Спящая красавица - Айвори Джудит. Страница 45

Прошло много времени с тех пор, как она завлекала мужчин, надеясь на прочные длительные отношения. Николь улыбнулась ему с явным интересом и сказала:

— Вряд ли он позволит тебе взять его дневник.

— Стокер уже дал мне его. — Филипп вздернул брови и широко улыбнулся. — И я оставил ему три атласа звездного неба. Не думаю, что мне еще долго придется подыгрывать ему, прежде чем он принесет мне точное указание местонахождения золота. Затем он уберется. Ему повезет, если он избежит тюрьмы, но мы с ним покончим.

— Тюрьмы? — У нее перехватило дыхание, в то время как она старалась, улыбнуться с выражением удивления и понимания.

Филипп придвинулся ближе. Николь знала, что последует, и улыбнулась абсолютно искренне этому обстоятельству: много лет назад Филипп наслаждался доверительными разговорами с ней. Он испытывал чувство гордости от того, что кто-то еще знал, какие серьезные последствия будут иметь малосущественные события, значение которых на таком большом временном расстоянии мог оценить он один.

Филипп поднял палец и поманил ее со всей серьезностью:

— Здесь дело темное, видишь ли. Он изготавливал яд вместе с теми людьми. Яд такой сильный, что мог убить множество англичан.

— В самом деле? — удивилась она.

— Да, так. Стокер хорош, лишь когда спит. — Филиппу было приятно объявить об этом.

Затем тень удивления и удовлетворения промелькнула на его лице.

— Но постой. Он ведь говорил тебе тоже кое-что? Помнишь, в тот день на террасе во Франции. Он сказал все при тебе. Ха! — Он рассмеялся, наклонив голову набок, посмотрел на нее изучающе: — Кем вы приходитесь друг другу? Он говорит, что вы не любовники. Это правда?

Для Николь ничего не стоило сохранить невозмутимое выражение лица. С легкой улыбкой она совершенно бесстрастно встретила этот вопрос, не удостоив Филиппа ни словом, ни жестом.

Филипп холодно засмеялся, как человек, ожидавший большего.

— Безмолвная Николь, — сказал он. — Мы всегда рассчитываем на твое молчание. Никто не умеет так сохранять секреты, как ты, королева постельной дипломатии.

Когда его смех затих, рот изогнулся в кривой усмешке.

— Итак, тебе хотелось бы узнать больше? Чуть-чуть приподнять завесу? — Она вскинула брови, а Данн задал вопрос: — Ты ведь не расскажешь ему?

И снова она послала взгляд, полный убийственного спокойствия. В ее бытность «королевой постельной дипломатии» она никогда не выдавала чужих секретов. Филипп это знал, но на этот раз он просчитался.

Они с Найджелом знали друг о друге. И каждый из них говорил ей вещи, которые не сказал бы никому. Это была своего рода близость, происходившая из обстоятельств. Николь была дополнительной связью между двумя мужчинами, частью их соперничества, они были как два шахматиста, которые на третьей партии стараются поразить своей умной, сильной, грандиозной стратегией.

Поэтому Филипп применил старый прием. Он сказал:

— В его дневнике много говорится о его друзьях вакуа. Так, словно они одни из нас, Николь. Это не так — они примитивные и грязные. Знаешь, он сам выпачкался в золе, чтобы быть похожим на них. Нагой и в золе! Он охотился с ними, изучал их обычаи, вел себя так, словно был одним из них.

Он издал носом звук, похожий на хрюканье.

— Джеймс защищает их. Честно. Защищает этих чернокожих ублюдков — от кого, я спрашиваю? От английских джентльменов, ученых и миссионеров? Совсем наоборот, я думаю. Мы нуждаемся в защите. Большинство из них — каннибалы, знаешь ли. Как только взглянут, так и съедят. Я читал это в его журнале.

Филипп мгновение смотрел на Николь, ожидая, что она выразит свое согласие с ним, но она хранила молчание. Тогда он сел, его лицо приняло грубовато-простодушное выражение. Он будто хотел сказать: «Да пропадите вы пропадом, если не согласны со мной!»

— Добавь к этому тот факт, что он присвоил себе деньги Библейского фонда, — добавил он угрожающим тоном.

Глаза Николь сверкнули. Она не могла больше вежливо слушать:

— Подожди...

— Бесполезно защищать его. Он это сделал. Твой безукоризненный молодой рыцарь присвоил двадцать восемь фунтов стерлингов. В довершение всего он еще и мелкий мошенник.

Двадцать восемь фунтов стерлингов — это больше, чем многие англичане получали за год работы. Хотя для Филиппа эта сумма была очень мала. Николь сидела с открытым ртом, ни один звук не вырвался у нее. Она просто онемела.

Филипп наклонился к ней через стол, пытаясь доказать, что он еще имеет на нее права.

— Николь, он выработал свою собственную точку зрения, свою позицию. Я не могу позволить ему этого. Если я не поставлю его на место, то он сделает это по отношению ко мне. — Филипп выпятил нижнюю губу и нахмурился, словно ища понимания. — Знаешь, его возвращение для меня не совсем желанно.

— Что ты имеешь в виду?

— Понимаешь... — начал он, но вдруг остановился, не зная, что сказать. — Я уже начал осуществлять кое-что в определенном направлении, но он вернулся, и мне пришлось достаточно быстро и основательно все изменить.

— Филипп, ты пытаешься выяснить, виновен ли он в воровстве. Ты предупреждаешь меня?

Он снова сел, замахал рукой, чтобы развеять ее страх.

— Смотри, я собираюсь найти некоторого рода оправдание его поступку в отношении Библейского фонда. Это жалкие гроши. Но я хочу убрать его со своего пути на время. Азерс предъявит обвинение Джеймсу в преступлении: смерти его друзей — предполагаемые события, как сказал Джеймс. Журнал Джеймса — обвинительный документ. Он перенял обычаи и образ жизни туземцев, он изменил свои симпатии. Он готовил яды. Наши люди умерли. Он хотел добиться признания и славы, привезя домой огромное количество золота, которое досталось ему от убитых друзей... Золото он может вернуть. Вот так. Вот и все. Предательство и трагедия. Жадность и слава.

— Все это невероятно, Филипп. Я не верю, что в журнале Джеймса есть такие вещи.

— Но это так, — улыбнулся он.

Их давняя игра: она всегда была завзятой спорщицей, поэтому у Филиппа была возможность продемонстрировать свой ум. Он снова наклонился к ней и заговорил доверительно, вполголоса:

— Через полтора года Джеймс перестал датировать свои записи. Он потерял счет дням и годам, он просто вел записи. Это будет совсем просто — втиснуть эти недатированные страницы следом за датированными. Это очень забавно на самом деле, какое расхождение вызывает простая замена порядка событий.

Николь попыталась улыбнуться, но не сумела. Она сидела как громом пораженная.

Возможно, видя ее удивление, Филипп сказал рассудительно:

— Николь, мой план не раздавит его, а только чуть-чуть подрежет его потрепанные крылышки. Я не думаю, что обвинение в убийстве долго продержится. Кто сможет что-либо доказать? Джеймс был там один. Это обвинение будет, конечно же, носить сомнительный характер, хотя и станет досаждать ему довольно долго, а я тем временем смогу получить одобрение на экспедицию и застолбить свое золото.

Николь стало страшно. Филипп никогда не казался ей таким... корыстным. У него всегда были деньги. Она не находила никакого смысла в том, что он говорил.

Он собирался продолжить свой рассказ, но увидел кого-то в дверях и замолчал.

Прямо за своей спиной она услышала голос Дэвида:

— Так мы идем?

— Идем. — Филипп отодвинул стул, посмотрел через стол на Николь. — Рад видеть тебя снова, моя дорогая. Определенно нам надо будет как-нибудь пообедать вместе. Когда будешь свободна, дай мне знать. Я поведу тебя в такое красивое местечко, можно даже сказать, шикарное, которое вполне тебя устроит.

Она хотела отказаться, но не сделала этого. Николь посмотрела на бывшего покровителя и. друга Джеймса, на человека, который почему-то засучил рукава для того, чтобы погубить его. Он задумал что-то опасное и непорядочное из-за неожиданной и необъяснимой жажды денег.

От ее молчания лицо Филиппа стало медленно расплываться в вялой улыбке.

— Значит, когда-нибудь обед?

Она ничего не ответила, но не отрываясь смотрела на Филиппа. У нее не хватило мужества, чтобы отказать ему. Дэвид подошел поближе и поцеловал ее в щеку.