На войне Дунайской (Документальная повесть) - Цаллагов Мамсур Аузбиевич. Страница 18

— Осмелюсь доложить вашему высокоблагородию свой план захвата Ключевого оврага, — с жаром говорил Караев. — Дозвольте нам с унтер-офицером Тимофеевым набрать отряд охотников в сто пятьдесят человек. Мы хорошо знаем все скрытые подходы.

И Дудар рассказал о своем плане.

За полчаса до рассвета неслышно подойти к оврагу с восточной и западной сторон. К этому времени две роты 3-й дружины выдвинутся на линию ночных секретов. Караев даст сигнал белой ракетой. В этот миг Центральная батарея откроет стрельбу через овраг по основной линии турецких позиций, две роты ополченцев крикнут «ура», а охотники ворвутся в овраг.

— Пусть они, ваше высокоблагородие, как можно злее горланят «ура» и стоят на месте. Остальное мы сами сделаем. Турки побегут на свою главную позицию, уверен. Как выбьем их, даю красную ракету, и тогда две роты займут позиции в Ключе.

Чиляев задумался. Риск немалый! Но оставлять солдат на голодном пайке воды — страшное дело. Вероятно, турки и закрепились там, чтобы уморить жаждой защитников перевала.

Майор был несколько озадачен инициативой охотников. Он вызвал их с другой целью — разведать, не передвигаются ли обозы турок в западном направлении — к Ловче. Но перспектива возврата водного источника заставила отложить пока все прочее. К тому же ополчение ежедневно получало донесения о фланговых движениях турок от Владикавказско-осетинского полка. Для Чиляева, как и всех офицеров отряда Радецкого, на первом плане было создание прочной обороны Шипки.

— Позвольте, — спросил майор, глядя на часы, — когда же вы успеете набрать сто пятьдесят охотников? Уже второй час ночи.

— Они набраны, господин майор. Нужно только ваше разрешение. А насчет «ура» их благородие капитан Петушков уже условился с пятой и шестой ротами.

— Почему капитан не прибыл лично?

— Ваше высокоблагородие, — ответил Фома, — их благородие по приказу вашего высокоблагородия находятся на ночной рекогносцировке.

— Ну, с богом! — ответил командир дружины. — Выбьете турок, считайте, что новые кресты уже висят на вашей груди.

— Р-рады стараться! — молодецки гаркнул Фома за двоих.

Вылазку охотников, громовое «ура» ночью, когда было сравнительно тихо, аскеры приняли за атаку всего Шипкинского отряда и покинули не только Ключевой овраг, но и две соседние с ним высоты. Потери охотников унтер-офицера Караева были ничтожными — четыре легко раненных. Турки оставили в овраге около десяти трупов убитых.

Караев и Тимофеев оставались в овраге до утра 11 августа, вели наблюдение. На рассвете капитан Петушков вызвал их наверх. И когда друзья выбирались из оврага, начался решающий штурм Шипки — «адский приступ».

Турецкая пуля пробила руку Караева. Петушков приказал Дудару следовать с санитарным обозом в Гарбово.

— Я еще держусь на ногах и могу принести пользу, — ответил Караев.

С этого часа он, как унтер-офицер, выполнял различные поручения начальника штаба ополчения — бегал к брянцам, орловцам, на Центральную и «Крылатую» батареи.

Бывая на разных участках обороны, Караев, как никто другой из младших чинов, хорошо знал общую обстановку.

Он видел, как на Шипку прибывали новые роты пехотинцев. Потом какая-то стрелковая часть поднялась на казачьих конях верхом и сразу, с ходу, бросилась в огонь сражения. Это был тот критический момент, когда Шипка держалась на волоске, окруженная с трех сторон лавиной вражеских войск. Генерал Радецкий днем раньше по приказу главного штаба направил свой резерв к Рущукскому отряду, потому что кому-то померещились «главные силы» турок именно там, и личная безопасность принца Александра оказалась «под угрозой».

Только находчивость казаков, посадивших на своих коней стрелков 4-й пехотной бригады, спасла Шипку. Батальон стрелков дружной штыковой атакой выбил турок с наиболее опасного участка, отбросив их к Лесному кургану. К вечеру подтянулась остальная часть 4-й бригады, а через день на перевале появилась 14-я пехотная дивизия генерала Драгомирова.

К ночи 11 августа число защитников Шипкинского Балкана достигло 7 тысяч штыков при 28 орудиях.

На следующий день Сулейман-паша двинул на штурм все свои войска при 48 орудиях и предпринял новую попытку окружить перевал и сломить сопротивление русских и ополченцев Болгарии. Активизировались рущукская и плевненская группировки низама. Это взаимодействие осуществлялось турецким командованием через связных-лазутчиков.

Под покровом ночи 12 августа генерал Ф. Ф. Радецкий сумел подтянуть к Шипке резервы и увеличил силы отряда до 15 тысяч штыков и 36 орудий.

В кровопролитных боях 12 и 13 августа русские войска и ополчение ценою героических усилий отразили все атаки турок, но все же не смогли сбить их с гор. Трудность борьбы заключалась в том, что защитники перевала отбивались от неприятеля, наседавшего с трех сторон: с северо-востока — группировка Вессель-паши, с юго-запада — Расим-паши. С юга наступали главные силы под командованием Сулеймана. Во всех этих направлениях русские войска контратаковали противника, и каждое направление было решающим. А Центральная батарея обеспечивала поддержку контрудара в южном направлении. Сектор обстрела других батарей был ограничен неудобным их расположением. Поэтому на других участках оборону решал ружейный огонь и русский штык.

Дальнейший штурм Шипки многократно превосходящими силами противника мог привести к падению этого главного бастиона Дунайской армии. Каждый приступ уносил сотни жизней русских солдат и воинов Болгарского ополчения.

Радецкий и Столетов решились на рискованный шаг — поднять войска для контрудара во всех направлениях и выбить турок с занимаемых ими высот.

Это был морально-стратегический ход с целью приглушить наступательный порыв аскеров, заставить их перейти к обороне.

До 13 августа включительно русские солдаты и ополченцы отбивали атаки турок, отбрасывали их штыком, а сами оставались на прежних позициях. Теперь предполагалось, после отражения штурмующих цепей турок, стремительным контрударом сбросить их с гор.

До полудня 14 августа шел беспрерывный огневой бой. Воины Шипки не имели возможности выпить глоток воды, хотя и стояла невыносимая жара.

Враг наседал. На головы турок летели камни, бревна и даже трупы аскеров.

Когда взвились знамена бригад, полков и стяг ополчения — Самарское знамя, горнисты заиграли: «Вперед!»

Русско-болгарское «ура» слилось с гортанным турецким «алла» и все покатилось вниз, как горная лавина из живых и мертвых тел.

В этот момент Дудар Караев находился в самой гуще 3-й дружины и был ранен в ногу.

Когда удалился и затих кромешный ад битвы, чьи-то добрые руки подняли Дудара. Он очнулся от беспамятства и увидел перед собой «виноватую» улыбку Фомы Тимофеева. Рядом с Дударом стоял охотник Христо Бошков с флягой холодной ключевой воды.

Караев сделал несколько глотков и опять потерял сознание. Он пришел в себя на перевязочном пункте, в большой белой палатке.

Болгарка, сестра милосердия, перевязывала ему ногу, наложив большой слой корпии на то место, где прошла пуля.

— Есть же люди, которых пуля не берет, — говорила она кому-то, проворно работая руками. Дудар спросил на чистом болгарском языке:

— Кого пуля не берет?

— Вы проснулись? О! Значит долго не пролежите. А пуля не берет нашу Райну, ополченку. Шестой день она воюет на Шипке, во всех атаках была, и не ранена даже. Господь бережет.

— Райна? Слышал. Смелость ее бережет. Чудесная девушка.

— Как это понять? — спросила сестра.

— Солдаты говорили: когда Райна появляется в цепи ополченцев, они идут в штыки и опрокидывают аскеров. Сами понимаете, опрокинутый турок не стреляет, бежит. Потому и пуля Райну не берет.

— Лежи смирно, братушка, Спи.

В палатке появились земляки-всадники разъезда. Как они узнали о ранении Караева, было загадкой для него.

— Откуда вы, дорогие мои? — спросил Дудар, морщась от боли.

Гуда Бекузаров приложил руку к кубанке и доложил: