Древний род: Сотый Богомир (СИ) - Погонин Евгений Юрьевич. Страница 40

- Чуйка, берегись.

И 'гармошка', передо мной, сложилась, ломая кости последним, стоявшим на ногах, семерым бандитам. При этом звук ломающихся костей, был гораздо громче звона, от сталкивающегося метала.

И только после этого я осознал, что зря предупреждал Николая, он все-таки 'Чуйка'.

Дурной отряд.

После того как Маэстро с Кузьмой сыграли в 'гармошку', а я, коротким ударом успокоил синего чуба, чтобы не дергался, мы разделились на две группы. Я и Кузьма, оказывали первую помощь раненым, по крайней мере, тем, кому она могла помочь. К примеру, тем семерым, которым не повезло оказаться между двумя здоровяками, во время их столкновения, помочь было нельзя. Они все умерли в течение нескольких минут. Как только на их губах, появилась кровавая пена, стало ясно, легкие разорваны обломками ребер и как бы мы не старались вытащить их с того света, без немедленной реанимации, это невозможно. А вот тем, кому Николай подрезал сухожилия на руках, мы с Кузьмой помогли, перевязав им раны тряпками, сделанными из рукавов рубашек, их же погибших товарищей. Этой помощи вполне достаточно, тем, кто намеривался убивать детей.

Маэстро и Николай, занимались тоже 'перевязкой', но не ран, а рук и ног, связывая более или менее уцелевших бандитов. Правда таковых оказалось всего трое, синий чуб и те, кого я оглушил, ударив плашмя по шлему. Не знаю, о чем думали мои коллеги богатыри, делая 'гармошку', но точно не про 'языков', которых обязательно нужно допросить и узнать, как, и главное для чего, они оказались в наших тылах.

Когда Николай вывел детей из сарая и радостных отправил к родителям в 'Медовуху', начался разбор 'полетов'. Оказалось, что он, еще до моего появления на поляне, обезопасил детей, отправив двух охранников, в глубокий нокаут, после чего связал их, вставил кляп в рот и затащил в сарай, с глаз подальше.

С ранеными, которые находились в домике, он особо не церемонился, того, кто мог поднять шум, он отправил к праотцам. С теми же, кто не мог это сделать, он поступил, так же как и с охраной детей, только тащить их никуда не стал.

Конечно, не очень правильно, добивать раненых, но жизни детей, нам дороже, чем жизни врагов, пусть даже они беспомощны.

Стоит заметить, что последнее он проделал после того, как в дело вступил я и все бандюги, кто мог держать в руках оружие, не покинули дом, чтобы послушать мои сказки.

На вопрос, как у него это получилось, ведь в доме находилось почти два десятка человек и кто-нибудь, обязательно бы поднял тревогу, он ответил.

- Там всего одно окошко со ставнями, закрыл его, а дальше так же, как я тебе говорил, про муху и на что она сядет.

При всем при этом, Кузьма и Маэстро, даже и не думали его прикрывать, как я планировал. Вместо этого, они прикрывали меня, до того момента пока я не уложил трех бандитов бросившихся на меня. Обуславливая это тем, что Николай не маленький и сам справится, а вот если со мной что-нибудь случится, то не сносить им головы. Не только от Богомиров по прямой линии, но и от своей родни.

Раздувать спор я не стал, но все же взял на заметку, что мои клятвенники, свои жизни, ценят гораздо меньше моей.

Но все эти разборы были мелочью, по сравнению с наездом Кузьмы на Николая, за то, что назвал его Кощеем. В конце то концов, древние богатыри не заканчиваются на Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче. Ведь были же еще такие, как Василий Буслаев, Вольга Святославович, Микула Селянинович. Да хотя бы Святогором назвал, а то вспомнил этого Кощея, который при жизни, ничем, кроме 'бабничества', не запомнился.

Дальше хуже, оказалось, что Кощей, действительно существовал, но он был не тем, каким его представляют сказки, а богатырем, к тому же, еще и прямым предком Николая. И последний принялся защищать память своего предка с остервенелостью, рассказывая про его подвиги. Особенно мне понравилось, как Николай рассказывал про подвиг Кощея, когда он в одиночку, заставил драпать половину китайской армии, когда охранял дальние рубежи нашей родины. А вторую половину, заставил строить стену, на этой самой границе, которая со временем увеличилась, а в восемнадцатом веке ее стали называть китайской. Естественно я уточнил, про ту ли стену они говорят, про которую я слышал. Оказалось, про ту, причем это подтвердил не только Маэстро, но и Кузьма.

Услышанное несколько шокировало меня, ведь та история, которую я изучал в школе, говорила совсем другое. На что мне сказали, что историю постоянно изменяют намеренно, чтобы стереть из памяти людей, деяния потомков операторов, которые иной раз такое отчебучат, что хоть стой хоть падай. Примерно это отчебучил и кощей, заставив китайцев строить стену.

Медленно и плавно, от Кощея перешли к Илье Муромцу, который, как оказалось, был предком Кузьмы. Последний утверждал, что Николая, ну никак нельзя называть этим именем, мало того что внешнее сходство, между ними, напрочь отсутствует, так еще и Кузьма сказал тому.

- Сколько бы ты не пыжился, тебе не стать Ильей, чтобы ты не делал, а он ведь не только врагов раскидывал, он своего коня, вброд, через реку переносил.

Ситуация получилась примерно такой же, как и с луком Маэстро.

Разгоряченный спором Николай, кинулся к лошадям в загон из телег, вывел одну, - не самую маленькую, я вам скажу - и стал биться об заклад с Кузьмой, что он ее подымит, может и не силой, но словом точно.

Тут уже только от вида маленького богатыря, который говорит, что подымит лошадь, да еще и словом, за версту несет подвохом. А Кузьма, 'довольный как слон', этого не почуял и принял спор. Хорошо хоть спорили не под щелбаны, а так, на интерес, иначе бы Кузьма проигрался в пух и прах.

А дело было так. Как только богатыри ударили по рукам, Николай, размявшись, словно боксер перед поединком, полез под лошадь. И так он мостится, и этак, да все как то не в тех местах, о чем ему постоянно говорил Кузьма.

- Что ты делаешь? - взмахивал он руками - посередине ее бери как коромысло, а руки к ногам разводи и как только подымишь, сразу хватай и вторую пару ног, а то брыкаться начнет, может и зашибить.

Прошла минута, другая, пятнадцать минут прошло, а Николай все не может приноровиться.

Мы с Маэстро стоим в сторонке, стережем раненых и связанных, молчим и не вмешиваемся, спор то не наш, значить и влезать нам в него невместно.

В итоге Кузьма не выдержал и попер Николая из-под лошади, чтобы самому показать, как нужно правильно поднимать кобылу.

Как мне позже объяснили, только кобыл можно поднимать, жеребцы для этого не годятся. У них, от этого дела, повышается возбужденность, в прямом смысле слова.

- Смотри, - нервно говорил Кузьма, подлезая под кобылу - упираешь плечи ей в живот, руки ставишь так, чтобы быстро схватить по паре в каждую разом. И спина, - строго сказал он - главное спину ровно держи, иначе, с твоей худосочностью, точно сорвешь, понял?

- Что за поза? - всем своим видом Николай показывал пренебрежение - да хрен ты ее поднимешь таким 'макаром', поперек гораздо сподручнее.

- Головой ударился, - из-под лошади кричал Кузьма - если поперек взять, считай нежилец. Она же сопротивляться будет, копытами так в спину заездит, что если живой останешься, хоть и неходячий, считай, повезло.

- Не-а, - настаивал на своем Николай, ходя вокруг да около лошади и Кузьмы, и рассматривая их с разных ракурсов - в таком положении, никто не сможет поднять лошадь.

- Да елки моталки - психанул Кузьма и потянул лошадь вверх, резко перехватывая копыта кричащей лошади.

И за мгновение до того, как предмет спора был оторван от заснеженной земли, хитрюга произнес.

- Поднимай!

Кузьма поднял, трепыхающуюся лошадь и казалось, не особо прилагал к этому усилия. Словно не центнеры 'тянул', а мешок с картошкой.

- Не силой, но словом! - Воскликнул Николай, довольный собой.

До Кузьмы, с орущей на плечах кобылкой, дошло, что он сам, по своей же глупости, опростоволосился. И, вопреки ожиданиям, он не стал, из-за этого злится или нервно сбрасывать с себя бедное животное. Сначала он улыбнулся, потом ухмыльнулся и, наконец, рассмеялся, да так что лошадку подбрасывало вверх и вниз, от гогота.