Ваншот: За пределом («Oneshot: Beyond») (СИ) - Филоненко Вадим Анатольевич. Страница 45

Но самым примечательным у него были глаза – яркие, большие, разноцветные. Один синий и таинственный, как море. В глубине даже угадывались волны и течения. А второй имел цвет крови и внушал ужас, навевая мысли о чертях и адских сковородках или кровожадных вампирах. Казалось, глаза принадлежат абсолютно разным людям, но в то же время непостижимым образом сочетались друг с другом.

Расу типа определить я так и не смог. Не знаю таких в Ваншоте. В целом, перс выглядел нелепо и одновременно страшно до омерзения. Если бы классы присуждал я, то ему бы светила специализация Урод. Но нет, в его идентификационной полоске значилось одно-единственное слово… «Карнавал»! Это что за класс такой?! И почему не указан уровень? Неизвестный класс, неопределяемая раса. Да что тут творится?!

– Ну, что, очнулся? – Отшельник по-хозяйски отодвинул подручного в сторону и навис надо мной, как скала. – Очнулся. Это хорошо. Тогда давай знакомиться по-настоящему. Так кто же ты такой, Ром Мел?

За пять часов до провала задания

Прут раскален докрасна. Даже на расстоянии он обжигает грудь своим жаром. А уж когда впивается в кожу…

Я кричу во всю силу легких – от такой боли невозможно не кричать.

Прут отнимают от тела, предоставляя мне возможность чуть-чуть перевести дух, и прижимают вновь. Снова и снова. К одному и тому же месту, отчего ожог становится все болезненнее, а мясо выжигается до кости.

Я охрип, сорвал голосовые связки. У меня дерет горло от постоянных криков, кажется, гортань распухла, как полено.

Наконец, боль становится невыносимой, и я на короткое время погружаюсь в холодную освежающую тьму.

…При подготовке разведчиков-диверсантов ГРУ им преподают специальный курс о том, как противостоять допросам, в том числе с применением самых крайних, жестких методов воздействия. Если говорить проще, их учат, как выдержать пытки и не сломаться.

Вообще, у боли есть две характеристики: сила воздействия и ее продолжительность. То есть важно не только насколько сильна боль, но и как долго вы умеете ее терпеть. Бывает, что люди с высоким болевым порогом могут без единого стона вынести, когда им отрезают один палец, но ломаются на третьем или четвертом, не в состоянии и дальше терпеть такую боль.

Впрочем, в большинстве случаев, важнейшая цель пыток заключается не просто в причинении физических мучений, основная задача – сломать психологический защитный барьер, чтобы уничтожить личность человека. И не важно, кто выступает в роли истязателя – опытный подготовленный палач спецслужб или хулиган на задворках школы. Для обоих главное – сломать человека, уничтожить его суть, подчинить себе, не доводя до фактической смерти. Именно поэтому наряду с болевым воздействием обязательно применяется психологическое давление: запугивание, шантаж, унижение.

Пережившие такое воздействие люди уже никогда не станут прежними, возврата к нормальной жизни для них нет. Физическая боль со временем забудется, а вот психологическая травма останется навсегда.

У профессионалов разработаны целые тактики, как правильно пытать, и как противостоять пыткам, чтобы избежать фатального распада личности.

Умелый подготовленный диверсант точно так же плачет и кричит на допросе, когда ему раз за разом прижигают грудь, как и обычный прохожий с улицы. Секрет профессионала не в том, чтобы не стонать во время истязания, а в том, чтобы, когда все закончится, остаться самим собой – не калекой в психическом смысле, а по-прежнему сильным, уверенным в себе и потому опасным…

– Физическая боль рано или поздно забудется, а психологическая травма останется навсегда. – У меня бред. Я цитирую кусками секретный курс спецподготовки. Нет, я не состоял и не участвовал. Но случай, ознакомиться с конспектами, был – там, в настоящей жизни, его предоставил один мой наниматель, из тех самых серьезных дяденек в строгих костюмах. Дал пролистать распечатку и тут же забрал обратно, но мне хватило…

Сознание прояснилось окончательно, мой индикатор здоровья снова стал полон под завязку – Карнавал опять вылечил меня. И только разум еще помнит – ох, как помнит! – испытанную совсем недавно боль.

К счастью, бредил я про себя, не вслух, или так тихо, что мои истязатели не разобрали слов. В противном случае задавали бы совсем другие вопросы…

– Откуда ты узнал точку Ваншота? – орет мне в лицо Отшельник. Он по-прежнему нависает надо мной горой, давит Харизмой, пытается заставить поверить в мою ничтожность перед его нескончаемой силой. – Как сумел управлять дронами? Смотри на меня, кусок дерьма! На меня смотри! Про тиму и геймера – это правда? Зачем ты полез к Круизникам? Говори! Ну!

Мне на грудь опять ложится раскаленный прут. В то же самое место. Это один из приемов «правильных» пыток – когда палач повторяет свои действия, раз за разом. Жертва уже знает, что ее ждет, и тут срабатывает психология: бедолага машинально начинает стонать еще до того, как горячий металл вопьется в тело, и тогда боль кажется сильнее, чем есть на самом деле. Мы сами, наше подсознание и страх, усиливаем ее.

Кстати, и пытка раскаленным металлом для меня выбрана неслучайно. Она призвана напомнить подсознанию о том, как я совсем недавно заживо сгорал в огне взорвавшейся плазменной гранаты. И потому нынешняя боль от ожогов должна усиливаться многократно.

– Физическая боль забудется, – как заклинание твержу я. – Главное, не потерять себя.

Чтобы этого избежать, я отфильтровываю голоса мучителей, словно посторонние, не относящиеся к моим страданиям звуки.

Голоса и боль не связаны друг с другом. Отшельник и боль не связаны между собой. У боли вообще нет причины. Она сама по себе, как стихия. Ее надо пережить, и она пройдет.

Отшельник что-то орет и брызгает слюной мне прямо в лицо, но я не воспринимаю его слов. Это просто работает радио, и ко мне оно отношения не имеет. Раз за разом я убеждаю себя в этом, твержу, как мантру, как заклинание.

Рептилоид надвигается на меня, с угрозой и намеком ставит ногу на мой стул в миллиметре от самых нежных частей тела. Любой мужчина в такой ситуации непроизвольно дернется, стараясь уберечь свое хозяйство. Но со мной не тот случай. Я не осознаю действий Отшельника, отфильтровываю их так же, как голоса.

Перед моим мутным расфокусированным взором внезапно возникает сообщение:

«Получено: Подрыв +5».

Откуда? За что? Ах, да, это взорвался салют и мина у стены – сигнал для Спока и Швеца начать отвлекающий огонь. Самого взрыва я не услышал, как и стрельбы, которая должна была за ним последовать. Уши будто залили водой. Очень горячей водой. Она пульсировала в голове, наполняя ее невыносимой болью.

Мысли сбивались в комки и перекатывались в разрывающейся от боли голове, словно колючие сухие перекати-поле в Аризонской пустыне.

Мне сейчас мучительно больно. Я хочу это прекратить любой ценой! Но все закончится, когда я… хм… да вот хотя бы разберусь с информацией о Морфии. Да, точно. Это хорошая причина.

Вообще, в качестве такой задачи замещения годится, что угодно: можно спрягать неправильные глаголы, можно теорему Ферма доказывать, а можно инфу о криминальном короле Бродвея анализировать. Тогда на вопросы палачей ты будешь отвечать не то, что они хотят услышать, а то, что ты сам задал у себя в голове. Это классический прием поведения во время пыток. Он помогает не расколоться и не сломаться на допросе, заставляя палачей беситься от бессилия.

И я заменяю настоящую причину страданий – вопросы Отшельника – выдуманным делом.

Ухожу в себя, пытаюсь сосредоточиться. Вызываю в памяти сообщения про Морфия, одно за другим, анализирую их, рассортировываю.

Мысли путаются от боли, но я заставляю себя сосредоточиться вновь. Пока не разложу по полочкам всю информацию про Морфия, мучения не прекратятся! Хочешь, чтобы боль прошла? Тогда работай! Анализируй! Соображай!

– А-а-а… – кричать уже нет сил, изо рта вырывается лишь слабый хрип. Запах горелого мяса тошнотворен. Никогда больше не смогу есть отбивную или шашлык.