Ваншот: За пределом («Oneshot: Beyond») (СИ) - Филоненко Вадим Анатольевич. Страница 46

Нет! Так нельзя!

«Чтобы объект не смог восстановиться, необходимо в процессе пытки использовать обыденные вещи: телефон, карандаш, зубочистки, пластиковый пакет, вареное яйцо, воду или… горелое мясо», – цитирую очередной кусок секретного конспекта. Так жертва пыток и становится на всю жизнь сломленным психом, шарахающимся от привычных вещей. Значит, надо отфильтровывать и запахи тоже.

Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не обоняю, и вообще, я в домике. У меня есть дело – Морфий.

А у него, оказывается, был внезапный скачок в развитии. Интересно…

– У-у-у!!! А-а-а!!!

Провал сознания.

Вновь прихожу в себя. На чем я там остановился? Скачок вроде…

– Почему он не отвечает на мои вопросы?! – Отшельник был в ярости. Истязания продолжались уже почти час, но кроме криков, стонов и бессвязных бредовых фраз от пленника не удалось добиться ничего, даже мольбы о пощаде. – Надо действовать жестче! Наверное, у него очень высокий болевой порог, к тому же усиленный «Круизом». Нам пока не удалось его преодолеть. Этой мрази недостаточно больно!

– Ему ЗАПРЕДЕЛЬНО больно. Обычно персы теряют сознание, когда у них остается всего один хелс, а он отключается уже при пяти, значит, болевой порог мы перешагнули с лихвой. Тут дело в другом. Он от нас закрылся, – Карнавал положил бесполезное орудие пыток на жаровню и уверенно повторил: – Его с нами нет.

– Что ты несешь? Как так нет?

– Эмоционально нет. Он нас не видит и не слышит. Он «ушел», оставив нам только тело. К его сознанию теперь не пробиться.

– Но как такое может быть? – Отшельник сразу поверил своему компаньону или, как их еще называли в игре, пету.

(* Компаньон, спутник или пет – непись, которую предоставляют персонажу за какие-нибудь заслуги, например, в качестве награды за выполнение миссии. Также компаньона можно купить на аукционе или продать. Петы полностью подчиняются хозяину и только ему. Собственного уровня не имеют, их навыки соответствуют рангу хозяина. После гибели хозяина-шотхолла или удаления аккаунта хозяина-геймера пет исчезает. Каждый шотхолл или геймер может иметь одновременно не более трех компаньонов).

Карнавалы-петы имели специализацию лекарей и пыточных дел мастеров и знали о своем ремесле абсолютно все, умели причинять страдания, но так же знали, как им противостоять. Если бы на месте Мела оказался сам Карнавал, он действовал бы точно так же – закрылся от истязателей в стремлении уберечь психику, как наиболее уязвимую составляющую.

– Как ему удалось?! – завопил Отшельник.

Карнавал промолчал – ответ на этот вопрос не был заложен в его программу.

Диверсант двадцать первого уровня в бешенстве со всей силы ударил кулаком в лицо ненавистную четверку, хотя нет, теперь уже пятерку. Нос с хрустом завалился на бок. Осколки зубов разрезали губы.

– А-ах!..– всхлипнул пленник и внезапно улыбнулся окровавленным ртом: – «Сундук Мертвеца»! Точно, дело в нем…

– Ну, причем здесь «Сундук»?! – Отшельника едва удар не хватил. Он остервенело схватил пятерку за горло и принялся душить. – Говори, мразь! Говори!

Карнавал внимательно наблюдал, как индикатор здоровья пленника наливается красным и, наконец, проинформировал хозяина:

– Один хелс остался. Лечить? Или добьем?

– Лечи! – Отшельник опомнился, поспешно разжал руки и отшатнулся от потерявшей сознание жертвы. Помотал головой, приходя в себя. – Почему он заговорил про «Сундук»? Я добывал его для Морфия, но это было так давно…

Карнавал вновь не ответил. Закончив лечение, повернулся к хозяину:

– Он опять здоров. Будем продолжать или как?

– Или как. Ты ж говоришь, продолжать бесполезно.

– Да.

– А разговорить его надо. Он явно не так уж и прост. Нубовая пятерка, как же! Не смешите мои тапочки. У него есть секрет. Согласен?

– Да, – послушно подтвердил Карнавал. Компаньоны-петы никогда не противоречили своим хозяевам. – Используешь «Темную Лошадку»?

– Придется, – Отшельник скривился. – Терпеть этого не могу… И ты поплатишься за то, что заставил меня пойти на такое! Слышишь? – рептилоид схватил пленника за волосы, запрокинул ему голову и попытался поймать его взгляд, но желтые звериные глаза пятерки смотрели, не видя, будто сквозь Отшельника. – Ах, так? Ну, сам напросился! Карнавал, у тебя в загашнике есть казнь пострашнее «испанского галстука», который мы применили к бомжу?

– А как же! «Свинья», – оживился истязатель. – Давно хотелось на ком-нибудь попробовать. Со стороны это выглядит забавно, но для жертвы о-о-очень мучительно и страшно. Он будет долго умирать, желая поторопить смерть.

– Подойдет, – кивнул Отшельник. – Как только я с ним закончу, устроишь ему «свинью».

Рептилоид глубоко вздохнул, успокаивая нервы, сосредотачиваясь на предстоящем деле, затем положил ладони на виски пленника и активировал «Темную лошадку».

Боль от ожогов полностью угасла – меня вылечили, восстановив индикатор здоровья до последнего хелса. В который уже раз? Я давно сбился со счета. Но передышка наверняка временная, в тело вот-вот опять вопьется ненавистный раскаленный прут.

Я всхлипнул. Не хочу! И тут же одернул себя. Не хочешь? Тогда возвращайся к анализу Морфия. Договорились ведь: пытки прекратятся, как только ты поймешь, что с ним не так.

Я ждал очередного ожога, но в этот раз палачи изменили тактику. Вместо раскаленного железа мне на виски легли шершавые, как шишки, ладони Отшельника. Его лицо приблизилось к моему, а немигающий змеиный взгляд ввинтился в переносицу и дальше в мозг. Тотчас в голове возникло какое-то странное томление. Захотелось потрясти ею, чтобы вытряхнуть нечто чужеродное, будто воду, попавшую в ухо. Но я не смог шевельнуться, словно парализованный.

Ощущения нарастали. Они не были болезненными в привычном понимании. Дело обстояло куда хуже. То, что я сейчас чувствовал, можно охарактеризовать одним словом: невыносимо. Казалось, будто к голове присосалась гигантская пиявка и высасывает… что? Не знаю. Жизнь? Мысли? Воспоминания?..

Я не то чтобы потерял сознание, скорее утонул в своем собственном прошлом. Оно всплывало галлюцинациями, дробилось кусками, словно в паззле, складывалось в единую картину и рассыпалось вновь, чтобы превратиться в холст очередного воспоминания.

…

– Мам, а дядя Гена что с войны вернулся? – мне десять лет, дяде Гене, маминому брату, тридцать два, он военврач, хирург.

– С чего ты взял? – удивляется мать.

– Нет, что ты, Ромочка, – улыбается тетя Зоя, жена дяди Гены. – Он просто был в командировке в Питере. На курсах повышения квалификации.

Она искренне верит в это.

– Да? – теперь приходит моя очередь удивляться.

Мне никто не рассказывал правду, но я точно, абсолютно точно знаю, что дядя был не в Питере, а совсем в другом месте. Там, где стреляют, рвутся снаряды, пахнет порохом и кровью. Об этом говорят тысячи мелочей, на которые люди, как правило, не обращают внимания. Но я не могу их не замечать. Даже если сильно захочу. Они сами назойливо лезут в глаза, как грязное пятно на белоснежной футболке.

Дядя Гена хмурит брови и украдкой делает мне предостерегающий знак. Я затыкаюсь, чтобы не спалить его. Мне нравится мой дядя. Он классно умеет рассказывать про анатомию человека, легким доступным языком, понятным и ребенку.

– Ну, и как там Питер? – с серьезным видом спрашиваю я.

…

– А ну-ка, ушастый, стоять! – три старшеклассника останавливают меня за углом школы. На самом деле мои уши вполне нормальные, просто новая прическа – с подбритыми висками, делает их более заметными.

Один из подростков отвешивает мне довольно болезненный щелбан: