Меж молотом и наковальней (СИ) - Алмазная Анна. Страница 51

— Н-е-е-е-е-е-ет.

Зеленая выдохнула сквозь зубы и резюмировала.

— И твои сны начались с первого ноября, да?

Если задуматься…

— Нет, просто они стали более навязчивыми… наверное.

— И Сашка взбеленился после того, как ты ему о псе рассказала?

— Да.

— Дура ты, Катя!

Ну вот… и она туда же.

Но мне было все равно.

Я устала, как же я устала… голова стала тяжелой и через пелену сна я чувствовала, как Зеленая ласково гладила мои волосы и шептала мне что-то на ухо. Опять со своей магией пристает. Надо бы сказать, чтобы перестала. Что так такие дела не делаются, но сил не было. Совсем. Хотелось отдохнуть, хоть немного, насладиться пьяным оцепенением.

— Завтра все будет лучше, обещаю, — шептала Зеленая. — Когда твоя боль уйдет, когда уйдет твой страх, ты сама сядешь и во всем разберешься. Если не разберешься, приходи, помогу.

— Не приду. Ты вредная. Ты обзываешься, — пьяно ответила я.

— Больше не буду, — рассмеялась Зеленая, кутая меня в какие-то водоросли. Стало мягко, тепло. И так спокойно, как уже давно не было.

Но откуда-то я точно знала, что все это только передышка. Успокоившись, зарывшись носом в водоросли и слушая плеск воды, я вдруг поняла, что не верю, никогда не верила в вину Анри. Значит, убить меня пытался кто-то другой. Значит, этот кто-то все еще за мной охотится. А, может, этот кто-то на самом деле и убил всю мою семью?

Все же как это сложно быть слабой смертной… как же хочется временами стать такой же сильной и крутой, как мои друзья. Я стану. Наверное. Но завтра.

— Что? Без меня пьете? — раздался где-то обиженный голос Маман. Зеленая живо скрылась в темных водах. А я? Я уже спала.

Глава двадцать четыре. Выбор

Ночь, полная огней, самая короткая в этом году. Холодит роса босые ноги, льняной подол уже мокрый насквозь, приторно сладко пахнут липы. Хоровод. Хоровод вокруг, опьянение праздника. Радость в крови, веселые песни, улыбки деревенских парней. И никого, кто затронул бы мое сердце. Мне всего тринадцать. У меня еще есть время! Много, много времени!

— Дай погадаю, милая, — пробирается сквозь веселье тихий голос.

Глаза у цыганки черные, красивые. Утопаешь в этом взгляде. В мудрой улыбке, в отблесках света от сережек. Мягко звенят монеты на ее платке, льется мелодия, выводимая ее сородичами, и, смеясь, я подаю ладонь…

— Трое в твоей жизни. Один любит, второй ненавидит, третий — думает, что любит. Годами, веками… навсегда. Никуда от них не денешься, даже в смерти не спрячешься.

И я ловлю на себе страстный, безумный взгляд. Подружки смеялись, что он влюбился, а мне вот смешно не было. Было почему-то страшно. Вырываю из тонких пальцев цыганки руку, убегаю в толпу, несусь по поляне, меж пылающих костров, меж танцующих пар… и рвусь из крепких рук:

— Ну что же ты, что же ты, — смеется кто-то, и я сразу успокаиваюсь. Оборачиваюсь, прячусь в крепких объятиях, вдыхаю такой родной, такой любимый запах…

И сердце мое бьется быстро-быстро, подобно раненой птице. Но уже не из-за страха.

Проснулась я в тех же водорослях. Едва живая, но уже гораздо более спокойная, от навязчивого звонка. Адам Ламберт выводил мелодию из печально известного фильма, я сонно потянулась за мобильным и, увидев высветлившееся на экране имя, тихо сказала:

— Привет, Ли.

— И тебе привет, красавица, — ответил чужой голос.

Сонливость как рукой сняло. Голос казался смутно знакомым, и морозил позвоночник волной страха. Как-то странно говорил этот незнакомец. Как-то недобро, и в каждом слове его плескалась волной… ненависть.

Чувствуя недоброе, я высвободилась из водорослей и спросила:

— Где Ли?

— Неужели у нас нет других тем для разговора, детка? Совсем нет?

— Где Ли и кто ты такой!

— Уже лучше. Я все расскажу, золотко. Все, что захочешь услышать. При личной встрече.

— Ну так приходи в гости, — тихо прошипела я.

— Не могу, твои друзья вряд ли обрадуются. Они так тебя оберегают. Даже погулять уже одну не выпускают. А ты такая послушная стала, без охраны ни ногой. Даже в лес под охраной. И куда давалась моя вздорная, сбегающая от друзей Катерина, м? Пора бы ей вернуться. А то как мне до тебя добраться-то?

— Где Ли? — выдохнула я, начиная бояться еще сильнее.

— Хочешь увидеть подругу? Так приходи в гости. И поскорее, не придешь до вечера, подпорчу ей шкурку. Серьезно подпорчу… как твоей тетушке.

Я похолодела, чуть было не выронив телефон. Нельзя. Нельзя сейчас цепенеть от страха. Надо слушать. Надо…

— Хочешь послушать, что я с ней сделал? Что я сделал с твоими родителями? С твоим тупорылым дядюшкой?

— Да ты…

— Что, девочка? Я всего лишь исправлял твою ошибку, такие как вы не должны жить. Не имеете права. Кто-то гадит, кто-то убирает. Я всего лишь убираю. За тобой, моя хорошая. Приходи ко мне, и мы все это закончим. Все, что не закончили, когда ты была Алицией.

— Бредишь, сволочь! Я ничего тебе не сделала!

— Ненавижу. Всегда буду ненавидеть. Тебя, деточка. А что ты думала? Сделаешь меня таким и забудешь? Переродишься раз, второй, и будешь жить счастливо со своим уродом? Никогда! Не позволю. Я зачаровал твою метлу, позови ее и прилетай ко мне, жду с нетерпением. Без тебя в кровати так холодно, — мне стало тошно. Какая кровать?

А он, тем временем, продолжал:

— И одна приезжай. Верь мне, попробуешь надуть, узнаю. Скажешь кому-то, куда полетела, узнаю.

— Зачем я тебе?

— Терпеливее надо быть, душа моя. Я тебе все расскажу, все, что захочешь. При личной встрече. Или ты сегодня умрешь, или твоя подруга. Выбирай. И она-то перерождаться больше не будет. Она уйдет навсегда, как бессмертная. Ты помнишь об этом, да? Выберешь жить, убью кого другого из твоих дружков. Благо, у тебя их много. Могу даже тебе дать выбрать, кого первым.

— Я сделаю все, что ты захочешь, — выдохнула я.

Ну пару часов помучаюсь… и что… и все… а Ли… я не выдержу, если Ли из-за меня… Ли, моя тигровая лилия, почему вот так?

— У тебя два часа, — хмыкнул он. — Чтобы попрощаться. Видишь, какой я добрый? Зацени, детка.

И повесил трубку.

— Катя? — как сквозь туман долетел до меня голос Зеленой. — Родная, ты чего так побледнела? Кто это звонил?

Гуляли водяные тени по стенам, а я собирала свою душу. По кусочкам. Всего ненадолго, но этого хватит.

Что слышала Зеленая из нашего разговора? Что поняла? Скорее всего, немного, иначе бы разговаривала совсем иначе. Иначе я не смогла бы улыбнуться, как можно более широко, и сказать:

— Ничего страшного. Просто недовольный клиент.

Зеленая моргнула удивленно, но, вроде, поверила.

— Что ты сделала тому клиенту, что он так недоволен?

— Забудь, глупости, — усмехнулась я. — Мне пора идти… прости.

Мне надо так много сделать. Так многое сказать. Осторожно, чтобы никто не догадался. Улыбаться, чтобы они запомнили меня такой. Счастливой. Милой. Доброй.

Встречу ли я их в следующей жизни? Надеюсь, что нет.

Иначе… иначе все это повторится. Он никогда не оставит меня в покое.

Но сначала… как безумная летела я по ступенькам, на ходу тыкая в кнопки телефона. Гудки. Никогда в жизни эти паршивые гудки не были столь мучительными.

— Катя? — отозвались, наконец, в телефоне, и я, стараясь говорить как можно спокойнее, спросила:

— Ли? Где Ли? Не могу до нее дозвониться.

— Я тоже не могу, — спокойно ответил Саша. — Наверное, опять забыла зарядить телефон, или бросила его в бардачок, а сама пошла гулять. Или вырубила звук у косметички и забыла включить снова. Бывает. Когда вернется, от меня получит, не сомневайся.

Получит вряд ли… скорее, будешь счастлив до жути, когда она к тебе вернется. Интересно, как можно убить бессмертного? Наверное, как-то все же можно.

— Не сомневаюсь, — постаралась улыбнуться я, и остановилась, глядя, как за небольшим окном блестит, переливается снег. — Наверное, точно звук выключила. Ладно, я позвоню позднее…