Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic &. Страница 132

— Спасибо, Алик, но меня интересует исключительно белое, — не лукавя, отказываюсь от сравнительно дешевой марихуаны и не тяну кота за яйца, переходя к главному: — И может, начнем уже играть по-крупному? Товар меня полностью устраивает, так что заберу все, что у тебя есть, — ключевая фраза, которую так хотят от меня услышать.

— На все у тебя денег не хватит, — похваляется и одновременно провоцирует меня Аладдин.

— Деньги не проблема, заплачу сколько скажешь. Разве что несколько дней понадобятся, чтобы приготовить нужную сумму, — ложка дегтя, что они проглотят, приняв за мед. Ведь не бывает идеальных покупателей, если они не менты.

— Это радует, — улыбается Аладдин. Может и правда рад, а может просто делает вид, что заглотил закинутую наживку. — У меня все готово, так что не тяни. Такой товар долго не залежится.

— Это не в моих интересах, — в сей момент мне даже играть не приходится. — Но, Алик, ты же понимаешь, такие деньги я никому не доверю, так что не посылай ко мне своих шестерок.

— Давай о деле потом… — Аладдин кривит такое лицо, будто ему неприятно говорить о бизнесе за трапезой и указывает на блюдо с ароматной горкой парящего риса и мяса. — Ты кушай. Плов я сам лично готовил, — и, точно показывая пример, сам цепляет щепоть плова и закидывает в рот. Показушник! Мы оба знаем, что нас интересует только сделка.

— Спасибо! — Целый день не ел, но кусок встает поперек горла.

Понимаю, что слишком напряжен и пытаюсь расслабиться, тем самым, словно по волшебству, благотворно действую на хозяина квартиры. Аладдин не становится исключением из тех сотен, что готовы были если не паспорт мне показать, то как на духу всю свою биографию поведать. Меня преследуют вечные откровения. Вот и этот скрытный, недоверчивый азиат вдруг совершенно не в тему увлеченно и в картинках рассказывает о личной жизни, перемежая свое повествование то горстью риса с мясом, а то и сальными побасенками. А я по-крыловски слушаю, да ем, вот только мотать на ус приходится каждое слово.

Но что-то я засиделся в гостях, да и слушать это залихватское «бла-бла» про сердечные победы надоело. На автомате достаю Денискин подарок и бросаю взгляд на циферблат.

— Красивая вещица, — мое движение не ускользает от глаз Аладдина, а слова дергают нерв, словно не на часы бросили взгляд, а на нечто интимное.

— Подарок, — быстро захлопываю крышку, и, видимо, этим разрушаю «чары». Передо мной вновь тот собранный и ожесточенный человек, и не скажешь, что пару минут тому назад он мне план своей предстоящей свадьбы излагал.

— А ты знаешь, что получать в подарок часы — плохая примета?

— Я не суеверен, — вмиг собираюсь, нутром ощущая накаляющуюся обстановку.

— А зря. Надо чаще прислушиваться к мудрости предков, — темные глаза буравят меня насквозь, а губы одаривают колкой усмешкой.

— Аладдин, не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством, — прикладываю руку к сердцу: я, мать их, актер Большого и Малого театра! — Мне пора. Дела не ждут.

— Ну что ты, Бес… Какие дела в такой-то час? Я ж все понимаю… Любовь-морковь, девицы-красавицы, — почти по-отечески снисходительно улыбается мужчина, и я уже начинаю верить, что все обошлось, и я зря так нервничал.

Натягиваю маску «весельчака-добряка» и спешно начинаю собираться. Кивком головы прощаюсь с молчаливым мясником. С удовлетворением вижу протянутую ладонь Аладдина…

Миг — и накатывает тошнота. Этот восточный принц ничего не знает о моих способностях и не закрывается. А я только чудом умудряюсь сохранить лицо, видя черные мысли дружественно пожимающего мне руку мужчины.

Я могу присоединиться к тем несчастным, что, попав в его подвал, оказались вздернутыми на потолочной балке и болтались там, разлагаясь и смердя, в назидание мелким дилерам. Я могу быть затравлен его псами, приученными по одной команде рвать в кровавые клочья человеческую плоть. И в череде этих страшных картин кажется милосердной смертельная доза наркоты, от которой не выдержит мозг, блокируя ЦНС. И я буду тихо подыхать с пеной у рта и в собственных испражнениях, пока легкие не откажутся перекачивать воздух, а сердце не остановит свой ритм.

Пульс зашкаливает. За грудиной надсадно ухают клапана, словно гоняют по моей системе не кровь с адреналином, а закись азота. Мозг кричит: «Бежать!» И мне впервые в жизни приходится заставлять себя взглянуть в глаза напротив. Я не хочу знать про этого маньяка ничего, я боюсь увидеть очередной красочный эпизод, скрытый в этой черной бездне. Я готов выблевать ему под ноги все его чертово угощение.

Едва оказавшись в коридоре, слишком поспешно жму кнопку лифта, и еще раз. «Блять, что ж он так медленно едет!» Секунды стучат в висках, растягиваясь в вечность, и наконец дверцы распахиваются. Шаг, и меня буквально заталкивают внутрь кабинки.

В момент группируясь, разворачиваюсь, чтобы дать отпор, но встречаю стальное дуло пистолета, которое прижимается к моему лбу, и холодные карие глаза СМЕРТИ, неотрывно смотрящие в мои.

«Он меня убьет», — читаю свой приговор, и не понимаю, откуда накатывает этот сука — СТРАХ. Мы не тронулись с места, и рука Аладдина не дрожит, в отличие от моих, выдающих смертельный ужас, нет, не за себя, а за того, кто меня так и не дождется. За того, кто будет ждать привычного «Привет, Любимый», но я этого не скажу. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда…

«Кто я без тебя?.. — Внутренне вздрагиваю, когда рингтон моего телефона разрывает пространство тесной клетки лифта, но не разрывает наш зрительный контакт. — Глоток дождя попал мне в горло. Я захлебываюсь счастьем. Я живу, я плачу снова, — и впервые от звуков уже знакомой мелодии во мне разливается не теплая волна нежности, а леденящая душу паника. — Я как роза на песке в своей тоске, в твоей любви я раскрываюсь, я вишу на волоске, я потеряюсь без тебя…»

— Ответишь? — Под взглядом глаз, что меня расстреливают, под дулом пистолета, что может отнять жизнь, я не могу произнести и слова и только чуть веду головой, отрицая.

Нервы — напряженные струны скрипок звенят под смычком в руках ведущего свою партию ангста. Сердце — барабанные ритмы грохочут под невидимыми палочками драмы, что готовы порвать судорожно вибрирующую мембрану. Мысли скачут по нотам рок-оперы из такта в такт, и под звуки песни, что может стать для меня последней, я не могу пошевелиться, как не могу и остановить эту зацикленную мелодию, которой, кажется, дирижирует сама Судьба, обрывая музыку на пророческих словах «я вишу на волоске», и в воздухе повисает смертельно опасная тишина.

— Подставишь меня, и я тебя убью, — полушепотом, словно гюрза, шелестит Аладдин, и чуть наклонившись, будто для того, чтоб раскрыть секрет, выдыхает: — Готовь деньги, Елисей…

Дверь открывается. Холод металла уходит и сверлящего взгляда больше нет. А я стою в ступоре, и точно паралитик не могу управлять своим телом, чувствуя, как подкашиваются ватные ноги. Я уже видел лик смерти и умирал, но тогда мне не было страшно. А сейчас с ужасом чувствую ее леденящие кровь объятия.

«Доигрался, блять, в спецагента, — липкий пот холодит кожу, и я жадно глотаю морозный воздух ночи, осознавая, что каждый мой вдох мог быть последним. — Решил выйти сухим из воды? Как бы не так! У всего есть своя цена. И у этой игры тоже!» — Но что-то мне совсем не в кайф платить ТАКУЮ цену.

«Думай, Лис, думай, — заставляю себя не паниковать раньше времени, но эмоции берут свое. — Итак, наркобарону известно мое имя, а значит, и адрес. Кто-то сдал, или может он по своим каналам выяснил — это уже не важно. Важно, что для него я, видимо, все еще простой бизнесмен на грани банкротства, решивший поднять бабла», — и при всей накатывающей, словно сель, панике, с души валится огромный валун, позволяя мне рассчитывать на лучший исход в этой игре.

«Аладдин пока не в курсе, что я тот, кто стелет ему дорогу в ад, иначе во мне уже образовалась бы лишняя дырка, как раз промеж бровей, где все еще чувствуется жесткое прикосновение стали», — в голове идет нешуточный мозговой штурм в попытке найти единственный верный выход из лабиринта, в который, по сути, загнал себя сам.