Меж молотом и наковальней (СИ) - Алмазная Анна. Страница 42

И, оттолкнувшись от подоконника, я шагнула вниз, в ласковую тьму.

Ночь встретила запахом опавших листьев и шелестом ветвей… когда я вот так летала в последний раз посреди ночи? Когда проносилась тенью над спящими деревьями, над росой, горящей серебром в лунном свете? Когда видела такое ошеломляюще красивое ночное небо?

Звезды… как же много звезд! В городе такого не увидишь, там все душит свет фонарей, а тут… так спокойно… так тихо… и щемящий душу простор!

Я провела пальцами по ручке метлы, активировала на ней руну заклинания. Много сил это заклинание съело, но теперь стоит только позвать… и метла прилетит сама. Очень полезное свойство, когда друзья тебя пытаются насильно удержать дома. Или когда летишь неведомо куда и не знаешь на самом деле, что тебя там ждет.

Я все же надеялась, от всей души надеялась, что что-то поняла не так.

Скала, о которой рассказывал Призрак, выросла осколком посреди древесного моря. И сразу же защемило сердце и захотелось обратно домой. Но… я должна спросить. Я должна посмотреть Анри в глаза. Я должна услышать… что ошибаюсь. Иначе жить же дальше не смогу. Я и сама не знаю, с каких это пор Анри стал для меня настолько важным.

Опустившись на небольшой козырек скалы, я скользнула в темную нору прохода и сглотнула комок страха: сразу же стало темно и душно. Прошептав новое заклинание, я раскрыла ладонь, и на пальцах моих ласковым светом заиграл огонек. Маленький, но большего, пожалуй, и не нужно. Страх куда-то ушел, на смену ему пришел гнев: шею Анри намылю за его шуточки, да так, чтоб неповадно было. Бессмертный бессмертным, а все равно дурак!

— Анри! — позвала я, и надеясь, и боясь получить ответ. — Анри, если ты тут, отзовись, поговорить надо!

Шумели за спиной деревья, капала где-то вода, и страх пробирался за воротник ледяным потом. Я уже решилась пойти дальше, как хлопнули над ухом крылья, мелькнула в неясном свете огонька тень, и что-то упало на землю, развернулась в укутанную плащом фигуру, выдохнуло едва слышно:

— Катя? С ума сошла по ночам разгуливать! А если тебя…

— Анри! — я и сама уже не знала, что делала.

Я не дала договорить, прижалась к нему, судорожно, до боли, сжимая ткань его плаща. Как же я скучала оказывается! Как же я боялась его больше не увидеть! Как же я хотела вновь оказаться рядом с ним!

Анри выдавил что-то сквозь сжатые зубы, обнял меня, нежно, ласково, как тот во сне, прижал к себе, и просил:

— Ну что же ты? Что же ты так трясешься, дурочка.

Попробуй тут не потрясись. Знал бы он, знал бы!!!

— Мне страшно!

— Знаю!

— Почему, скажи… почему кто-то меня так ненавидит?

Он вздохнул едва слышно. Обнял меня крепче, будто укрывая от всего мира, и тьма, недавно страшная, вдруг стала теплой, ласковой, как укутавшее нас одеяло.

Анри рядом и мне уже ничего не страшно.

— Если бы я знал… Катенька, родная, если бы я знал, — прошептал вдруг он. — Убью подонка, найду, уж не сомневайся! Но будь ты хоть капельку осторожнее! Честно не знаю… Боже, я не знаю, как тебя сберечь… как не позволить… дорогая моя, родная, пожалуйста!

И все наваждение будто схлынуло. Я вдруг вспомнила, зачем я здесь. Вспомнила, что хотела спросить.

— Я тебя не понимаю, — прошептала я, отстранилась, потянула Анри к знакомому козырьку, туда, где смогу увидеть в полумраке его лицо… посмотреть ему в глаза. Может, тогда я найду ответ на тот вопрос, что меня так мучил?

Но ответа там не было… я вновь поплыла, утонув в его взгляде. Как можно не поверить этим глазам? Его грустной улыбке, его мягкому голосу? И уже не понимая, что делаю, не понимая, зачем, я коснулась губами его губ и, сама испугавшись своей смелости, дернулась из его объятий. Но вырваться Анри не позволил, обнял меня одной рукой за талию, другой скользнул ладонью на затылок и поцеловал… сначала ласково, изучающее, потом смелее и уже более уверенно. И как завороженная, забыв обо всем и о всех, пила я мед из его губ, плавилась в его объятиях, тонула в его нежности… и звезды расплывались перед глазами, катились по щекам горячими слезами, а Анри все целовал меня и целовал, не позволяя больше ни сомневаться, ни плыть на волнах страха.

Ну почему… почему это не могло продолжаться вечно?

На этот раз наваждение было более глубоким и мучительным… просто в один миг я поняла, что что-то изменилось, стало не так… и поцелуй Анри уже не казался таким сладостным.

Мягко отстранившись, я вынырнула из густых волн счастья и поняла, что мне так не нравилось. А как поняла, так и не смогла сдержать предательской дрожжи: за спиной вампира, будто камни по сухому песку, перекатывалось глухое рычание.

Я узнала это рычание. Не могла узнать. И не могла поверить словам Анри, его тону, внезапно ставшему ледяным и жутким:

— Ну вот и почему ты так не вовремя? Позднее прийти не мог?

Звезды погасли, расплылись перед глазами. По позвоночнику пробежала ледяная волна и меня будто холодной водой окатили: за спиной Анри стоял тот самый адский пес… топорщилась шерсть на холке, прижались к голове уши, капала с обнаженных клыков, серебрилась в свете луны пена.

Значит, это все правда. Все. Это. Правда?

И это Анри натравил на меня это чудовище?

— Объяснись! — прохрипела я. — Объяснись, пока я еще желаю слушать!

Пока меня еще не съели…

Анри не отвечал, будто чем-то парализованный. Виноватый, значит? Я вырвалась из его объятий, не в силах оторвать взгляда от глаз зверя, горящих каким-то странным ярко-алым огнем. И почему-то что-то внутри не хотело уходить. Не хотело бояться. Верило…

Так, наверное, кролик верит удаву.

— Ты… — выдохнула я, не глядя на Анри. — Ты предал меня!

— Катя, все не…

Я не слушала. Слезы текли по щекам, ныряли в воротник куртки. А зверь не переставал рычать и шел, шел на меня, опустив к земле морду и роняя на козырек белую пену.

— Идиот, ты ее пугаешь! — закричал Анри. — Совсем с ума посходили! Катя!

— Ты, ты его на меня… — прошептала я. — Ты, ты, хочешь меня убить, за что?

— Катя, я…

Да я Катя, я уже столько лет эта самая Катя! И я все! Все тебе выскажу! Пусть даже перед смертью!

— Я не верила, не могла поверить, что это ты, ты… подонок… если хотел отомстить за те три дня, то почему так сильно… только потому что над тобой слегка посмеялись?

— Слегка? — сощурил глаза Анри. — Да мне ту историю веками припоминать будут! У бессмертным память знаешь какая отличная! И со скуки они чего только не сделают.

— Но так… чтобы убить…

Анри вздрогнул. Зверь скосил на него горящий огнем взгляд и вновь посмотрел на меня. Заскулил едва слышно, будто извиняясь, и Анри встрепенулся, шагнул ко мне, прошептал:

— Успокойся!

А зверь вновь начал рычать. И раньше, чем я даже испугаться успела — прыгнул. А потом время будто остановилось. Он летел на меня, оскалившийся, злой, Анри скользнул между нами… а я шагнула назад. Только вместо удобного козырька нога моя встретила пустоту. Не удержав равновесия, я взмахнула руками, вскрикнула едва слышно и успела поймать на себе взгляд Анри. Полный злобы и ненависти взгляд. И когда небо, ошеломляющее, безумное небо распахнуло передо мной объятия, я могла думать только об одном: как же он меня ненавидит!

Как же тот зверь меня ненавидит… что прыгнул за мной в пропасть.

Зверь был тяжелее и все ближе. И я уже не знала, что будет быстрее: его сомкнувшиеся клыки на моей шее или удар от падения. И мне уже было не страшно, совсем. Я даже не удивилась, когда в спину мне ударил поток ветра, потянул в сторону, вверх, устроил в своих объятиях и завертел в бешенном вихре. Я успела только заметить зверя, спружинившего на какой-то уступ в скале, Анри, заставшего в одиночестве на козырьке, и небо вдруг пропало… все пропало, растворилось в душной темноте… ударило в пол, сильно, безумно, со злостью, и я сжалась в клубочек, замерев от пережитого ужаса.

— Дура! — расходился где-то рядом знакомый голос. — Ну почему ты такая дура! Сначала сбежала от нас, а потом пошла с ним объясняться. Одна! Ночью! Не могла хоть Машку взять! Она бы живо и этому вампиру, и этому псу шкуры подпалила!