Легендарный (СИ) - Бондарчук Максим Сергеевич. Страница 35

- Думаю, я готов тебя подлатать.

Мира ушла, так и не обронив на прощанье и слова, а я продолжал думать над тем, что только что говорил. Ее образ был во мне. Всегда. Собранный из осколков лиц и движений, черт характеров и голосов. Я представлял свою мать идеальной, такой, какой была Света, какой были все те девушки, что появились в этом мире путем слияния одних и тех же изначальных компонентов. И только так я мог все еще походить на простого человека.

- Приступим, - прохрипел доктор, беря трясущейся рукой хирургический скальпель. - Не бойся, скоро дрожь пройдет и я буду в норме.

Лицо было изуродовано до неузнаваемости. Несколько месяцев боев сделали свое дело. Ни одного живого места, клочка кожи или мяса. Все испытало на себе страх и ужас кулачных сражений на самом дне ямы. Я зарабатывал и избивал, зарабатывал и избивал, потом брал кипу окровавленных денег и нес ее доктору, что своими толстыми руками, держа скальпель, вырезал из плоти металлические осколки, оставленные самодельными кастетами моих противников. К концу первого месяца я перестал чувствовать боль. Даже в самые трудные минуты, когда я падал вниз, сбитый с ног ударами оппонента, мне не было больно. Я смеялся, а в ответ получал еще сильнее. Хохотал, как умалишенный, и на меня набрасывались с новой силой. 

День за днем.

День за днем.

Гонг. И победа в моих руках. Опять пальцы крепко сжимают купюры. Противник уползает в свой угол и грохот оваций проносится по металлическим трибунам. Мое лицо стало каменным, выщербленным. Хрящи на кулаках стерлись. Наконец, наступил тот момент, когда выходить против меня было некому. Страх и ненависть сделали свое дело. Бродяги боялись меня, боялись моего внешнего вида, ставшего чем-то потусторонним, пугающим, не похожим на человека.

- Тебе надо остановиться, - говорил док в который раз зашивая меня после боя. Он был пьян, что очень сильно удивило, ведь за подобным я его раньше никогда не замечал. Изо рта несло перегаром, глаза блестели как после дозы и язык, едва переваливаясь с одной стороны рта на другой, был бледным. - Мы уже подходим к Эль-Данго. Осталась пара дней.

- На кого я похож? - вдруг спросил я его, подняв лицо к горевшей лампе.

- На безумца, ненавидящего самого себя сильнее, чем тех моряков с которыми он дерется.

- Я не хочу чтобы там меня узнали. Теперь я другой.

- Да, ты очень сильно изменился за это время. По правде сказать, мне будет жаль потерять такого пациента.

- Ты уже хоронишь меня?

Доктор отложил скальпель.

- Я - доктор, малыш, я в чудеса не верю. Эль-Данго - плохое место. Там гибнут люди.

- Люди всегда где-нибудь гибнут.

- Нет, малыш, - он отрицательно покачал головой, - смерть бывает разной. Есть огромное отличие между: умереть в машине, сражаясь за идею, за Клан, за честь, и совсем по-другому - умереть за прихоть зажравшихся чудаков, которым некуда девать свои деньги. 

- Я буду драться за свою свободу.

- Благородная цель, - док опять взял скальпель.

- А ты, - я обратился к нему. - Ты не хочешь отсюда уйти?

- Не могу.

- Как это так?

- Долгая история. Она тянется из самого глубокого прошлого.

- У нас есть время. Мне хочется услышать.

- Ну, - он вдруг замялся, все еще держа в руках скальпель и пытаясь вырезать им из брови торчавший осколок. - Я родился вольнягой на севере небольшого городка Каппелан-2, основанного за двенадцать лет до моего рождения группой поселенцев, прибывших туда после вторжения Кланов. Там было тепло, много пресной воды, хороший климат - идеальное место для зарождения и развития жизни. Возле базы росли высокие размашистые деревья, чьи кроны были похожи на настоящие живые произведения искусства. Их ветви уходили сначала в стороны, а потом вверх, формируя таким образом причудливый образ на подобии короны древних царей. Будучи ребенком я часто играл возле них, поглядывая на птиц-литьеров, гнездившихся на них целыми стаями. Отец был врач - это и предопределило мое будущее. Каждое утро он брал меня с собой в госпиталь лечить больных рабочих, вкалывавших по двенадцать часов на полях и шахтах, где добывался ценный минерал из которого можно было извлекать энергию. Мне нравилось копошиться рядом с ним. Вначале он ругался и требовал от меня строгости и дисциплинированности во всем, но потом смирился, видя мою тягу к анатомии, биологии, химии. Я многому у него научился, старик умело подогревал мой интерес к науке, к знаниям. К двенадцати годам я уже помогал ему в операционной, подменяя иной раз медсестер, потом, когда стал еще старше, начал вести прием за него. В один прекрасный день он умер - не проснулся, так и оставшись лежать в своей кровати, подложив ладони под голову, будто бы готовясь проснуться с минуты на минуту. Мать похоронила его, но уже через три недели слегка с неизвестной болезнью, которую я так и не смог вылечить. Не дожив до своего совершеннолетия, я остался круглым сиротой и единственным человеком на Капеллане-2, который мог принимать и лечить больных. Этим я и занимался, пока через четыре года на планету не прилетели волки. Я до сих пор помню ту самую эмблему на броне машин, выжигавших разросшееся поселение лазерами и буквально втаптывая дома своими огромными ступнями. Нам ничего не сказали, не было никаких требований. Только яростное уничтожение, после которого на месте Капеллана-2 остались лишь руины. Выживших было немного - несколько десятков человек, закрывшихся в одной из шахт, оставались там несколько дней, пока голод и жажда не заставила их выйти наружу. Потом был плен, допросы, выдворение за пределы планеты и скитания по системе в поисках хоть какой-то работы и пропитания. Спустя несколько месяцев, пребывая в буферной зоне пиратских доков, мне удалось познакомиться с одним незнакомцем. Он представился купцом и обещал вытащить меня и моих друзей из той проклятой дыры, куда нас закинуло по воле судьбы и где мы торчали уже вторую неделю. Он говорил много, все время что-то обещал и никогда ничего не требовал взамен. Я повелся на эти уговоры и дал свое согласие, а когда вступил на борт его корабля, понял, что обратной дороги уже нет. Капитан - работорговец. Жадный, алчный. Мы все здесь его рабы. Уже много лет я не схожу с корабля просто потому, что не могу этого сделать. Были попытки побега, но меня всегда находили и возвращали обратно. Мира тоже знает об этом, но женщине удалось завоевать симпатию этого ничтожества и теперь ей позволено немного больше, чем остальным, хотя она так же в оковах. У него есть отряды - гончие. Цепные псы, которые следуют по пятам за всеми, кто убегает с его корабля. Они не останавливаются, пока не отыщут свою жертву, а жить в постоянном страхе, что вот-вот эти металлические твари найдут тебя... нет, уж лучше такая жизнь, чем постоянное бегство. Мне неприятно сообщать тебе, малыш, но твой Инструктор продал тебя. Не знаю, стоило ли сохранять тебе жизнь таким образом или все же нужно было принять неизбежное...

Затем доктор потянул скальпель на себя - боль слегка дала о себе знать, вытащил небольшой треугольный осколок и положил его на стол.

- Он ничего не сказал об этом.

- И правильно сделал, - док вновь принялся за дело, - вернорожденный... существо взращенное из лучшего материала Клана и обученный для схваток и боев на передовой во имя своей стаи. Что может быть более унизительным, как превратиться в раба? Наверное, ничего. Скажи он тогда это тебе, ты бы наверняка предпочел смерть такой участи, а он по какой-то неведомой мне причине не хотел этого.

Наконец операция была закончена. Лицо напоминало кровавый бифштекс, исполосованный скальпелем и перемотанный со всех сторон бинтами и пластырем. Вид был очень страшным и следующие несколько часов, пока затягивались раны и следы от хирургического вмешательства, я сидел в кресле и слушал врача. Он протрезвел от дурмана, стал походить на нормального человека, немного уставшего от всего и вся, но все еще верящего в какой-то светлый исход своего существования. Рассказывал про семью, про дом, которого лишился по вине Клана Волка. О том, как мечтал отомстить за всех погибших в том столкновении, но вскоре смирился со случившимся.