На Востоке (Роман в жанре «оборонной фантастики») - Павленко Петр Андреевич. Страница 81

— Берем на таран! — крикнул Ю американцу и показал руками, что надо делать.

— Мочно, мочно, — ответил тот и помчался навстречу поезду.

Ю влез в машину Тай Пина, отшвырнул его к орудию и схватил колесо руля.

Машина сползла в овраг, аккуратно пробежала по его крутому боку, проскочила под железнодорожным мостиком, довольно легко вскарабкалась на железнодорожную насыпь и загрохотала по шпалам в лоб паровозу.

Тай Пин жарил прямой наводкой по башням.

— Беглым, беглым! Головой работай!

Вот покачнулась труба паровоза. Он окутался дымом и паром.

— Ну, выручай, скорость!

Ю с маху ударил танком в грудь паровоза, машина звякнула всеми костями и, накренясь набок, кубарем, в пять оборотов, свалилась под насыпь.

— Дрянь, а не танк, — расслышал, вертясь внутри танка, Тай Пин. — Ты жив или нет? — потом спросил его Ю.

— Жив. А вы?

— Сам еще не знаю.

Помолчали.

— Да, это не машина, это дрянь, — сказал Ю убежденно. — Выбраться не можешь?

— Не могу.

— И я не могу. Ну, лежи, на днях встретимся.

По звукам, доносившимся в танк, они чувствовали, что бой еще длится и приближается к ним.

— Хочешь, я тебе скажу, что случилось? — сказал Ю после долгого молчания. — Ребята увлеклись бронепоездом и думать забыли о городе. Вот помяни мое слово.

Так и произошло. Вечером партизаны вытащили Ю и Тай Пина из танка, положили на двуколку и повезли на новое место штаба, километров за сорок. Отряды отступали.

Противник, получив подкрепление с юга, брал партизан в кольцо. Штурмовики уже шныряли над отрядами Ю Шаня и Чэна.

— Раз мы партизаны, так надо партизанить! — кричал Ю, лежа в двуколке.

Он высовывал голову из-под брезента, подолгу глядел на небо и растерянно качал головой.

Ночевали у разрушенной кумирни, без огня. Все время ехали арбы, бежали пешие. На рассвете подъехал Чэн со своим штабом.

Он сел на камень у фанзы, закрыл руками голову и долго оставался в молчании Пробежавшие пешие вернулись назад и помчались вдоль ручья, крича, что впереди бой и все они в мышеловке.

— Сыграли в подкидного, — сказал Ю, вставая и размахивая руками чтобы прогнать усталость.

Фанза между тем наполнилась людьми. Входили и оставались в ней раненые, съезжались командиры рассыпавшихся частей.

Ординарцы комкора подтягивали подпруги и громко похлопывали лошадей по крупам, как бы намекая, что они давно готовы в дорогу, но ехать было некуда.

Так — без дела, без мыслей, в оцепенении — прошел день. В конце его адъютант Чэна предложит всем разойтись поодиночке.

— Да, — ответил Чэн, не двигаясь с места. — Идите.

Кое-кто быстро исчез, но Чэн, Ю Шань и Тай Пин остались в кумирне, одни в ночной тишине проигранного сражения. Небо было спокойно, мертво.

Спали по очереди. Проснувшись, сидели молча, курили, подолгу глядели на шоссе ручьем. Дорога была пустынна. Последний человек проскакал в начале ночи. Со стороны города слышались осторожные свистки паровозов, звон буферов и удары молота по рельсовой стали, японцы торопились с ремонтом. Стрельба у города не утихала.

Утром проковылял раненый мальчишка из отряда Тай Пина, с обрывком ремня, впившегося в шею.

— Они там вешают живых и мертвых! — крикнул он. — В плен не берут.

Он пробежал, и стало еще тише и беспокойнее вокруг.

Иногда Ю подползал к двери и осторожно прислушивался. Никто не спрашивал, что он видит и слышит. Вдруг он ахнул и двинулся на четвереньках вниз, к ручью.

— Скорей, за мной!

Над серым утренним полем, еще скомканным рассветною мглой, быстро и бесшумно, один за другим, садились парашюты.

Их было много. С лихой и таинственной ухваткой фокусников, которые долго разучивали опасность, прежде чем показать ее, люди опускались на землю, скатывали шелк и легко разбегались в разные стороны.

Ю был уже возле них.

— Ой! — крикнул ему один из парашютистов. — Anata dare tachi desu ka? (Кто это? Откуда?) — И не спеша вынул из кобуры маузер.

— Свой, свой! — негромко ответил Ю— Вон там, в фанзе, еще люди. Где начальник разведки?

Чэн и Тай Пин стали перебираться через ручей. Тот парашютист, что окликнул Ю Шаня, глядел на них и показывал маузером, куда им идти.

На поле виднелось уже человек полтораста бойцов авиадесанта. Одни из них расстилали полотняные знаки, другие, волоча за собой пулеметы, разбегались по сторонам. Ю Шань стоял возле командира разведки. Это был тот самый Чаенко, который когда-то читал Белинского по складам и потом интернировал партизан Ю Шаня у колхоза «25 Октября». Он глядел сейчас на Ю Шаня со сдержанным любопытством, намереваясь заговорить и все время отвлекаясь делом.

Парашюты между тем все приземлялись, но они были теперь больше размером, иногда двухшатровые, и несли на стропах танкетки, броневики и пулеметы. Люди, прибывающие на землю, дули на руки, терли носы и грелись, подпрыгивая на месте.

— Высоко, однако, высаживались, — уважительно сказал Ю. — Туман большой, верно? Как бы не помешал высадке.

— Не помешает, — ответил Чаенко, глядя, как люди перехватывали на лету спускающийся броневичок, мгновенно заводили мотор и выезжали на дорогу, и прислушивался к звукам в небе.

Вот оно сразу загудело. Показались бомбардировщики. Они садились один за другим, мгновенно выбрасывая из кабин людей в шинелях и шлемах, неуклюжие танки и тягачи с гаубицами. Освободившись от груза, аппараты тотчас улетали в воздух.

Люди выбрасывались из кабин самолетов.

Люди были в добротных сапогах и шинелях, с крепкими деловыми лицами, кажущимися темными от сизых шлемов. От них несло запахом хлеба и ваксы. Это была великая пехота большевиков. Чэн видел се впервые. Она потрясала простотой и силой. Чэн глядел на нее, сжав скулы, потому что слезы не даны мужчине для счастья, и долго не оборачивался к середине поля, хотя и слышал, что там что-то произошло.

Наконец, надо было обернуться. Невысокий человек, прихрамывая и растопырив руки, будто он собирался сейчас схватить Чэна да пояс, шел к нему, улыбаясь. На воротнике его шинели были знаки командира корпуса, как у Чэна.

— Здравствуйте! Я Шершавин, — сказал он по-английски, крепко встряхнув руку Чэна. — Товарищ командир первого партизанского корпуса, операция на Гирин начата вами рановато, — сказал он тотчас же. — Мы держимся ближе к морю. Мы считали бы более правильным поддержку вами нашего плана, нежели наоборот… — Схватив Чэна за локоть, он круто теперь поворачивался в разные стороны. — Но в свое время вы сказали весьма правильно, что страну нельзя держать вдали от полей сражения. Конечно! — и он опять повернулся в другую сторону.

— Так вот, товарищ командир первого партизанского корпуса, сегодняшняя операция будет носить характер политической подготовки будущего боевого плацдарма. Карту! — И он тотчас опустил палец на синие и красные росчерки и попросил подтвердить, верно ли он нанес на карту вчерашнее сражение Чэна.

— Абсолютно точно, — ответил Чэн.

— План мой — прошу вашего совета — довольно прост, — заговорил Шершавин. — Сначала короткая побудка гиринского гарнизона двумя эскадрильями бомбардировщиков, охват флангов — вот тут и тут. — Взглянув на часы, он продолжал: — Кстати, они уже в марше. Далее, я полагаю, воздушный прыжок артиллерии вот в эти края и стремительный удар пехотой в том направлении, как вы действовали вчера.

Небольшая радиостанция на автомобиле тарахтела, как швейная машина, за их спинами.

— Да, я начал рано, — сказал Чэн. — Баши ребята еще не привыкли к большим масштабам. Я этого не учел.

— Первое сражение — у кого оно бывало удачным?.. Французы вот говорят: только куя, становишься кузнецом… Где в данное время могли бы находиться ваши отряды? — спросил Шершавин.

— Рассчитываю, что, несмотря на все, ребята задержались где-нибудь южнее города или в нем саном. Вы знаете эту удивительную манеру партизан растворяться!