Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic &. Страница 145

Крепкий мороз парит белесым облачком изо рта, щиплет стылыми призрачными щупальцами уши, нос. За клубящейся дымкой то и дело проскакивают суетливые тени всех оттенков серого: от гейнсборо до маренго, и что-то шепчут, шепчут, шепчут. Не хочу слышать этот раздражающий шелест, мне нужно идти на зов Дениса. Вот только куда?

Выдергивая из кармана телефон пытаюсь немыслимым для этого места образом связаться с Любимым, но сети ожидаемо нет. Все еще на что-то надеясь, держу трубку и торопливо шагаю мимо матового молока стеклянной витрины, пряча лицо в воротник пальто, и внезапно легкое дуновение приносит божественный запах свежей выпечки, согревая душу какими-то далекими воспоминаниями. А следом, точно чрез океанскую толщу воды, пробивается родной голос:

— Ли-и-и-и-ис…

Теряя равновесие, чуть не падаю, поскальзываясь на накатанной наледи. Ищу в мельтешащих повсюду безликих силуэтах ту тень, что покажет мне свои глаза, но призрачный мир вокруг уже сползает непросохшей краской по холсту, а меня слепят фары проезжающей мимо машины…

Сидя в салоне своего авто, слушаю горячие мольбы Любимого. Меня захлестывает его отчаянная Любовь изгибом плети вокруг тела, принося нестерпимо жгучую боль наказанием без вины. Но я крепко-накрепко запираю всех своих Демонов в ящик Пандоры, чтобы не фонить ими в резонанс с чувствами Дениса. С трудом, но справляюсь, и неестественное, почти мертвенное спокойствие окутывает душу зеркальным коконом.

— Денис, мне нужно идти, — сжимая в руке телефон, вижу, как у служебной, ничем не приметной «лады» меня уже ждут такие же неприметные, но далеко не штатские парни в штатском. — Не волнуйся, милый, это ненадолго, — верю, что так и будет, в этот самый миг решая, что выеду не утром, а прямо в ночь. — Я очень сильно люблю тебя, Денис.

И в этой затянувшейся паузе буквально чувствую, как звенят, отскакивая от моего щита, корпускулы взрывных эмоций Дениса. Нестерпимое искушение открыться, поймать хоть какую-то из них на миг прошивает сознание, но я тут же отметаю его прочь. Мой разум должен быть холодным, как лед, и сейчас я не могу позволить чувствам захлестнуть нас обоих.

— Люблю тебя. Жду… — Мысленно благодарю моего Любимого, за то, что он умеет находить нужные слова, а в этот миг для меня они самые правильные и важные.

Люби меня, малыш. И жди. Мне так нужно, чтобы ты меня ждал, когда отключаю телефон, оставляя тебя наедине со своими мыслями. Ждал, когда еду на место встречи с Аладдином. Ждал, когда, прихватывая дипломат, покидаю непривычное пространство чужого авто и решительно направляюсь к стоящему вдалеке джипу. Ждал, когда остаюсь один на один с безжалостным убийцей, для которого человеческая жизнь не стоит ни одного гроша из тех, что плачу ему за крупную партию отборной дури.

— Приятно с тобой иметь дело, Бес, — звучит бархатный баритон с легким восточным акцентом, которого я раньше не замечал. — Или лучше по имени? — Красивая и такая не искренняя улыбка Аладдина не внушает доверия.

Я весь на нервах в последние минуты смертельно опасного шоу. И на бис я не выйду, как бы и кто ни просил. Выплеск адреналина почти оглушает, когда мысленно веду отсчет: «Пять, четыре, три, два…»

На «один» джип содрогается от резкого удара, и темная паутина разбитого стекла повисает на тонировочной пленке.

— Не двигаться, суки! Стреляю без предупреждения! — Новый удар приклада в лобовое, и колючее крошево прозрачными слезами забрызгивает все вокруг: приборную панель, кожаную обивку сидений и застывших на них людей. — Не рыпаться, мать вашу! — И в следующий миг богатыри в масках выдергивают меня из авто, утыкая лицом в серую кашу снега и до боли в суставах выворачивая руки.

Краем глаза замечаю, как рослый парень выплевывает в лицо прижатому к джипу Аладдину оскорбления вперемешку с насмешками — не получилось откупиться на месте. Но и мне нелегко…

До последней запятой знал весь сценарий, готовился, но спектакль настолько реалистичен, что мой звериный нрав тут же принимает весь этот балаган за реальное действо и показывает зубы, заставляя противиться насилию, пока чей-то крепкий мысок берцы не врезается под ребра, вышибая дух, а холодный металл наручников не сковывает запястья.

«Блять», — цежу сквозь стиснутые от боли зубы, когда меня за вывернутые руки вздергивают на ноги. Сердце еще выскакивает из груди от страха, что в любую минуту все могло пойти не по плану. Но до перегруженного мозга уже доходит осознание, что все так и должно быть. Что спектакль для одного-единственного зрителя — Аладдина отыгран. И что это ВСЕ! The end. Finis. Finita la comedia. КОНЕЦ!!! Авансцена. Падает занавес. Софиты гаснут. Тьма…

Тьма растекается подо мной зыбучими песками. Пытаюсь вытянуть руку, ногу, но каждое мое действие — бесплодная попытка вырваться из стекающего в воронку песочных часов времени, в котором я лишь крохотная песчинка. Песчинка, которой нужно не потеряться в этом монотонном сыпучем потоке. Не потеряться. Не потерять себя. Не потерять его. Мой свет…

Резко подскакиваю с деревянного топчана и снова начинаю метаться в каменном мешке. Здесь пространство несчетно раз измерено шагами: три до двери, три обратно, но с каждой секундой стены сближаются, делая шаги все короче и короче. Здесь нет окон, и время теряет смысл. Здесь в углу, у параши, валяется мой раскуроченный ящик Пандоры, из которого один за другим выползают, вылетают, выкарабкиваются уродливые чудовища.

Вырываются на свободу и, расправляя кожистые и оперенные крылья, похрустывая затекшими суставами и клацая зубастыми челюстями, кривя безобразные лица и морды, встают плечо к плечу плотным кольцом. И, сжимая круг, голодные, злые, безумные гасят во мне Свет, высвобождая темную Силу и коронуя меня на царство.

Я их Господин. Владыка. Царь. На одном плече у меня Асмодей*, на другом Велиал*, а вокруг мое верное войско. И единственное, чего сейчас хочу — обнажить клинок и уничтожить любого, кто встанет у меня на пути.

— Иди сюда, трусливая сука! Поговорим по-мужски! — срывается с цепи бесстрашный задира-Гриффон и, жаждая возмездия, кидается в бой, побуждая меня снова и снова колотить по железной двери то сбитыми до крови кулаками, то ногами в ботинках без шнурков.

— Значит так ты слово держишь?! — потакая неудержимому зверю с сердцем льва и клювом орла, срываю голос, пытаясь доораться до одного местного лже-царька. Но этой глухой ночью не то что царь — ни один привратник не удостаивает вниманием мою персону «нон грата». А персона не сдается и продолжает орать в никуда: — Что ты за мужик после этого?!

— Он мстит тебе, — шипит за спиной Мегера-Мстительность, щекоча мои нервные окончания змеящимися волосами. — Только представь, каково сейчас Денису? Что он может себе напридумывать? О тебе? О себе? О вас? — и подстрекает к вендетте: — Ты не имеешь права оставить безнаказанным подлеца.

— Ты за все ответишь! — вторю своему монстру. — И за то, что я хуй знает сколько тут сижу. И за то, что не дал позвонить. И за то, что ты, с-с-сука, про меня типа забыл, — в бессильной злобе сыплю угрозами, скрежеща зубами и царапая грязными обломанными ногтями каменную кладку каземата. Но мои ногти, как и когти моих взбешенных монстров, проигрывают этим нерушимым стенам.

— Сломать меня решил? — выскакивает на арену Минотавр-Упрямство, свирепо трясет башкой с увесистыми рогами и, пуская ноздрями дым, бьет копытом, поднимая тучи пыли.

— Да хуй ты угадал! — красная пелена застилает глаза при одной только мысли прогнуться под Бориса. — Я тебя, падаль, насквозь вижу!

— Видишь, да видать не все. Поверил сладким речам Иуды. Его благим намерениям, которыми сам знаешь куда дорога выстлана, — подергивая львиной шкурой, поворачивает ко мне мое же искаженное гневом лицо Мантикора-Самоирония и, скаля все три ряда клиновидных зубов, капает кислотой на свежие раны: — Признай уже, что Митлан сделал тебя, как пацана.

— Я не проиграл! — хватаю за горло тварь, жалящую мое израненное Эго скорпионьим хвостом, представляя, с каким наслаждением вот так же сожму глотку Митлана и сломаю ему кадык. — Как только выйду отсюда… А Я ВЫЙДУ!!! — не могу сдержать рвущегося в атаку Цербера-Ярость. — Я уничтожу тебя!