Этрусская сеть - Гилберт Майкл. Страница 6

Свою машину они нашли в конце стоянки. На выезде перед ними из тьмы возник Артуро.

– Приношу Вам свои извинения, синьоры, – сказал он. Был совершенно невозмутим и, как заметил Брук, даже не запыхался. – Этот синьор скоро придет в себя. Теперь он спит на заднем сиденьи в своей машине.

– Лишь бы не попытался уехать домой, – сказал Комбер.

– Я подумал об этом и забрал у него ключи.

– Ну, это же просто сокровище, – заметил Комбер. Выехав на автостраду, они неторопливо спускались к Флоренции, спавшей укутанной туманом, у их ног.

4. Среда: суматошный день

Поспать Бруку не удалось, но наутро он был в галерее в обычное время.

В книготорговой части с той полки, где были книги об Этрурии, выбрал с полдюжины томов, сказал Франческе, чтобы занялась заказчиками, если такие появятся, и уединился в конторе. Та была так загромождена картотеками и всяким барахлом, что едва вошли маленький стол и стул, но зато там он был один.

В толстых томах он пытался поймать мимолетное воспоминание, проблеск сходства – бронзовая статуэтка максимум тридцать пять сантиметров высотой, образующая часть светильника или кадила.

Пришлось пройтись по пяти столетиям этрусской цивилизации прежде чем нашлось то, что нужно, и нашлось там, куда заглянуть нужно было прежде всего, – в иллюстрированном каталоге крупнейшей коллекции, находящейся в Народном музее на вилле Джулия в Риме.

Сходство со статуэткой, виденной им ночью, было очевидным с первого взгляда. Но сходство было в стиле и подходе, речь не шла о точной копии. При этом любой непредвзятый специалист при взгляде на статуэтку Бронзини готов был бы поручиться, что речь идет об этрусском подлиннике.

Но раз Меркурио сказал с гордой усмешкой: – Это я, – можно было предположить, что он послужил моделью для статуэтки. А это значило, что либо статуэтка – современная копия, либо Меркурио – лжец.

Пока он листал страницы, в глаза ему бросилась одна иллюстрация. Голова молодого человека из Веи, прозванная за его неприступный вид «Мальвольта», и напоминавшая скульптуру Донателло «Святой Георгий». Капризный рот и глаза, юные и старые одновременно, напоминали Меркурио.

– Синьор Брук, извините…

В приоткрытую дверь на него глядело жесткое морщинистое крестьянское лицо с глазами как бурые камушки.

– Проходите, Мило.

– Я принес вам рамки.

– Отлично.

– К сожалению раньше не мог. Желудок меня замучил. Совсем замучал.

– Тина мне говорила.

– Тина – хорошая дочь…

В пакете были три деревянные рамки, резные и позолоченные. Подняв одну к свету, Брук сказал:

– Очень красиво, Мило. Рука вас не подвела.

Мило раскрыл в усмешке беззубый рот.

– Чистая правда, Мило Зеччи все ещё лучший резчик во Флоренции. Дерево, бронза, мрамор – хотя сейчас на мрамор спроса нет.

В контору заглянула Франческа и сказала:

– Здесь какой-то синьор хочет с вами поговорить.

– Ты ему сказала, что мне некогда?

– Сказала. Ему нужны всего несколько минут.

Брук вышел из конторы. Посреди зала стоял профессор Бронзини в темносиней суконной накидке с золотой вышивкой, в милой полотняной шапочке на голове. Его сопровождал один из юношей, Франческа услужливо суетилась вокруг, и двое туристов, только что вошедших в галерею, разглядывали профессора, набираясь впечатлений для очередного письма домой.

Брук не знал, должен его визит рассердить или позабавить.

Профессор ему слегка поклонился. Брук сказал – «Доброе утро».

– Я пришел принести вам свои искренние извинения, – сказал Бронзини.

– Ну что вы, – возразил Брук. – Я благодарен вам за безумно интересный вечер.

– Было приятное общество. Но, как я позднее понял, вчера я вас – неумышленно, разумеется, обидел. Полагал, что ваше знание Этрурии только поверхностно, и только сегодня утром понял, что имел честь принимать выдающего специалиста. Вы ведь тот самый знаменитый Роберт Брук, автор труда об этрусской терракоте, владелец тарквинийской галлереи и консультант по вопросам этрусской культуры при античном отделении Британского музея?

– Боюсь, вы преувеличиваете, – сказал Брук.

– Ни в коем случае. Не вы ли два года назад участвовали в раскопках в Каире как технический советник?

– Я был в Каире, – сказал Брук, – только не помню, чтобы у меня кто-то просил совета, или принял, предложи я их.

– Вы слишком скромны. Но если вдруг у вас появится желание посетить наши скромные раскопки, которые я веду в своем поместье в Волатерре, я буду очень рад… нет, просто польщен.

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказал Брук. И, чтобы не показаться неблагодарным, повторил: – правда, очень любезно.

В это время Мило Зеччи выбрался из конторы и попытался проскользнуть мимо книжных стеллажей. Профессор Бронзини, заметив движение, тут же обернулся и воскликнул:

– Мило! Что ты здесь делаешь? Не знал, что тебя интересуют книги по искусству.

Мило попытался улыбнуться. Он был явно растерян, но Брук не понимал, почему.

– Мило делает мне рамы для картин. Золотые руки. Вы его знаете?

– Знаю, – ответил профессор. Он уже явно утратил интерес к Мило, который выскользнул из магазина и припустился по тротуару, как только позволяли ему ревматические ноги. Профессор, достав визитную карточку, что-то на ней написал.

– Если в Волатерре возникнут проблемы, покажите её моему управляющему, – сказал он. – Нам приходится быть осторожным. Ограбление гробниц в Этрурии не остались в прошлом.

Завернувшись в накидку, он кивнул и величественно вышел на улицу.

Когда Тина принесла порцию спагетти – мучное в том или ином виде всегда было первым блюдом – Брук спросил:

– Ваш отец знаком с профессором Бронзини, Тина?

– Тысячу извинений, я сейчас вытру, – Тина выплеснула на стол немного соуса, которым были политы спагетти. Когда стол был вытерт и на скатерть легла чистая салфетка, переспросила:

– Вы что-то хотели?

– Знаком ли ваш отец с профессором Бронзини?

– С тем старым синьором, что живет в большой вилле во Фьерло и у которого поместье в Валатерре?

– Да, я о нем.

– Папа когда-то работал у него. Думаю, что-то реставрировал.

– Что именно?

– Я в древностях не разбираюсь. Наверно, керамику, я так думаю.

Это казалось правдоподобным. Терракотовые фигурки часто находили разбитыми и требующими тщательной реставрации.

– Почему вы спрашиваете? Вы с ним говорили?

– Они случайно встретились у меня в магазине. И мне показалось, что они знакомы.

– Ах, так? Подать вино?

Налив ему, заткнула бутылку и поставила её на сервант. Брук заметил, она собирается с мыслями, чтобы что-то ему сказать. Продолжал есть, но то, что услышал, его удивило:

– Может быть, вы поговорите с отцом?

– С Мило? Я сегодня виделся с ним в магазине.

– Нет, наедине. У нас дома.

Брук задумался, потом сказал:

– Если нужно, согласен. Можете сказать мне, в чем дело, Тина?

– Последнее время его что-то гнетет. Не только желудок, есть ещё что-то.

– Деньги?

– Нет, нет. Думаю, что-то совсем другое.

– И когда мне прийти к вам?

– Сегодня, потому что вечером не будет Диндо.

– Диндо?

– Диндони. Он помогает папе в мастерской и шпионит за ним. Диндо – ничтожество; думаю, он надеется заполучить мастерскую, когда папа умрет.

– Ладно. Я зайду к вам после ужина, около десяти.

Тина ему улыбнулась.

– Вы очень добры, – шепнула она.

– Подождите с благодарностью, пока не увидим, смогу ли я помочь вашему отцу, – сказал Брук.

В половине третьего позвонил в магазин. Трубку сняла Франческа.

– Сегодня после обеда меня не будет. Могу я оставить магазин на вас? Ладно.

Тогда до завтра.

Пришло ему это в голову за обедом. День был чудесный. Ветер сменился на северо-восточный, разогнал резкие облачка и умерил жару. В такой день хочется быть на реке, на лодке. Сидеть в магазине было бы невыносимо.