Fallout: Equestria (ЛП) - "Kkat". Страница 448

Он взревел.

Я была ослеплена взрывом зеленоватого пламени. Боль была за пределами невыносимой. Я закричала, мои лёгкие наполнились огнём. Я чувствовала, как моя кожа пузырится и, сгорая, пеплом уносится прочь.

Я попыталась удержать в голове свои самые драгоценные воспоминания — воспоминания о Хомэйдж. Но одно за другим эти воспоминания сгорали, как и моя плоть, пожираемые пламенной агонией. Пока не осталась всего лишь одна мысль. Память о последних словах Хомэйдж, как диджей Пон3 через пустошь обращавшейся ко мне.

Ты моё послание.

А потом исчезла и она. И вообще всё. Даже боль.

Заметка: Максимальный Уровень.

<<< ^^^ >>>

Глава 45. Добродетель Литлпип

«Но лишь в конце пути Обитательница Стойла постигла истинный смысл величайшей из добродетелей — самопожертвования.»

Самопожертвование.

Пустошь будет стараться сломить вас, превратить в монстра и лишить желания бороться. Пустошь… и в меньшей степени сама жизнь. Каждый день — сражение с силами, одна сделка с совестью за другой уничтожающими хорошее в вашем сердце. Конечно, хорошо иметь мотивы, цель, но я повидала и многих, кто, будучи верен лишь им одним, в итоге серьёзно сбивался с пути. У каждого пони есть добродетель, понимают они это или нет. И именно ваша добродетель и ваши друзья — ваша самая лучшая защита.

Рейдеры — это те, кто не смог выдержать разрушающее влияние Пустоши. Вельвет Ремеди была не права: у них есть причина существовать. Эта причина — Пустошь.

Я наконец нашла свою добродетель. Я должна была понять это ещё тогда, когда заглянула в зеркало души. Но я была слишком поражена тем, что увидела — перемазанную кровью умирающую рейдершу — чтобы понять, что зеркало на самом деле показывало мне: мой первый раз, когда я являлась истинным воплощением духа самопожертвования. Когда я, лишённая шанса выжить, встала между беспомощным караваном и пегасом-рейдером, как я верила, задумавшим вырезать его.

Тем "рейдером" был Каламити. И тот момент ознаменовался первой и самой близкой дружбой, которую я знала. Я должна была узреть правду в зеркале, и лишь Пинки Пай помогла мне в этом, научив правильно смотреть, чтобы увидеть.

Ты просто неправильно смотришь, сказала она мне, указывая на зеркало, но не на моё отражение. Указывая на приближающийся караван и семью, на защиту которых я встала. Посмотри, что у тебя за спиной.

Моя добродетель — это самопожертвование.

Я верю в Пинки Пай, свет и радуги. Но я думаю, что из всех Кобыл Министерств я чувствовала самую большую связь не с Пинки Пай, а с Рэрити, кобылой, чьим последним жестом было спасение её самого дорогого друга. Той, что расщепила свою душу ради тех, кого любила.

В моих чувствах нет ничего удивительного, ведь самопожертвование и щедрость тесно связаны между собой. Но щедрость — более великая добродетель. Я не щедра. Я никогда ничего не предлагала, кроме самой себя. И, если подумать, моя жертва часто была эгоистична, была средством защиты тех, кого я люблю, от вреда, даже если на встречу с оным у них было полное право. Мои промахи в Филлидельфии — возможно, самый жестокий пример этого.

После последней беседы с Красным Глазом я начала понимать, что похожа на сверхзаботливую мать, не дающую вырасти тем, кого люблю. И только сейчас, наконец, я научилась отпускать. И тем не менее, это было самым тяжёлым и болезненным, что я сделала. Послала друзей в сражение против Анклава, а сама осталась… отправила Дитзи Ду, дух смеха и одну из самых прекрасных душ Эквестрийской Пустоши, на линию фронта… моё сердце просто разрывалось на куски, ведь я не только позволила другим жертвовать собой, я их попросила об этом!

Нет, я не была по-настоящему щедра. Я не Рэрити и даже не Красный Глаз.

Не была я и Эпплснэком. Самопожертвование находится где-то между щедростью и упорством — между желанием отдавать, дабы это не пришлось делать другим, и стремлением никогда не сдаваться, несмотря на опасность и риск.

Я не в силах выразить всю благодарность моим друзьям. Они направляли меня, защищали и позволили моей добродетели стать тем, что могло, без лишней скромности, спасти Эквестрию. Без моих друзей...

Добродетели могли быть запятнаны, превращены в исковерканные тени самих себя. Это правда, которую я видела в других и в самой себе. Без поддержки дружбы самопожертвование становится саморазрушающей ложной добродетелью, заставившей меня слепо покинуть Стойло Два, даже если часть меня полагала, что всё, что я найду за дверью — это забвение. Я содрогаюсь от мысли, что бы стало со мной, если бы я не встретила Каламити.

Без духа дружбы, способного осветить путь, легко потеряться. Я наблюдала подобное, а также была свидетелем и гораздо худшего.

Монтерей Джек покончил с собой. Это было не самопожертвованием, ни даже его запятнанным проявлением, а её эгоистичным абсолютным отсутствием. Монтерей Джек отринул всё, даже собственных детей, потому что не мог принести даже самую простую из жертв: жить.

Эгоизм постоянно твердит нам, что в жизни гораздо важнее иметь что-то, получать что-то новое и при этом не страдать именно нам, а не кому-то другому. Просто потому, что своя шёрстка ближе к телу. Что же касается щедрости… это не иммунитет к таким порывам, нет. Но это возможность противостоять им, давать что-то другим, зная, что при этом потеряешь то, что принадлежит тебе.

Пожертвовать — значит рискнуть тем, что ты ценишь больше всего. Даже, если кто-то готов отдать это вместо тебя. И особенно в этом случае, дабы никому больше не пришлось принести эту жертву.

Я шагнула в огонь не ради себя, а ради шанса спасти жизни, устранить причину следствий войны, дать пони Эквестрийской Пустоши что-то ценное, жизненно важное, украденное у них.

Я надеялась, что могла подарить им всем лучший мир. И в тоже время я не могла не задаться вопросом: был ли это мир, в котором нашлось бы место мне?

Зеркало показало мне мою добродетель, но я не заметила её, отвлекшись образом того, кем я стала. Все жизни, которые я спасла, не могут смыть кровь с моих копыт или остановить кошмары, порождённые всеми теми ужасами, что я видела. Когда Смотрительница пригласила меня назад в Стойло Два, я отказалась. Я знала правду. В тот день я вкусила добродетель самопожертвования и узнала её такой, какая она есть.

Но я не думаю, что в полной мере понимала смысл самопожертвования до этого дня. Дня, когда я умерла.

* * *

Я умерла.

Я вспоминаю, где я впервые увидела Вельвет Ремеди. Супружеская пара, живущая напротив моей матери и меня, отправилась посмотреть шоу "Лучших Молодых Талантов" в Атриуме, оставив своего маленького жеребёнка с няней.

По словам няни, она отвлеклась лишь на мгновение, но за это время малыш поскользнулся в ванной, ударился головой и наглотался воды. Она стала звать на помощь. Клинику от этого места отделяло несколько залов, смежных с Атриумом, и медпони прибыли менее чем за минуту. Минуты через четыре здесь была уже чуть ли не половина Стойла, включая Вельвет Ремеди, которая пела в тот момент, когда распространилась новость. Она оборвала свою песню, устремившись вместе с родителями и зеваками к жеребёнку, чтобы увидеть, будет ли он спасён.

Жеребёнка откачали. Мать рассказывала (каждому, кто хотел послушать, и не раз), что малыш пребывал в состоянии "клинической смерти" в течении двух минут. Я вспоминаю, как думала, до чего же была красива Вельвет Ремеди, когда попыталась последовать за медпони, забравшими того жеребёнка в Клинику, и была выпровожена вон. Если подумать, то именно тот вечер послужил толчком ко всему.

Я умерла. И я вернулась.

Вера не требует слепоты воли или догматической глупости. Я знала, что, шагнув в пламя, я почувствую боль куда большую, чем испытала за всю свою жизнь, и почти наверняка умру. Но я знала, что есть шанс, всего лишь шанс, что смерть можно... пережить. И Пинки Пай обещала мне солнце и радуги. Вера требует того, чтобы вы рискнули. Иногда, чтобы рискнули всем.