Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic &. Страница 131
Вроде только прозвучит знакомый с хрипотцой голос, и круг поиска сожмется до определенной точки в каком-нибудь тихом районе, как Аладдин исчезает из виду, превращаясь в клубящийся сизый выхлоп, словно и вправду владеет волшебной лампой с порабощенным джином, который по первому требованию скрывает его с глаз. И вдруг…
— Гиромий*, приходи, плов покушаем, — ожидаемый звонок от Аладдина, и совершенно неожиданное приглашение, ради которого я столько перетерпел.
Казалось бы, нужно радоваться такой удаче, вот только неусыпная бдительность с легким оттенком паранойи, развитой за время работы в ГНК, вовсю семафорит об опасности, заставляя шестеренки в голове крутиться с новой скоростью и просчитывать варианты ответов на так и напрашивающийся вопрос: с какой целью мегаосторожный наркопринц внезапно сам пошел на сближение.
«Неужели сделка сорвалась? — Теряюсь в смутных домыслах, ибо обговорить детали поставки очередной партии товара можно и на нейтральной территории. По крайней мере для меня так было бы спокойнее. — Хотя нет, — откидываю версию, как несостоятельную. — Он просто сказал бы, что товара нет и не будет».
«Может узнал, что я работаю с ментами и решил через меня крышу капитальную заиметь? Для этого ему и понадобилась более «интимная» обстановка? — выползает еще одна вполне реальная гипотеза, плавно перетекая в ее ангстовый исход: — Или замыслил убрать меня с дороги, а приглашение, так сказать, последняя трапеза перед казнью.»
— Алик, конечно приду, — загнав вполне объяснимые страхи куда подальше, соглашаюсь, всеми интонациями голоса выражая искреннюю признательность. Все же это честь — быть приглашенным в гости к столь значимому лицу. Вот только что мне сулит эта «честь»? Его территория — его законы. И остается только надеяться, что я все еще остаюсь нераскрытым, а хозяин дома придерживается традиции, что гостей не убивают, ибо отказаться никак.
Мне просто не оставили выбора. Пойти на попятную — прямое заявление, что мне есть чего бояться и что скрывать. В моем варианте наличествует и то и другое, и в опутывающих город сумерках, скрепя сердце и скрипя ботинками по снегу, я иду по широкой «взлетной полосе» Щелковского шоссе навстречу своей судьбе.
Никогда бы не поселился в подобном месте, но почему-то наркобаронов привлекают именно спальные районы. Может оттого, что с местными ментами легче договориться. А может близость федеральной трассы и МКАДа дает огромный плюс в пользу этого выбора. Впрочем, плевать я хотел на их мотивации. Меня беспокоит совсем другое…
«Мда-а-а, Лис, встрял ты по самое не балуй, — стою перед серой многоэтажкой и, задрав голову вверх, пытаюсь унять так некстати накативший мандраж. — Прикрытие тебе никто не выделил. Оружие с собой не возьмешь, ведь как бы не принято выражать доверие, положив пушку рядом со столовыми приборами.»
Единственное, что мне сейчас необходимо взять, так это себя в руки. Этот хищник не должен почувствовать мой страх. А он учует! У него звериный нюх и такие же повадки. Поэтому и надо успокоить нервы, и рука сама тянется к нагрудному карману куртки, сжимая старинные карманные часы. Палец обводит гравировку на крышке, за которой спрятался мой личный ангел-хранитель — Дениска.
И вроде отпускает, и сердце начинает биться ровнее, в такт с ходом секундной стрелки, только вот инстинкты самосохранения все равно вопят благим матом, призывая не подниматься на нужный этаж, не звонить в дверь, за которой — знаю — меня ждут, а развернуться и без оглядки драпать отсель куда подальше! Но, как всегда, затыкая глотку и завязывая глаза всем своим «шестым» и прочим чувствам, никуда не рву когти, а захожу в подъезд, поднимаюсь на нужный этаж, звоню.
Проем открытой двери преграждает крупный таджик с тяжелым взглядом мясника, откровенно просчитывающим, сколько времени уйдет на расчленение и упаковку в мусорные пакеты моего бездыханного трупа.
«Фархад. 45 лет. Правая рука Аладдина. Преданный пес и одновременно телохранитель своего «Фюрера», — за семнадцать мгновений* монотонным голосом чат-бота выдает информацию зрительная память. — Характер твердый, нордический. Садист. Причем конченый. Разряд по самбо. Отлично владеет ножом. Сидел у себя на родине. От звонка до звонка».
И едва мой процессор заканчивает зачитывать досье, как среднеазиатский громила расплывается в жутковато-доброжелательной улыбке, словно соглашаясь со всеми пунктами своей характеристики.
Мысленно вздыхая, следую за гостеприимным жестом Фархада. Раздеваясь, уже на автомате перекидываю часы в карман джинсов. Для меня стало какой-то внутренней необходимостью держать подарок Дениса поближе к телу. Надеюсь, что незаметно осматриваюсь и прощупываю пространство, привыкнув к дару настолько, что делаю это неосознанно.
Квартира настолько простая, что вызывает легкое недоумение, если учесть, что я собственными глазами видел, какие покупки делает соплеменник московских дворников. Хотя с его осторожностью и количеством снятых хат — а на данный момент оперативники насчитали пять, и эта, выходит, шестая — нет смысла обживаться: продавцы смерти долго на одном месте не сидят. И это тоже является фактором для оперативных действий. Ведь путать след Аладдин умеет не хуже хитрого лиса, а сейчас, вполне возможно, спецом пригласил меня в дом одного из своих прихлебателей, чтобы не светить собственное логово.
Крохотная двушка, сразу чувствуется — съемная, нет в ней семейного уюта и того, что делает квартиру домом: безделушек, фотографий или того же кактуса в горшке. И все же безликое помещение вполне по-домашнему тонет в умопомрачительном запахе восточных блюд, а на кухне тенью крутится чернявая женщина, хлопочет для «дорогого» гостя и хозяина, который без промедления появляется из зала в простом спортивном костюме, но даже в «абибасе» выглядит как аристократ.
Однако изысканные манеры тут же отменяются, и Аладдин дружески похлопывает меня по плечу, изображая гостеприимного хозяина, только цепкий взгляд смотрит изучающе, точно мужчина все еще принюхивается, свой я или чужой. Но я понимаю — для такой породы людей побратимом стать нереально, если ты этой «чести» не добиваешься годами преданной службы, не жалея собственной шкуры.
И я, конечно, чужой в этом многоцветье национального колорита за плотно задернутыми шторами, будто кто-то сможет заглянуть на высоту этого этажа и увидеть восточные аляповатые ковры и большой кальян вместо и в месте традиционного телека. Совершенно неуместный в типичной среднеазиатской обстановке современный европейский диван и бесчисленное количество подушек с кисточками.
Меня всегда передергивало от вида этого восточного аксессуара, а тут их столько… Словно спецом раскиданы раздражающе-отвлекающим фактором на диване, полу и в каждом углу. Одно радует: хоть стены в простых светлых обоях, а не затянуты пестрым шелком. С этого восточного принца станется.
— Не зря складывают легенды о гостеприимстве вашего народа, — натягивая маску дружелюбия, отдаю должное хозяину, видя, что в зале уже накрыт импровизированный стол, а-ля топчан, который ломится от обилия еды. — Словно в чайхану попал.
— Какой гость, такой и стол, — звучит ответная лесть, и приглашающий жест указывает мое место среди подушек. — Располагайся, Бес. Будь как дома.
Внутренне ухмыляюсь неоднозначной, и все же в точку попавшей фразе, чувствуя себя, как в аду на приеме у Сатаны. Ведь любой азиат считает делом чести вкусно угостить своего гостя, даже если в планах хозяина отправить пришедшего на убой.
Миниатюрная женщина в национальной одежде приносит чай в узорчатом чайнике, две пиалы и тут же скрывается. Ей в этой комнате нет места. Мы за столом вдвоем. Даже «правая рука» сидит поодаль, в дверном проеме. Блять их нахуй — романтический ужин, только свечей не хватает.
Да и наш разговор не наполнен романтикой, и явно не предназначен для посторонних ушей. Все фразы завуалированы, иносказательны, но мы говорим на одном языке и отлично понимаем друг друга.
— Ты же знаешь, у меня самый лучший товар, — пиарит сам себя Аладдин. Легкое движение головой, и лакей-головорез протягивает мне белый брикет с клеймом, которое я видел однажды в отделе, как символ одной из печатей смерти: в обрамлении красивой арабской вязи три семерки, словно выигрыш в казино — торговая марка Афганистана. — Могу и черное золото достать. Дело суток.