Распознавание образов - Гибсон Уильям. Страница 4

ПРОДАМ ДАЧУ В АДУ И ДОМИК ВО ВЬЕТНАМЕ.

Зажигалки на плакатах помяты и покрыты ржавчиной, надписи едва различимы; посетители практически не обращают на них внимания.

ПОЛОЖИТЕ В ГРОБ НИЧКОМ И ПОЦЕЛУЙТЕ В ЗАДНИЦУ.

– Вы знаете, что Хайнц – его настоящая фамилия? – спрашивает Стоунстрит, подливая Кейс калифорнийского каберне; она не отказывается, хотя знает, что будет потом жалеть. – Многие думают, что это не фамилия, а прозвище. А вот имени не знает никто, покрыто мраком.

– Каким раком?

– А?..

– Извините, Бернард. Просто очень устала.

– Я же говорю, пейте таблетки. Новозеландские.

БАРДАК ВОЙНЫ – ЗАКОН ПРИРОДЫ.

– Да я уж как-нибудь без таблеток. – Кейс отхлебывает вина.

– Она еще та штучка, да?

– Кто, Доротея?

В ответ Стоунстрит закатывает глаза. Они у него карие, выпуклые, словно покрытые меркурохромом. А по краям радужный ореол с оттенком медно-зеленого.

173-Я ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНАЯ.

Кейс спрашивает Стоунстрита о жене. Тот послушно пускается в воспоминания о триумфальном дебюте огуречной маски, сетуя на политические интриги вокруг захвата розничных торговых точек. Им приносят обед. Кейс переключает внимание на жареные фаршированные блинчики, запустив мимический автопилот на равномерные кивки и поднятие бровей. Она рада, что Стоунстрит взял на себя бремя активной беседы. Мысли начинают опасно путаться, закручиваясь в пестрый танец вокруг недопитого бокала вина.

Дослушать рассказ. Докушать обед. Добраться до кровати и заснуть.

Но надгробия-зажигалки не отпускают, нашептывают свои экзистенциальные элегии.

КОТ ГОВНОГЛОТ.

Декорации в ресторанах должны быть незаметными, фоновыми. Особенно если посетители, подобно Кейс, обладают острым звериным чутьем на такие вещи.

– А когда мы поняли, что Харви Никерс не собирается к нам присоединяться...

Кивнуть, поднять брови, откусить блинчик. Полет нормальный, осталось совсем чуть-чуть. Стоунстрит пытается подлить вина, но Кейс накрывает бокал ладонью.

Автопилот помогает ей продержаться до конца обеда, несмотря на помехи, наведенные двусмысленной топонимикой зажигалочьего кладбища: КИНЬ КУЙ ЧАЙ, ВЫНЬ САМ ПЕЙ... Наконец Стоунстрит расплачивается, и они встают.

Сняв куртку со спинки стула, Кейс замечает слева на спине круглую дырочку, прожженную сигаретой. Нейлон по краям оплавился и застыл в коричневые бусинки. Сквозь дырку видна серая подкладка из специального материала. Перед тем как выбрать этот материал, японские дизайнеры наверняка проштудировали целые горы армейских спецификаций.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего, – отвечает Кейс, надевая испорченную куртку.

У самого выхода светится стенд: под стеклом в несколько рядов висят настоящие зажигалки. Кейс останавливается, чтобы посмотреть.

МЕЧ В КРОВИ, ХРЕН В ДЕРЬМЕ.

Да, приблизительно в таком виде хотелось бы сейчас стоять над Доротеей. Но все равно уже ничего не докажешь. А от пустой злости один только вред.

3

Приложение

Ей стало плохо в «Харви Николсе».

Ничего удивительного – при ее-то реакции на фирменные знаки.

Началось с того, что она заметила огромную кипу вычурной викторианской одежды рядом с входом в торговый центр, напротив станции метро «Кингсбридж», и подумала: если кто-то и продает «Баз Риксоны», то это «Харви Николс».

Спустившись вниз, к секции мужской одежды, Кейс прошла мимо отдела косметики с подборкой огуречных масок от Елены Стоунстрит. Бернард рассказывал за обедом, каких трудов стоило поставить здесь этот стенд.

Первые звоночки появились рядом с витриной «Томми Хилфигера» – внезапно, без предупреждения. Некоторым людям достаточно съесть один орешек, и голова сразу распухает, как баскетбольный мяч. А у Кейс распухает какая-то нематериальная субстанция в душе.

«Томми Хилфигер» – давно известная опасность, для которой уже найдено ментальное противоядие. В Нью-Йорке эта фирма переживает бурный подъем, вкупе с «Бенетоном», но расположение зон риска знакомо, и враги не могут застать врасплох. А здесь все по-другому. Наверное, все дело в контексте. Кейс просто не ожидала встретить этих монстров в Лондоне.

Даже еще не видя самой эмблемы, она сразу почувствовала: реакция началась. Ощущение, как будто изо всех сил прикусываешь кусок фольги. Достаточно было одного неосторожного взгляда направо, чтобы лавина поехала. Целый склон с надписью «Томми Хилфигер» обрушился у нее в голове, подняв тучу пыли и изменив мир.

Боже мой, неужели они не понимают? Это же поддельный симулякр клонированной имитации подобия! Слабый раствор «Ральфа Лорена», получившийся из жидкой настойки «Брук Бразерз», которую в свою очередь приготовили из смеси Джермин-стрит и Савил-роу, взяв за образец худший ширпотреб с тесемками и армейскими полосками. Хуже, чем «Томми Хилфигер» просто не бывает. Это черная дыра, недостижимая асимптота бесконечного процесса клонирования, крайняя степень выхолощенности, после которой уже невозможно взять следующую производную. Точка, наиболее удаленная от первоисточника и начисто лишенная души. «Томми Хилфигер» вездесущ и неразрушим, потому что из торговой марки он превратился в абстрактную категорию.

Надо срочно выбираться прочь из этого лабиринта эмблем!.. Однако не так все просто: эскалатор выходит назад, к станции «Кингсбридж», которая теперь тоже перекинулась в монстра. А если ее удастся проскочить, то дальше улица упирается в площадь Слоана, где притаилась зловещая «Лора Эшли».

Остается только одно – пятый этаж, прибежище мелких магазинчиков в калифорнийском стиле. «Дин и Делюка» в облегченном варианте, с традиционным рестораном, в центре которого, словно футуристический имплант, сверкает и стучит ножами странный механизированный суши-бар, а чуть в стороне скромно помалкивает обычный бар, где можно заказать превосходный кофе.

Кофеиновую инъекцию она припасала на крайний случай, как серебряную пулю, которой можно сразить химер, поднявшихся на дрожжах серотонинового голода. Сейчас как раз такой случай. Надо немедленно ехать на пятый этаж! Где-то тут должен быть лифт. Да, лифт – это именно то, что нужно. Небольшой безликий замкнутый объем. Ну где же он?!

Она находит лифт, нажимает кнопку. Двери открываются. Внутри никого, как на заказ. Загорается лампочка «5». Лифт трогается.

– Боже мой, я так взволнована! – восклицает захлебывающийся женский голос.

Кейс вздрагивает: кроме нее в тесном зеркально-металлическом гробу никого нет.

К счастью, она уже ездила в таком лифте и быстро осознает, что бесплотные голоса – это аудиореклама. Для удобства покупателей.

– У-уу, это интер-рресно! – вступает урчащий мужской бас.

Нечто похожее она слышала много лет назад, в туалете дорогого гриль-бара на Родео-драйв. Правда, там были не голоса, а спокойное полифоничное гудение луговых насекомых. Звук здорово напоминал жужжание мух над кучей навоза, хотя вряд ли хозяева стремились создать именно такое впечатление.

Кейс усилием воли блокирует вкрадчивые призрачные голоса. Лифт возносит ее на пятый этаж – слава богу, без единой остановки.

Двери открываются; она выскакивает в просторный светлый объем. Солнце сверкает сквозь стеклянную крышу. Людей меньше, чем обычно. Несколько человек обедает в ресторане. Но главное – на этаже практически нет одежды, за исключением той, что лежит в сумках и надета на плечах. Наконец-то можно передохнуть.

Она задерживается у мясного прилавка, где выложены розовые куски говядины, залитые ярким светом, словно лица телеведущих. Экологически чистое мясо. Гораздо чище человеческого. У бедных коровок диета построже, чем в рекламных брошюрках жены Стоунстрита.

У стойки бара стайка европижонов в темных костюмах, с неизменными сигаретами.

Кейс подходит, подзывает бармена.