...а мы - с Земли (СИ) - Серебро Гера. Страница 23
— Доброе утро, — раздался тот самый издевательски-приятный голос.
— Здравствуй, Гер, — за двоих ответил Рома.
— Как спалось?
— Замечательно.
— Воля, ты дополнительные инструкции получил? — как будто бы дружелюбно спросил утренний наблюдатель.
— Получил, — как будто бы дружелюбно ответил он, одновременно отсылая Роме злые смайлики.
— Рома, а ты?
— Да, Гер.
— Кстати, оденься. По новым правилам, вы не должны перед детьми без одежды ходить.
— Разумеется, Гер, — невозмутимо сказал Рома.
— И, кстати, в доме, в ванной, бритва лежит. Это такая штука, которой сбривают волосы. Тебе надо побрить, для начала, подмышки.
— Да-да. Конечно. Я читал. Фемина должна быть гладкой и какой-то там еще, — Рома задумчиво почесал кончик носа. — Гер. Я не понимаю. Я прошел отбор потому, что у меня развиты вторичные половые признаки. Зачем же мне теперь от них избавляться?
— Рома, опять ты за свое. Так надо.
— Но это не логично.
— Не ищи логики, просто выполняй требования, и все. Еще вопросы есть?
— Да нет, — пожал плечами партнер.
— Хорошо. И не забывай пользоваться косметикой. Воля, а тебе пора на пробежку.
Воля отправил Роме еще одну партию злых смайликов, но с матраса встал, и нехотя пробежал вдоль берега метров сто. Запыхался, вспотел, согнулся пополам и дальше пошел медленным шагом. Решил, что для первого раза этого более, чем достаточно, и с чувством выполненного долга вернулся в дом — переодеться.
Во время завтрака под тенью раскидистой пальмы, с детьми на вытянутых ногах, ему было показалось, что все не так уж и плохо, пока он не сообразил, что Ромы рядом нет. Партнер решил раздобыть бананов, для чего полез на соседствующую пальму. Длинное платье он не стал укорачивать, а перевязал узлом на боку, и таком виде добрался почти до середины ствола. Что возмутило наблюдателя — он немедленно велел поменяться, употребляя такие слова, как «Воля, ты — добытчик!» и «феминам не положено!».
Рома немедленно слез.
А Воля больше всего на свете боялся высоты. И обычно, еще два дня назад, он так и говорил: «Я боюсь высоты!», и все всё прекрасно понимали, но сейчас признаться Гере в слабости оказалось невыносимо. Он заранее слышал презрительную нотку в его голосе, мол, ах, Воля, что ж ты за самец такой, какой-то там высоты — и боишься! Да как же ты, голубчик, на гравиталете-то тогда летаешь, и как же тебе удалось с подобными данными конкурсный отбор пройти? А тебе бояться не положено, и ты должен — обязан! — сейчас же и немедленно страх побороть, иначе никакой ты не самец. Примерно с такими мыслями он переложил детей на матрас, уверенно подошел к пальме и задрал голову. Прищурился от солнца, задумчиво обошел ствол, решил, что соседнее дерево подойдет куда как лучше — бананы там еще не созрели, зато оно было короче раза в полтора. Переместился, обхватил руками ствол, подтянулся.
— Может, не надо? — робко спросил Рома. И даже панды на матрасе притихли, и Валя перестал сопеть — Воле казалось, что за ним напряженно следит весь мир, и сдаться сейчас, на пол пути, для него было равносильно позорному поражению в непонятном соревновании.
— Надо, — буркнул он, из принципа подтягиваясь все выше, и выше, и выше.
— Да не нужны нам эти бананы. Волечка, слезай.
— Нет, — упрямо ответил он.
На высоте около пяти метров голова уперлась в раскидистые листья. Воля сильнее стиснул бедра, убедился, что держится довольно устойчиво, открутил гроздь бананов и, не глядя вниз, крикнул:
— Рома, ты поймаешь?
— Кидай!
Бананы полетели вниз. Удар о песок он не расслышал, следовательно, партнер гроздь поймал. Теперь дело осталось за малым — всего лишь спуститься, но тут Воля совершил глобальную ошибку.
Он посмотрел вниз.
И взгляд от земли оторвать уже не смог. Первые секунды все было относительно нормально — Рома с бананами, песок, камни, боковым зрением улавливался матрас со спящей малышней, а потом земля вдруг стала отдаляться, пальма — удлиняться, партнер уменьшился, и все это угрожающе раскачивалось из стороны в сторону. В районе живота разлился холод, сердце забилось учащенно, мышцы как парализовало — Воля со всей дури вцепился в ненадежный ствол и затрясся всем телом. Казалось, еще немного, чуточку — и он полетит вниз, и всенепременно разобьется.
— Солнце, ты чего не слезаешь? — крикнул партнер.
— А-а-а-а, — тихо завыл Воля.
— Зая, с тобой все хорошо? — с волнением в голосе переспросил Рома.
Выдавить из себя хоть что-нибудь не получилось. Паника вовсю застлала глаза, дикий страх отдавался пульсацией в затылке, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет.
— Волечка, тут невысоко, не бойся, слезай, а я тебя поймаю! — как-то не очень обнадеживающе прокричал Рома.
— Воля, ты чего? У тебя акрофобия? А сразу почему не сказал? — подключился встревоженный голос Геры. — Вниз не смотри. Глаза закрой, а мы сейчас что-нибудь придумаем.
— Может, мне залезть и его снять? Он легкий, — теперь паническая нотка закралась и в голос Ромы. Он то смотрел на ребенка, крик которого набирал обороты, то на Волю; делал шаг к берегу, шаг назад, туда-сюда, туда-сюда, и в целом выглядел очень растерянным.
— А если оба сорветесь? Он же сейчас не соображает ничего. Нет, так рисковать не надо. Может, спасателей вызвать?
— А может, пальму подпилить?
— Может, на гравиталет его подсадить?
— А это мысль, — партнер, не мешкая, бросился к гравиталету, и уже через несколько секунд Воля услышал равномерный гул справа от себя. Чьи-то руки обхватили его за талию и сильно дернули, потом еще раз, и еще.
— А-а-а-а! — завопил он от страха, когда во время очередного рывка не удержал спасительный ствол. Руки разжались, опора потерялась, но угрожающая земля не стала приближаться, напротив, она неожиданно исчезла, и взору открылось безопасное черное дно гравиталета, обитое мягким покрытием — никогда еще Воля не был настолько рад его видеть. Рядом Рома, надежно пристегнутый ремнями, без умолку говорил что-то успокаивающее и гладил его по волосам; пелена перед глазами спала, сердце перестало болезненно ухать. Опустошенный и раздавленный, Воля свернулся на полу и наконец-то плотно зажмурил веки, сквозь которые опять сочились совершенно не самцовые слезы.
— Успокаивайся. Потом поговорим, — влился в голову голос Геры. И это «потом поговорим» ввергло его в окончательное уныние.
И появилось настроение только вечером. После восьми. Воля тогда стоял по колено в воде, с удочкой в руках, и делал вид, что рыбачит. Одновременно с Ромой они прервали трансляцию и посмотрели друг на друга.
— Бросай эту свою самцовую ерунду. Пойдем займемся действительно важными делами, — подмигнул партнер.
Уже не актуальная ультразвуковая удочка отлетела в песок.
— Лиса, лиса, ой ну надо же, опять лиса, лиса спит, лиса ест, лиса чешется… а у тебя есть что-нибудь помимо Фимы? Не то, чтобы мне неинтересно было на нее смотреть, просто…
— Ты первые сто пятьдесят взял или последние?
— Я вразброс иду.
— Тогда, пятьдесят шестое открой. Там не Фима, — раздраженно бросил Женя. Он вел себя страннее обычного: ползал по земле, ворошил листья и злобно что-то бормотал под нос.
— Хорошо, — Гера открыл искомое записанное воспоминание. Там был запечатлен человек, судя по всему, сильно разозленный — глаза выпучены, лицо перекорежено. Длинные черные волосы вуалью покрывали обнаженное тело, мускулистое. Он чем-то походил на Женю. — Это кто?
— Ара.
— А кто он? И почему такой злой?
— Это мой наставник. Собственно, я запечатлел его в тот момент, когда он выдал длинный монолог про печень, — прошипел Женя и встал на ноги. Гере почему-то показалось, что партнер сейчас сделает что-то нехорошее, уж больно взвинчено тот себя вел. На всякий случай отошел на пару шагов, а Женя двинулся на него и артистично замахал руками. — Ах, Женя, да я скорее вырву себе печень и сожру ее, чем еще раз с тобой свяжусь! Ты сволочь, Женя! Сволочь! — закричал он, коверкая голос, видимо, изображая того самого Ару. Пальцы запустил в волосы, отчего коса чуть разлохматилась, и показательно закатил глаза.