Эпилог к концу света (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 37

В итоге время разобраться с личной жизнью у меня появилось только на третий день к вечеру, как раз когда Шадир упросил целителей отпустить его домой под честное слово не рваться в ближайшие несколько дней на передовую.

– Уходишь? - полюбопытствовала я. – Пойдём, мне тоже пора. Заодно домой меня проводишь.

Шадир смерил меня странным – не то задумчивым, не то печальным, – взглядом, но всё же кивнул. Прoвожаться было недалеко, буквально пара домов, но чем не повод оказаться наедине?

Остановились у порога. Сбегать Шадир не спешил, но и в гости не просился, а я всё никак не могла определиться, надо мне от него что-нибудь или стоит поискать другого. Достаточно ли я зла на Чингара?

Впрочем, стоило вспомнить его тяжёлый взгляд и командный тон, и принять решение оказалось легко.

– Как рука? - поинтересовалась я, погладив кончиками пальцев рубец на плече Шадира. Тонкий, светлый, он был бы почти не заметен, если бы не нарушал собой идеальную симметрию татуировки. Придётся воину идти к старейшине, который этими закорючками ведает,и исправлять картинку – насколько я успела выяснить, обычная практика.

Мужчина опустил взгляд на мою руку, потом накрыл своей ладонью, прижал, глубоко и рвано вздохнул, на мгновение прикрыв глаза.

– Хорошо. Не болит, слушается. Тебя нам духи послали, не иначе.

– Зайдёшь в гости? - предложила я, второй ладонью оглаживая бок мужчины, с удовoльствием прослеживая прикосновением чёткий рельеф мышц.

– Сталь, это не лучшая идея, - неуверенно пробормотал он.

– А так? – усмехнулась я. Ухватила воина за височную косицу, потянула, заставляя нагнуться: всё же их рост доставляет массу неудобств.

Шадир подчинился. В первый момент, когда я его поцеловала, стоял истуканом, как будто боялся пошевелиться, но потом словно очнулся. Обхватил одной рукой за талию, вторую запустил мне в волосы. Тихо рыкнул – или застонал, когда я прижалась крепче и выразительно потёрлась о его бёдра. И я окончательно отбросила сомнения, убедившись, что прикосновения этого мужчины мне всё же приятны и тело на них отзывается.

А потом он вдруг прервал поцелуй, чуть отстранил меня, крепко удерживая обеими руками за талию,и проговорил – хрипло, вполголоса:

– Сталь, так нельзя.

– Почему? - не удержалась я от недовольной гримасы. Говорить не хотелось, поэтому я быстро нашла себе занятие поинтереснее: медленно, смакуя, провела языком вдоль линии узора на широкой груди, до плоского тёмного соска.

– Сталь! – простонал Шадир, схватил за плечи – и отодвинул ещё.

– Зелёна мать! – не сдержалась я. - Ну какого?! Что, сначала в шатёр и без вариантов? Оледенеть можно с вашими обычаями!

– Не в этом дело, – тяжело вздохнул он. – Это неправильно. Ты замечательная, очень трудно отказаться от твоих прикосновений и поцелуев...

– Но? – мрачно уточнила я.

– Но ты женщина вождя. Я уважаю Чингара, он мой друг. И это неправильно.

– Я – кто? - прoцедила тихо, гневно прижав уши.

– Ты удивительная женщина,ты ни на кого не похожа и...

– Ты сказал, что я женщина вождя, – оборвала я поток слов. - С чего ты это взял?

– Это сложно объяснить, - чуть смутился Шадир.

– Да уж постарайся! – рыкнула я, чувствуя в себе не просто готовность, но и желание убивать,и отчаянно борясь с этим стремлением. Войдель бы не оценил такой срыв.

Не оценил, я сказала. Поэтому – цыц! Держи себя в руках, Сталь. Кровавую пелену сморгнуть, следить за дыханием.

– Если мужчина желает забрать какую-то женщину, это... видно другим мужчинам. Появляется отпечаток его сущности, духа. Метка.

– А согласие женщины не обязательно?

– Метка ни к чему не обязывает, – поспешил заверить Шадир. – Если несколько мужчин добиваются одной женщины, меток может быть несколько,и выбирает именно она.

– Что, побеждает сильнейший? – уточнила угрюмо.

– Нет, нет, это не решается в бою, если только женщина того не пожелает, - он тряхнул головой.

– Тогда почему я – уже женщина вождя, если я его не выбирала?

– Ну... ты... - инчир замялся, но явно сообразил, что увильнуть не получится, поэтому вздохнул и продолжил, отводя глаза: – Я не хочу ссориться с Чингаром.

– Ясно, – кивнула я. - И остальные, надо думать, будут придерживаться того же мнения?

Удалось добиться нужного состояния отстранённости и концентрации, так что голос прозвучал ровно-ровно. Χолодная, взвешенная злость – редкое для меня состояние. Чингара можно поздравить: не припомню, чтобы кто-то доводил меня до такого в обычной, нормальной жизни. Всё больше в бою, в экстренной ситуации, когда пути назад нет и нужно действовать быстро и чётко.

– Скорее всего.

– И уж не в момент ли укуса такая метка ставится? – уточнила я, вспомнив наш с вождём первый раз.

– Что? - явно растерялся Шадир. - Какого укуса? Нет, зачем. Для этого даже прикасаться не обязательно.

– Ясно. Спасибо. Теперь можешь проваливать в Бездну.

– Сталь, я...

– Я неясно выразилась? – спросила холодно.

Шадир открыл рот возразить, но напоролся на мой взгляд и осёкся, после чего только медленно кивнул – и ушёл. А я осталась на пороге в глубокой задумчивости.

Вот, значит, как. Трусливые твари. С вождём они, значит, ссориться не хотят, ур-роды...

Ладно, желает Чингар войны и помериться принципами – получит. Эту «женщину вождя» я ему припомню, да так, чтобы на всю жизнь запомнил. Не верю, что всё получилось так случайно. Он прекрасно знал своих сородичей, знал их отношение к нему и умело этим воспользовался, лишив меня выбора. Раз на меня надавить не получилось – просто лишил вариантов. Он просто пока не догадывается, насколько сильно злят меня попытки загнать в угол. Ну ничего, я объясню.

Пока не знаю, как именно объясню, но что-нибудь придумаю. Убивать, конечно, не буду, не заслужил он этого, за упрямство не убивают – к счастью, потому что иначе я бы до своих лет не дожила. Но придумаю.

Правда, после этого мне однозначно придётся остаться без личной жизни, но да ладно, переживу как-нибудь. Не очень-то хотелось, и, видимо, не судьба. Пора признать, что это изначально была провальная идея,и принять местные правила игры. Любопытство удовлетворила? Удовлетворила. И на этом хватит.

Слишком далеко всё зашло. Вождь, похоже, решил, что я просто ломаюсь, пропустил мимо ушей все мои предупреждения и принялся вот так завоёвывать. Что ж, будет ему сюрприз. Между «в шатёр послушной женой» и «никак» я не задумываюсь выберу последнее.

– Стай,ты опять поругалась с Чингарoм? - устало приветствовал меня Микар.

– Пока еще нет, я его уже несколько дней не видела, - рассеянно отозвалась я. Смерила старейшину задумчивым взглядом и спросила: – А как у вас наказывают тех, кто сделал что-нибудь плохое? Бывает же такое. Ну там за трусость, за подлость, за ещё какие нехорошие дела – наказывают же, верно? Так чтобы не смертью, а именно позором.

– Ну... старейшины наносят говорящие о проступке знаки, - неуверенно, нехотя ответил мужчина. Он явно подозревал, что интересуюсь я не просто так, но повода не отвечать не видел. - Потом, если воин искупит свой проступок, можно исправить и узор.

– Что, и всё? А если женщина совершит что-то плохое?

– Так не бывает, - отозвался Микар, но столь неуверенно и неубедительно, что я даже внимания на это не обратила.

– А всё-таки?

– Ну... Если кто-то совершил что-то совсем дурное, его изгоняют из семьи и племени, обрекая на смерть, но такое редко бывает. На моей памяти – всего один раз, - ответил он. – Иногда, бывает, волосы отрезают – если поступок недостойный, но не настолько, чтобы татуировку править.

– Хм. А вот это интересно, – повеселела я. - У нас тоже так делают. Правда, одновременно с изгнанием из рода.

– Стевай, что ты задумала? – со вздохом спросил старейшина.

– Ничего такого, за что я бы не согласилась нести ответственность, - тряхнула я головой. – Пойду мыться, сегодня был трудный день.

Микар вновь тяжело вздохнул, но выяснять подробности не стал. А я с удовольствием прошла в ванную, чтобы отмокнуть в горячей воде и всё как следует обдумать, взвесив все «за» и «против». Стоит ли злость и обида такого шага? Заслужил ли Чингар своим поведением такую месть? Спорный вопрос. Скорее нет, чем да, всё же я намеревалась обойтись с ним достаточно жестоко, такое не прощают. Да только мне именно этого и надо: оскорбить вождя так, чтобы и думать обо мне забыл как о женщине.