Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic &. Страница 48

— Я не такой! И ты, Дэн, тоже. Если перестанешь истерить — поймешь.

— Хочешь сказать, смог бы урода полюбить?! — Новый взрыв сотрясает пространство, засыпая все вокруг пеплом.

— Для меня внешность не главное.

— Не пизди!

— Я как есть говорю! В своей жизни много повидал уродов. Не внешне — душой, и это самое страшное.

— Иди ты на хуй со своей философией! — Боль прошивает мозг. — Не понимаю, чего тебе от меня нужно? Какие цели преследуешь? Только знай: со мной у тебя полный облом! Я тот самый урод! Два в одном! Урод снаружи! Урод внутри! — Жар опаляет лицо. Горящими комьями жжет ладони, голову, сердце. — Ну что, Гарри Поттер, достанешь свою волшебную палочку и превратишь чудовище в принца?!

— Я, блять, достану! Палочку-дуривыбивалочку! — не пишу, а кричу в пустоту. — Ты достал!!! Неужели так трудно поверить, что ты мне нравишься?!

Секунда… Две… Три… Я слышу время. В ушах застывшая стрелка хронометра растягивает каждый миг в вечность.

Пять… Шесть… Чувствуя запах горелой проводки, глотаю полынный кисель воздуха, а он не хочет наполнять легкие, оседая в горле пеплом.

Семь… Восемь… Вижу тьму. Ищу в безбрежном океане черного клубящегося дыма маленький зеленый островок нашего мира, и не нахожу.

Девять… Сообщение не прочитано. Электронный детектив пишет, что Безликий был в Сети, а сейчас его тут нет.

Десять… Срываюсь с места. Разъяренным быком ношусь по квартире, оставляя после себя хаос. Все, что попадается под ноги, пинаю. Все, что оказывается под рукой, летит в разные стороны. На полу оказывается перевернутая постель. Не убранная вовремя чашка разлетается на осколки, встретившись со стеной. Плазма плашмя падает на пол, едва останавливаюсь чтобы на ней не сплясать. В мозгу пульсирует кровь, а по телу разбегается жар. Мне кажется, я горю в безысходной ярости. Дыхание срывается хрипами. Злость вышибает силы. Бесформенным мешком оседаю на ковер и раскидываюсь звездочкой.

— Дэн… Дэн… Дэн… — Тянусь к парню, но еле ощущаю. — Ты же сказал, что небезразличен. Так почему убежал? Опять…

Охота выть, сорваться, найти. Хочу быть рядом. Обнять, взглянуть в глаза, уверить. Но для меня путь закрыт. Я не знаю, кто он. Не знаю, где его искать. И, кажется, я ему не нужен. Тоска наваливается, душит спазмами горло, давит стопудовой плитой на грудь. Больно. Там, за ребрами, ноет, кровоточит. И заплакал бы, но не умею.

— Нахуй я вообще начал этот разговор?! — Глаза сами натыкаются на дверцу бара. Напиться! Забыться хотя бы на вечер!

Разглядывая стройные ряды бутылок, останавливаю взгляд на водке. А что еще может лучше исцелить русскую душу, как не национальный алкоголь?!

«Надо перестать цепляться за Дэна и кого-нибудь бездумно трахнуть. Где-нибудь зависнуть, оттянуться. Может, и отпустит». — С этой мыслью останавливаю свой выбор на обычном клубе без приставок из трех букв, а прикид — на штанцах в облипочку, рубашке посвободнее, зато расстегнутой до груди. Несколько чисто мужских цацек — для завлечения взглядов.

— Дениска, ты трус! — Алкоголь делает свое дело, и Боль перерастает в отчаянную Злость. — Значит, гербарий свой предпочел. Ну и пофиг…

Хватаю ключи и, хлопнув дверью, выхожу на улицу. Прохлада ночи не отрезвляет, да я и не пьян. Я захлестнут эмоциями. Моя малышка урчит трехлитровым движком. «Белугу» пристраиваю на пассажирское кресло. Ржу над мыслью, а не пристегнуть ли ремнем безопасности сорокаградусную подружку, и срываюсь с места.

— Упрямый! Несносный!! Твердолобый!!! — Неоновые вывески ночного города плывут перед глазами цветными пятнами. Даже в пылу гнева не могу матерно оскорбить Дениса, и от этого еще больше злюсь на себя: — Придурок! — Глоток из горла стекает в желудок, разливаясь по телу теплом. — Чего тяну жилы из парня?! Голову морочу?! — Пролетаю перекресток на желтый. Пузырь к губам. Глоток. — Отпустить, и дело с концом! — Едва успеваю притормозить перед лежачим полисменом. Нутро вымораживает от одной лишь мысли о расставании. Глоток. Еще. Тепло. — Хуйня! Переживу…

Знакомые двери, которые старательно глушат децибелы клубняков. На одну треть недопитый пузырь остается в машине, а я пока еще уверенной походкой иду к секьюрити, который смотрит мне в глаза, словно сканирует. Включаю неоновую вывеску фейса «Не бойся, сегодня я добрый!» и спокойно прохожу внутрь. Меня тут же окружает чужая энергетика, липнет, лижет, как и некоторые взгляды. Но они меня не напрягают. Хочу раствориться в толпе, утонуть в чужих эмоциях, чтобы они перекрыли, забили мои.

Тут же заказываю выпивку. Шотландская горючка смешивается с русской, придавая голове и телу столь необходимую легкость. Сканируя толпу, выслеживаю жертву. Но, как назло, цепляю взглядом тех, кого меньше всего хотел бы видеть. Дилеры. Прав был Николаевич: вижу, чую этих паскуд.

Парень. При себе ничего нет, заначки явно в туалете. Или с барменом работает: пока тот прячет среди бутылок товар на вечер, торговец смертью находит тех, кто не против поиграть с ней в русскую рулетку.

Девушка. Эта менее умная. Таблеточки в бюстике, под вкладышем пуш-апа. Если поймают — не отвертится. Видно, встряла в долги, раз таким занялась.

— На хуй! — рявкаю так, что подплывшая было ко мне девица разворачивается на сто восемьдесят градусов и ретируется. Только и остается, что проследить, как от меня уплывает нечто с длинными ногами.

Я не развлекаюсь и не отдыхаю, я напиваюсь. Планомерно: один бокал в десять-пятнадцать минут, с перерывам на выдохнуть. Не люблю я так. Мне бы закусить. Мясом. А тут только чипсы да сырные ломтики. Очередной тумблер* пустеет. В голове шумит, но не от музыки, которую, к слову, диджей неплохо миксует, а меня то ли покачивает в такт, то ли уже ведет.

— Бармен, — жест рукой на ряды бутылок, что двоятся за счет зеркал, или уже не только за счет них. Мимолетный взгляд, и меня прошибает озноб. Из мерцающего серебра на меня смотрит «тень» Безликого.

— Нет его тут, — отгоняю морок. — Это мое отражение. Это я стал безликим.

Срываюсь, врезаясь в толпу. Тела, судьбы, мысли, эмоции. Радость и злость, счастье и ревность, безразличие, возбуждение — сплошным хороводом. И я в этом бурлящем месиве на штормовых волнах музыки.

— Дэн… Дэн… Денис-с-с… — шепчу, как заклинание, или мне шепчут его имя в самое ухо. Не могу перестать о нем думать. Облизываю сухие губы. Или мне облизывают? Касаются груди, а я плыву в такт музыке. Открываю глаза и опять столбенею. Меня толкает беснующаяся толпа, а я стою, будто ноги к полу примерзли, да и сам вымерзаю изнутри. Дрожь прокатывается, стекает ледяным потом по позвоночнику. В конвульсивно дергающейся многоликой массе вижу неподвижный безликий силуэт Дениса, моего изломанного мальчишки.

Стою и боюсь моргнуть. Боюсь, что исчезнет. Сердце колотится так, будто мне вогнали шприц адреналина прямо в нежно-сильную мышцу. Мне заслоняют обзор, и я уже готов растолкать всех, как вдруг…

Он тянет ко мне руку, что-то говорит. Я не слышу что, только вижу движение губ. Подлетевший ко мне парень пытается привлечь внимание. Но мне не до него. Внаглую отпихиваю в сторону. Мешает!

— Денис, — зову, но голос тонет в рокоте музыки и толпы, через которую я пытаюсь прорваться к нему.

Шаг — и образ пошатывается, идет рябью, а у меня все заходится в груди от осознания, что это просто видение.

Дышать… Не могу дышать. Боль с обидой пополам. Ни хрена это не дар! Это проклятие. Видеть, но не трогать. С губ срывается звериный вой. Еще шаг, в надежде схватить, задержать, почувствовать… Но нет. Толпа беснуется. Пульсирующие лучи стробоскопа разрывают зыбкую тьму, безжалостно рассеивая желанный образ, и я вновь один. Плохо, мне очень плохо. К выходу, на воздух. Пусть не свежий и пропахший смрадом выхлопных газов, но лишь бы вырваться. В ночь. Она укроет…

Сажусь в машину, и оставшаяся треть водки растворяется в моей крови. Откидываю голову на подголовник. Не хочу оставаться один. Мне кажется, я на краю и в мгновении от срыва.