Легендарный (СИ) - Бондарчук Максим Сергеевич. Страница 24
Затем Инструктор отдал приказ технику - мужчина накинул на глаза защитную каску, аккуратно прислонил синее пламя к металлу и стал медленно водить им по подготовленному трафарету, выжигая имя и фамилию. Потом символ Клана - Голову Волка, оскалившуюся на своего врага, и шесть пятиконечных звезд на заднем фоне. Пламя мерно двигалось по блестевшей поверхности броневой пластины. Накаляло ее до красна, потом, словно ласково поглаживая, тянулось все дальше и дальше, пока необходимая информация не была нанесена на отведенный участок.
Когда аппарат заглох и техник смог снять защитную каску, выжженная надпись все еще была красной. Глаза волка, казалось, были налиты кровью, а сам он вот-вот вырвется наружу и вцепится в горло кому-нибудь из нас.
- Ты свободен. - сказал Инструктор технику-вольняге, а потом обратился ко мне. - Теперь начинается твоя новая жизнь, Эдвард. Ты знаешь, что должен делать. Кровь в твоих жилах подскажет тебе. Это память - она ничего не забывает.
Глава 10
Х
Офицер отложил бумаги в сторону. Запись была сделана. Глазами он в последний пробежался по только что подписанному документу и сразу обратился ко мне.
- Знаешь, что это?
Я отрицательно покачал головой, глядя в окно на черные вершины Саркаститовых высот.
- Ты даже не посмотрел на них.
- Честно говоря, мне все равно, даже если я и знаю, что там написано.
Офицер ничего не ответил. Встал со своего кресла. Спина жутко болела - шел второй час допроса и усталость давала о себе знать.
Потом прошел по периметру кабинета, смерив шагами каждую стену, остановился возле картотеки, открыл одну из полок и стал копаться в пожелтевших бумагах, выискивая там что-то особенное.
- Тут даже ночь красивая, - заговорил я, не отрывая взгляда от окна. - Там, внизу, всего этого не видно. Одни каменные стены, да вопли сумасшедших. Я рад, что попал к тебе сюда. Здесь хорошо.
Офицер на секунду остановился, перестав перебирать пальцами многочисленные ярлыки и папки, потом посмотрел искоса в мою сторону и снова принялся за дело.
- Может быть. Я никогда особо не присматривался - одни сплошные камни. Что в них может быть интересного? Ты же помнишь нашу планету-полигон, где мы проходили обучение? Это же один сплошной булыжник. Я вдоволь нагляделся на такие пейзажи еще там, а уж здесь и тем более.
Потом он вытащил одну из толстых папок, перевязанную поперек синей лентой и следом громко захлопнул полку, развернувшись и зашагав к себе за стол.
- Я не зря спросил тебя, знаешь ли ты что это? - он опять поднял лежавший на столе документ. - Это только прелюдия, а вот это... - потом взял во вторую руку найденную в картотеке папку, - отчет трибунала по твоему делу. Я вчера немножко ознакомился с ним. Признаться честно, мне до сих пор не ясно как ты избежал смерти.
- Это было давно. - коротко ответил я.
- У нас много времени. Ночи здесь длинные.
Я посмотрел на офицера.
- Могу подняться? У меня ноги затекли, да и хочу поближе посмотреть на эти горы.
Мужчина одобрительно махнул рукой, хотя подобное во время допроса было категорически запрещено. Бояться ему было нечего. Он знал, что охрана за дверью и в случае чего примет меры. Даже если его возьмут в заложники, судьба беглеца будет решена очень быстро.
Я не без удовольствия выпрямился во весь рост. Наклонился назад, повернувшись вправо и влево несколько раз, заставив мышцы заныть. Затем сделал шаг по направлению к окну и замер на том же месте, глядя на папку с записями трибунала.
- Неужели так много?
- Тебя это удивляет?
- Совсем чуть-чуть.
- А вот меня - нет. Ты убил двух вернорожденных. Офицера и бойца из его звена. Судя по записям - очень хорошие пилоты. Убил на пятый год службы, прямо в его кабинете, а потом застрелил подчиненного, задержавшегося в тот день до полуночи в ремонтном цеху. - мужчина замолчал на пару секунд, переворачивая страницу. - Здесь написано "хладнокровно и расчетливо". Все так и было?
Я приблизился к окну и смотрел прямо перед собой, наблюдая как оживают пики гор, все еще освещаемые каким-то внутренним светом, поднимавшимся из-под земли.
- Это произошло очень давно. Я же тебе говорил. Слишком много воды утекло с той поры.
- Но ты помнишь? Я знаю, что ты все помнишь. Это читается в твоих глазах, в том, как ты пытаешься не реагировать на все услышанное сейчас. Следствие так и не выявило точных мотивов тех убийств, хотя и потратило на это много усилий и времени. Тебе назначили судебно-психиатрическую экспертизу, но она не нашла никаких отклонений, и это при всех имевшихся прямых и косвенных уликах, а значит трибунал должен был назначить высшую меру наказания.
- И что?
- Но ты жив! Ты здесь, рядом со мной, стоишь всего в паре метрах от меня и смотришь в окно. Я хочу знать почему так произошло.
Наконец, я оторвал взгляд от темных гор, где начали зарождаться первые песчаные вихри. Развернулся к своему собеседнику и протянул, закованные в толстые наручники, руки.
- Может снимешь? - спросил я, уже зная ответ.
- Нет, старик, не в этот раз.
Потом опять посмотрел в окно и заметил, что скоро будет буря.
- С чего ты взял? - спросил офицер, не спуская с меня глаз.
- Вихри. Они как буревестники на море - первые признаки приближающейся бури. Я видел такое раньше, когда работал на грузовом трейлере. Мы как раз транспортировали оборудование на одну из таких планет, и уже по прибытию на верфь и последующей разгрузке, я мог своими глазами видеть как формируются настоящие бури, начинавшиеся как простой ветер, но уже спустя несколько часов стеной смерти проносившиеся по поверхности планеты, снося и уничтожая все, что попадалось им на пути. Здесь будет нечто подобное.
Офицер согласился.
- Ты прав. На сегодня передавали начало нестабильности в погоде. - потом наклонился к столу и продолжил читать отчет трибунала. - "Проник в ремонтный цех и со стороны черного входа и, воспользовавшись отвлеченностью пилота, напал на него со спины..."
Он зачитал еще несколько протокольных строк, после чего посмотрел на меня, ожидая моих комментариев ко всему услышанному.
- У меня были на то причины. Весомые. Личные. Конечно, я бы мог оформить все официально и законно, вызвать по очереди каждого из них на поединок, обвинив во лжи и поставив на кон свою честь, но это заняло бы слишком много времени, да и зарождавшийся в то время конфликт между Кланом Волка и Отпетыми не позволял этого сделать, поскольку хан запретил подобное на время войны, разумно посчитав, что терять ценные кадры вне боя - это слишком большое расточительство.
- Ты мог подождать.
- Мог, но не хотел. Я терпел их оскорбления довольно долго, чтобы дать этому сойти на нет.
Офицер спросил прямо.
- Причина?
Я улыбнулся.
- Забавно. Ты говоришь как и те люди, что допрашивали меня в то время. Прямо один в один.
- И все же. - офицер продолжал настаивать.
- Наверное, - начал я, - незачем тянуть это с собой в могилу. Все равно те, кто так или иначе был с этим связан давно на том свете или скоро туда отправятся. - Потом я сделал небольшую паузу, вновь обратив внимание на яркое свечение на пиках гор. Оно пульсировало, как будто оживало, потом вдруг поблекло, словно собиралось окончательно погаснуть, но следом разгоралось ярче обычного, разбрасывая томное освещение в разные стороны. - Все началось со слухов. С момента Аттестации прошло полных четыре года, я служил в штурмовом звене и к тому времени хорошо знал тех, с кем воевал на протяжении последних лет. Мы все еще были мальчишками, пусть повзрослевшими, циничными, каждый со своими принципами и плохими чертами, но все же мальчишками. Кое-кому едва стукнуло двадцать, кто-то было старше на несколько лет и уже имел офицерское звание. Я мало обращал на это внимание, концентрируясь на схватках в которых мне приходилось участвовать. В одном бою мне удалось уничтожить две вражеские машины. До сих пор не знаю как меня тогда не убили, но по возвращению на базу, я получил награду и личное одобрение командования. Мне сулило хорошее продвижение по службе. И это уже тогда, в двадцать с лишним лет! Я гордился этим. Не хвастался, но и не пытался скромничать, особенно, когда приходилось говорить об этом напрямую. В один момент я услышал разговор в коридоре. Я шел по своим делам, возвращаясь из бокса, и вдруг поймал в воздухе свое имя. Остановился. Прислушался. Пилоты разговаривали неподалеку, один из которых говорил обо мне. Сначала я не придал этому значение. Зависть среди молодых пилотов в то время была обычным делом. Юношеский максимализм, попытки показать себя с лучшей стороны, чем кто-либо. Все это было. Но потом я стал слышать как меня обвиняли в каких-то несусветных вещах. Что я и не пилот вовсе, что во время Кровопускания Инструктор помог мне, что он специально подстроил все таким образом, чтоб моя машина оказалась на поле боя позже всех остальных, когда из-за дыма и взрывов нельзя было рассмотреть кто куда стреляет и по ком. Дошло даже дело до того, что однажды один из них назвал меня вольнягой. Мы сцепились прямо в столовой, завязалась драка, я нанес ему несколько ударов, но вбежавшая охрана и пилоты по старше растянули нас, не дав поубивать друг друга. С той поры все только усугубилось. Ложь обо мне расползалась, как вонь от дохлой лошади. Сначала я пытался оправдываться, потом перестал делать и это, смирившись, что на время войны с Отпетыми мне не разрешено вызвать на поединок этого недоноска.