхал запах, когда прижимали к себе в вертолёте). Тёмные джинсы (прислонялся щекой, прикрыв глаза). Тяжёлые подкованные стилы (надёжно и властно придавливали подошвой бедро)… Всё принадлежало господину Рамси. Господину Рамси…
- Это не он! – хрипнул Вонючка – торопливо, сбивчиво, будто затыкая пробоины в борту, из которых мутным потоком уже вовсю хлещет боль, ужас – и смерть, смерть, смерть. – Это не хозяин…
- Никто никогда больше не будет твоим хозяином, – медленно, раздельно, убедительно говорили ему. – Этот труп опознан как Рамси Болтон, идентифицирован по зубной карте. По предварительной версии следствия, его расстрелял собственный отец. Скажи мне, что произошло на самом деле? Был ли в доме кто-то помимо болтонской охраны?
Мотая головой – лихорадочно, до хруста, до тошноты – Вонючка полз прочь, полз, полз и не мог сдвинуться с места, не мог отвести пустой взгляд от последнего снимка. Передний зуб со сколом и пломбой. Лёгкое несовершенство… Украшение идеальной улыбки хозяина. В пакетике судмедэксперта, сломанный, заляпанный кровью.
- Эй! Парень! Ты в порядке?! – Фотографии с мёртвым шелестом стекли на пол, когда чужак схватил Вонючку за плечи, встряхнул: – Дыши!..
Захлёбываясь ядовитыми глотками воздуха, давясь горьким комом в горле, Вонючка таращился на цветные картинки – кроваво-чёрные, как седьмое пекло. Что за… бред? Нелепица?.. Разве мог хозяин – уверенный, сильный, почти бог – умереть?! Разве мог лежать вот так, допустить эти кощунственные снимки, разве мог оставить своего Вонючку?
«Это не он. Нет, не он, не он!..» – то ли истошный вой гибнущего пса вырвался наружу, то ли ударил взрывной волной в голове – Вонючка корчился, судорожно стиснув виски, зажав уши, будто от этого могло стать тише, будто это страшное, безысходное, непостижимое можно было просто вытрясти из головы.
- Врача сюда! Успокоительное! – крикнул Джори в сторону двери.
Парнишка кричал безумно и дико, без слов, и начальник старковой охраны невольно отшатнулся: он уже видел аффекты и знал, на что способны люди в таком состоянии. Лишний звук, неосторожное движение – и улетишь в стену, а то и в окно…
- Успокойся! Всё будет хорошо, – заговаривал он зубы чокнутому доходяге, пока прибежавшая медсестра торопливо заполняла шприц. – Болтоны мертвы, всё закончилось. Рамси тебя больше не тронет!
- Он меня больше не тронет… – пролепетал Вонючка, уронив покалеченные руки – с такой горечью и ужасом в сорванном голосе, будто мир рушился вокруг, а он только сейчас это осознал. – Больше н-никогда не т-тронет…
Поднявшись на ноги, Джори отступил на шаг. Не страшны были собачьи зубы в неестественно широком рту, не омерзительны были шрамы по всему тощему телу и слёзы на перекошенном лице. Ужас и отвращение пробрали его до дрожи только сейчас – при виде того, как жалкий, изувеченный пытками паренёк собирает с пола фотографии трупа. Сгребает бережно, трясущимися руками, неловко поднимает выпавшие между пальцев. И, скуля сквозь рыдания «милорд, милорд», отчаянно прижимается к ним губами.
При въезде в деревню следы затерялись на утоптанной земле. Тщетно пытаясь их найти, Гриш неуютным холодком по затылку ощущал на себе взгляды собравшихся местных: настороженные, враждебные – неприятные, будто похмельная дурнота. Ему даже не ответили на приветствие – это было так странно и обидно для уроженца точно такой же деревушки…
- Понаехали бандюки, – донеслось приглушенно от ближайшей группки сельчан.
Гриш обернулся – весь внутренне напрягшись в ожидании нападения, будто не было на нём бронированной болтонской униформы и кобуры с пистолетом, будто не на военном джипе он приехал. Взгляд успел уловить инстинктивное общее движение назад.
- Вы не видели сегодня парня, одетого как я? – вопрос прозвучал совершенно беспомощно, наудачу – но одна селянка вдруг отозвалась:
- А вот во хлеву у меня давеча засев! Ты ужо прибери его куда, мил солдатик!
Гриш приближался к чужому сараю на отчётливо холодеющих ногах – будто ему передался страх отставшей на полпути хозяйки: «Ополуночи, видать, притащився да вбився мне в хлев за каким-то лядом, я поутру сунулася скотину кормить, а он как зыркнет, страхолюдство, да в сапогах ваших тракторных, да с ножом! Так и не кормлена скотина-то… Ходила ужо слушать – тихо, аль подох?»
В сарае было темно. Поверх привычного для таких мест запаха чувствовался тяжёлый, металлический – запах крови. Прислушавшись к тишине, в которой тревожно сопели и топтались коровы за загородками, Гриш дрожащими пальцами включил фонарик телефона – по сараю заметалось тусклое пятно света, слишком слабое, чтобы достать до стен. И по мере того как привыкали к освещению глаза – медленно, невыносимо медленно, – в самом углу, совсем низко, из темноты проступило бледное запрокинутое лицо. Затем – такие же белые руки, перемазанные кровью…
- Лорд Рамси?.. – дрогнувшим голосом окликнул Гриш.
Шеф сидел безвольно, как сломанный манекен, привалившись спиной к бревенчатой стене. Стала видна теперь и форменная футболка с логотипом уипкрикской базы, закатанная до груди, и залитый кровью правый бок, и нож в руке, свисшей с колена, – непонятно как держащийся между заляпанных пальцев. Гриш сделал пару шагов ближе, не отрывая от неподвижной фигуры опасливый взгляд – всё тревожнее пытаясь уловить дыхание; «Шеф?..» – так и не вытолкнулось сквозь ком в горле…
Сиплый вдох – и тяжёлое тело согнул приступ кашля – такой внезапный, что Гриш дрогнул, едва не выронив телефон. Да так и таращился беспомощно, пока шефа слабо, надсадно трясло. Наконец Рамси откинулся обратно, загнанно дыша, – и медленно приоткрывшиеся глаза бесцветно отблеснули в темноте.
- Шеф… – запнувшись, выдавил Гриш, затоптался на месте, как виноватый школьник. – Послушайте, я, честное слово, вчера испугался очень сильно, вы показались только, а потом раз и нет вас! – он бормотал торопливо и потерянно, то и дело косясь на нож. – А потом ещё и ребята сказали, что вы умерли, ну я и решил, что призрак померещился, и ходу оттуда, ну очень уж напугался, милорд, простите, пожалуйста…
Перемазанные кровью пальцы медленно сползли по рукояти, перехватывая крепче, – Гриш напрягся, готовый отскочить. Он как будто в упор не замечал перед собой полулежащего на земляном полу подростка: раненого, измученного, с мутным до бессмысленности взглядом – видел только окровавленную руку палача со свежевальным ножом. А ещё – намотанный на неё кожаный ремешок с заклёпками – смутно знакомый, Гриш помнил его, Гриш его где-то видел…
Видел на Вонючкиной шее.
Воздух застрял в глотке, а взгляд лорда Рамси – снизу вверх, безразличный и бесконечно усталый – показался вдруг Гришу настолько свихнувшимся от боли, что эта боль эхом отдалась где-то внутри, будто удар под дых – так, что мучительно захотелось откашляться.
- Я Гриш, охранник-стажёр… – добавил болтонский молодец зачем-то – уже совсем нелепо и беспомощно. – Вы меня в отряд приняли, мы праздновали, и я вас увидел случайно по дороге… Никто не знает больше, я не говорил, куда поехал.
Короткое, через силу, движение головой: кивнул. Услышал! Вторая рука шефа приподнялась с пола – сплющенный окровавленный кругляшок пули отблеснул между пальцев в свете мобильника – безучастный взгляд – и он выпал куда-то в солому.
«Вырезал ножом. Сам себе. Из бока», – промелькнуло у Гриша в голове – и тут же вспыхнули в воображении непрошеные картинки: в тёмном сарае, трясущимися грязными руками, наощупь – нож входит в плоть, раскрывает ее, обнажая… Розовое, алое, заполняется кровью, пласты мяса – как на прилавке, только это его собственный бок. И боль режущая, острая, как нож, ослепляет и сковывает, и хочется отдёрнуться и больше не касаться раны, а нож скребёт по пуле и не может подцепить…