С - 2 - Александрова Марина. Страница 23

Как деловая целительница, я взяла с небольшого столика у противоположной стены листок бумаги, и легко начеркала на нем: «тра-та-та, тра-та-та». После чего сунула его в корзину для вышивания, что стояла на небольшой тумбочке рядом. Корзина легко завибрировала с подачи дворца и раздался характерный щелчок об «отправке».

— Он тут же придет, я знаю, — уверенно заявила девушка.

А, я подумала о том, что же мне с ней делать после? Что за дурные бабы нынче попадаются?

Ну, дворцу тоже не терпелось поучаствовать в пьесе, потому совсем скоро дверь в комнату распахнулась и на пороге замер Элтрайс Дриэлл собственной персоной, точно такой, каким помнила его девушка. Приодетый по последней моде Алании в ярко голубую с серебристыми полосами тогу, очертаниями своими он напоминал мой студенческий матрац.

— Ани! — воскликнул прекрасный мужчина в непотребном одеянии. Где дворец взял сей фасон, мне оставалось только догадываться. Но, похоже, кто-то из постояльцев считал это сочетание чем-то невероятно модным и дорогим. Надеюсь, не мой внучек…

«Элтрайс» с невероятной скоростью пронесся мимо меня, и замер у постели больной. Надо было видеть, с каким лицом он смотрел сейчас на девушку, какой искренней болью были наполнены его глаза.

«Халтура», ехидно подумала я, оценивая актерские навыки древнего пакостника. На эту мысль получила весьма неожиданный взгляд от своего давнего врага, который могла бы расшифровать как:

«Ну, и че? Зато мне весело»

Взгляд был мимолетным и Элли, она же Ани, его попросту не заметила.

— Наконец-то ты очнулась! — тем временем начал говорить мужчина то, что подсознательно ожидала от него девушка. — Ты просто не представляешь, как я переживал! Боги, девочка моя, — упал на колени «Элтрайс», нежно целуя тонкое запястье девушки, — я так испугался за тебя.

— Но, ты ни в чем не виноват, — промямлила больная, — я сама захотела помочь тебе! Пусть не так, как мы рассчитывали, но хотя бы ненадолго ты мог быть собой. Кто же знал, что та идиотка откажется…

— Прошу тебя, не волнуйся так, — точно молодой и не вполне адекватный влюбленный, лепетал мужчина, даже не пытаясь встать с колен. — В этом никто из нас не виноват. Я люблю тебя, ты же знаешь? — с надеждой во взгляде, посмотрел он на Ани.

«Боже милостивый, о чем мы бабы мечтаем?», устало подумала я, наблюдая за развернувшейся сценой.

— Так, теперь вы расскажете мне, что последнее помните, прежде, чем потеряли сознание? — стараясь скрыть раздражение, как можно более ласково, поинтересовалась я.

Девушка с немым вопросом во взгляде, посмотрела на своего возлюбленного, точно спрашивая у того дозволения.

— Конечно, милая, расскажи все, что помнишь. Фертруня уже знает обо всем, — как он меня назвал?! — Она лучшая целительница империи и помогает мне. Именно она так замечательно позаботилась о тебе, — и снова этот невероятный щенячий взгляд, обращенный к девушке.

Эллиана глубоко вздохнула, точно собираясь с силами, и заговорила.

— Этрайс потерял силу своих крыльев почти триста лет тому назад, вы же знаете?

Кто бы знал, чего мне стоило утвердительно кивнуть в ответ.

— Конечно, — продолжая улыбаться, сказала я.

— Мы познакомились, когда я заканчивала магический Университет. Он заметил меня, потому, как я была лучшей студенткой на потоке…

— Нет, девочка моя, — перебил ее «Элтрайс», — потому, что ты была самой красивой лучшей студенткой на потоке, — ласково улыбнулся мужчина, получив в ответ точно такую же зеркальную улыбку.

— Предложил мне работать на него по завершении учебы, и я с радостью согласилась. Это было такой честью, тогда я еще не знала, какая несправедливость случилась с ним. Он великий деятель нашей империи, человек с невероятным сердцем и умом, я не могла не полюбить его…

— Конечно, ведь первым полюбил тебя я.

«Хочу солененького», подумала я, решив, что от такого обилия патоки у меня скоро одно место слипнется.

— Тогда я узнала о его беде. Это могло отразиться на империи, на всех нас! Трайс показал мне кое-какие исследования, что ему удалось найти в храме Первородных, вы же видели их?

Очередной кивок, как кинжал в сердце.

— Я случайно узнала, что он пытается провести эксперимент…

Когда соучастник говорит, что «случайно узнал, но решил остаться» это не делает его жертвой. Это попытка оправдать себя, не более. И, что-то мне подсказывает, не первый раз Трайс проводил такой вот «эксперимент».

— Ему нужна была сила, которая смогла бы прижиться в нем, и не было лучше варианта, чем попробовать взять ее для этого у существа, которое было бы связано с ним кровью…

Я не знаю, как я продолжала стоять на ногах. Мне казалось, что все вокруг меня пришло в движение. Стены вокруг то сужались, то расширялись. Во рту встала горечь. Меня нестерпимо затошнило. Я отчаянно молила себя дослушать до конца! Я должна была это сделать!

— Та рабыня, она идеально подходила для первого эксперимента. Энергетическая структура была идеально нейтральна, таким образом ребенок мог унаследовать энергетическую структуру отца. Все, что требовалось от нее, это добровольно отдать малыша. Во всяком случае, именно из этого исходили те, кто занимался этой работой прежде. Добровольное согласие, вот, что важно.

«— Вся соль, прости Соль, в желании, понимаешь?» слова, сказанные целую вечность назад, прозвучали на краю сознания, точно Зорис прошептал мне их на ухо только что, здесь и сейчас.

— Она отказалась, представляете?! После всего, что он для нее сделал! Из какой грязи вытащил, она сказала — нет! — тем временем продолжала говорить эта женщина. — Трайсу было очень плохо на тот момент, потому я сама предложила ему попробовать…

— Что? — механически спросила я.

— Я предложила ему попробовать взять часть силы у меня, чтобы мы смогли вместе найти выход, — невинные голубые глаза смотрели на меня так, точно она только что рассказала мне, какой чудесный денек сегодня.

Я непросто вышла из уютных стен дворца, я бежала изо всех сил, потеряв свои сандалии где-то на пол пути. Мне необходимо было выйти наружу. Всего один глоток воздуха! Настоящего, не такого как тут, живого! Без магии и иллюзий! Просто воздуха! Когда стены истончились прямо передо мной и сомкнулись за моей спиной, когда все галереи пещеры остались позади, а мои ступни увязли в ледяном белом песке, я сделала вдох. Казалось первый настоящий вдох. Обжигающе холодный воздух болью ворвался в мои легкие. И я закричала. Казалось, я не могу остановиться. Перестать кричать, значит умереть. Это значит, что мое сердце разорвется в груди от той боли, что там так давно хранится лишь увеличиваясь день ото дня. Я упала на колени, когда по моим щекам побежали горячие слезы, и словно ища поддержки, ухватилась за ближайший от меня камень.

— Как они могли, — кричала я, — как они могли?!

У кого я искала ответ? От кого пыталась услышать его в эту стылую ночь? Невозможность причинить боль другим, вылилась в то что я била рукой о камень, сдирая кожу, размазывая собственную кровь по его поверхности. Я хотела, чтобы хотя бы так, боль моей души вышла из моего сердца. Пусть болит тело, но не сердце. Только не оно! Моя и Кирана любовь к нашему сыну, тому единственному человеку, без которого было страшно дышать. Осознание потери которого, заставляло искать способ расщепить собственную суть! Во что они превратили нашу любовь?! Во что…

На этой мысли меня вырвало.

Сколько я так провела в объятьях ледяной ночи Элио, я не могла сказать точно. Кто бы знал, как я устала разочаровываться в тех, ради кого была создана. И, всякий раз я искала повод, чтобы поверить в них вновь. И, мне было достаточно любой, самой крошечной искры надежды, чтобы вновь тянуться к своему предназначению. Это ненормально. Я размышляла над тем, что сделала природа этого аланита с этими женщинами. Как его «флер» изуродовал их восприятие мира. Были бы они такими же, если бы рядом оказался не «невообразимо прекрасный аланит», а простой мужчина им под стать? Или же он осознанно искал более податливых дурех, которые теряли рядом с ним остатки разума, готовые отдать последнее и поступиться любыми общечеловеческими понятиями ради него? А, еще, я боялась узнать однажды, сколько их было таких на его пути. Сколько таких «терез» так и не пришло в себя? Сколько «эрт» отдали ему своих детей? Сколько было жертв лишь потому, что я так сильно любила свое дитя, боясь потерять его однажды…