Прямой эфир (СИ) - Стасина Евгения. Страница 59

— Игорь Валентинович, — да и новая секретарша, постоянно взвизгивающая на всю приемную, стоит мне внезапно выйти из кабинета, радости не добавляет. Так заунывно тянет мое имя, что мне хочется разнести этот чертов селектор бейсбольной битой.

— К вам тут женщина, — нагоняет тумана, намеренно замолкая на самом интересном месте, и громко сопит, ожидая, когда же я задам закономерный вопрос.

— Кто?

— Кхм, — Виктория откашливается, и с небольшой заминкой все-таки выдает:

— Она не представилась, но уверяет, что в ы всегда ей рады.

Яна. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы с первого раза не угадать, кто с такой самоуверенностью уже стучит в дверь моего кабинета. Не ждет приглашения, толкая деревянное полотно, и тут же предстает передо мной во всей красе: серые полусапожки на высоком каблуке, тесная плотная юбка молочного цвета и блузка — просторная, в тон обуви, и слегка просвечивающая бюстгальтер.

Женщина плавно покачивает бедрами, двигаясь словно лиса, загнавшая в угол зайца и уже предвкушающая вкусный ужин, и поставив свою сумку на столешницу, садится с ней рядом, забрасывая ногу на ногу.

— Соскучился? — слегка подается вперед, хватая карандаш из подставки, и начинает покусывать тупой кончик, не забывая томно на меня поглядывать. — Я вот жутко скучала.

Я не видел ее с той самой ночи, когда, нацепив на себя безразмерный халат, она кричала мне вслед не самые приятные слова. Отстранился от наших с ней отношений и, если быть честным, настолько погрузился в себя и анализ своих поступков, что толком и не вспоминал о жгучей брюнетке, забрасывающей мой мобильный гневными СМС. А сейчас и подавно — думаю о жене, о предстоящем разводе и перспективе стать воскресным папой, о кипе бумаг, скопившейся на моем столе, о друге, с которым так ни разу и не созвонился… о чем угодно, но только не о ней.

Мой мир трещит по швам, а она все так же красива, уверенна и сексуальна, но отчего сейчас, сидя в этой соблазнительной позе с плавным прогибом в пояснице и приоткрытыми губами, терзающими корпус карандаша, я не нахожу ее привлекательной. Так долго томился в ожидании ее прихода в мою жизнь, а, получив желаемое, ужаснулся — тех потерь, что я понес с ее появлением, она никогда не стоила…

— Нравлюсь? — заметив, что я слишком долго молчу, изучая хорошо знакомое мне лицо, призывно улыбается, меняя позу, и теперь едва ли не лежа на жесткой столешнице, взбивает рукой свою прическу.

Нет. Но скажи я об этом вслух, мое четырехмесячное безумие станет достоянием общественности — уж эта женщина не побрезгует известить всех и каждого, что на протяжении долгого времени являлась моей любовницей.

— Ты плохо выглядишь, Игорь. Работа тебя доконает, — произносит, и уже ведет кончиком языка по верхней губе, исследуя помещение задумчивым взглядом. Знаю, что вовсе не переживает за мое состояние, но и не думаю смеяться, когда она не слишком-то умело разыгрывает неодобрение, останавливаясь глазами на толстой папке, принесенной мне Викой в начале трудового дня. Плевать ей на все, но если бы она захотела узнать мое мнение, юлить бы не стал — если я и умру, то явно нет от ежедневной рутины, а от размышлений, которых с каждым днем становится только больше. Напротив, пусть и не всегда удачно, но здесь, среди суеты офисных работников, я хотя бы немного отвлекаюсь.

— Бедный, мне даже кажется, ты постарел! Размять тебе плечи? Или… — замолкает, недвусмысленно сверкнув взором, и принимается медленно расстегивать верхнюю пуговку своей блузки.

Странный она человек — неужели считает, что секс лекарство от всех болезней? Или по-другому и не умеет вовсе?

— Не стоит. И сядь на стул, пока кто-нибудь не зашел, — я не хочу проверять, насколько хватит моей выдержки, и намеренно не слежу за игрой ноготков с перламутровыми пуговицами, еще памятуя о том, как быстро сдался в прошлый ее приход. Кошусь на дверь, проверяя, плотно ли та прикрыта, и благодарю небеса, что Яне хватило ума не сделать секретаршу невольной свидетельницей нашего разговора. Последнего разговора, ведь права на ошибку у меня больше нет.

— Брось, через твою помощницу не так-то просто прорваться. Так что внезапных гостей можешь не ждать, — никак не уймется, продолжая все так же занимать мой стол.

— Но ты ведь здесь. Слезь, — говорю тверже, отбирая и теперь возвращая в органайзер горемычный карандаш, которым женщина принялась игриво водить по моей груди, свято веруя, что и сегодня одержит победу.

— У меня дар — устоять перед моим обаянием невозможно. Кстати, как жизнь? — теряя боевой настрой, все-таки садится напротив, мгновенно становясь серьезной. Даже волосы поправляет, стараясь привести в порядок пряди, которые несколькими секундами ранее взбивала пятерней.

— Видишь, в отличие от тебя, мне не плевать, как ты проводишь дни. Надеюсь, все хорошо?

— Не жалуюсь.

— Счастливчик. А у меня все не так радужно, — картинно хлопает ресницами, теперь поглядывая в сторону, и после шумного вдоха, поясняет:

— Видишь ли, мне отчего-то кажется, что мной воспользовались. Жестоко. Развлеклись и выбросили.

Хочет пристыдить? Бросьте, не ей читать мне лекции о том как правильно расставаться с людьми — мне пришлось довольствоваться мятой запиской и рваным разговором в тесной подсобке.

— Мне знакомо это чувство, — отвечаю холодно и больше не смотрю в ее сторону.

Делаю вид, что увлекся бумагами, но тонкие женские пальцы уже вырывают из моих рук отчет, с которым я должен был ознакомиться еще утром. Вот уж не думал, что когда-то предпочту дела ласкам некогда любимой женщины… Да и была ли любовь? Страсть, волнение, похоть, тяга на каком-то животном уровне — да. Но разве за это любят?

— Ты мне даже не звонишь! Неужели неинтересно, как я живу? — Яна зло сверкает глазами, цепляясь взглядом за снимок жены, все так же стоящий на своем законном месте, и недовольно сводит брови на переносице.

— Я оплатил квартиру на полгода вперед, так что не сомневаюсь, что живешь ты в комфорте.

— По-твоему, все упирается в деньги? А как же мое душевное состояние? Оно тебя больше не заботит?

Пожалуй, верь я в наличие у нее души, хорошенько спрятанной в яркую обертку, непременно терзал бы себя и этим. Страдал, в привычной для себя манере, закрывшись в неуютной спальне своей городской квартиры с верным товарищем — коньяком, и ругал бы свою бестолковую голову, что навлек страдания еще и на Яну.

Но мне повезло — у меня было достаточно времени осознать, что ни о каких чувствах с ее стороны и речи идти не может. Она дарила мне эмоции и жгучую страсть, я ей — жилье в центре Москвы, личный автомобиль и кредитку, с которой она до сих пор щеголяет по столичным бутикам. Надеялся ли на что-то? Да. Определенно питал иллюзии, стоило мне увидеть ее за той же барной стойкой, где когда-то у нас все завязалось. И даже чуть позже, когда придумывал отговорки и задерживался допоздна, оттягивая момент расставания с Яной, прижавшейся ко мне своей оголенной кожей под невесомой шелковой простыней… Даже в тот день, когда Лизе суждено было узнать о нашей с ней связи, задумывался, а не это ли счастье? Единение тел, порывистого дыхания, хриплых стонов… А теперь понимаю, как заблуждался. Счастье — в семье, что с такой как Яна никогда не построишь, в разговорах, которых мы толком и не вели, в совместных мечтах, которые, к сожалению или к счастью, с этой женщиной у нас слишком полярны.

— Ты, вообще, здесь? — щелкает своими пальцами перед моим лицом и уже встает, пылая праведным гневом.

Надеюсь, она собралась уходить, хотя к сумке своей не прикасается. Просто нависает над столом, раз за разом нарушая тишину звонкими щелчками, и мне ничего не остается, кроме как отодвинуть внушительную стопку макулатуры и все-таки решить этот вопрос раз и навсегда. Однажды я разрешил ей взять под контроль мою жизнь, теперь не могу позволить себе такой роскоши, ведь на кону не только мое будущее.

— Я всегда считал тебя умной женщиной. Помниться, ты даже давала мне дельные советы, просила не рушить из-за тебя свою жизнь, — вспоминаю разговор трехлетней давности в парке, — и относится ко всему проще. Так, разве, мы не решили этот вопрос?