Непотопляемый «Тиликум» - Гильде Вернер. Страница 31

В матросах теперь нужды почти не было, зато всюду не хватало кочегаров и триммеров — подносчиков угля от бункеров к топкам. Меня это не соблазняло. На кайзеровской верфи мне довелось побывать несколько раз в кочегарке одного из кораблей. В скудном свете керосиновой коптилки и раскрытых топок в грязи и пыли надрывались полуголые кули [37]. Они ползали между горячими трубами и продувочными клапанами, волоча за собой мешки с углем. Кочегары совковыми лопатами швыряли уголь в топку. Из соседних топок выгребали горячий шлак и ссыпали его в кучу подле котлов. Жар от этих куч шел невыносимый, люди защищались от него мокрыми тряпками. Я думал, что задохнусь. Примерно так я представлял себе ад. Во всяком случае с подачи нашего старшего учителя Ниссена на уроках закона божьего. Шлаковую гору окатывали водой из шланга. Она шипела, наполняя помещение плотным горячим туманом. Я, пошатываясь, поплелся в направлении, где предположительно был трап к люку, ведущему на палубу. Из вентилятора, разгоняя пар, со свистом дул ледяной ветер. Возле лампы у нижней скобы трапа стоял обермаат [38] Гейер.

— Ну что, Фосс, воздушок-то не такой, как на бом-брамрее?

Я только кивнул. Гейер великодушно «не заметил» нарушения строгого военного артикула.

— А теперь представь себе бой. Наверху рвутся снаряды, а бедные «духи» — на три метра ниже ватерлинии, и из оружия у них — одни лопаты…

«И всего один выход на всех пятнадцать человек…» — думал я, карабкаясь вверх по скоб-трапу мимо шипящих паропроводов.

С кочегарками и пароходами я дела иметь не желал. Лучше уж еще разок попытать счастья у «Кремера», покуда не подвернется подходящий парусник. И вот опять передо мной Эльмсхорнская гавань. Как все знакомо, и берег тот же, и эверы… Только вот музыка какая-то незнакомая: к привычному визгу блоков и выкрикам грузчиков добавились какие-то новые звуки. С верфи доносились удары заклепочных молотков. На берегу Крюкау стояли чуть не целой артелью мои старые знакомцы — плотники и поглядывали на верфь.

— Эй, Ханнес, тоже ищешь работу?

Я кивнул и поздоровался с каждым. На эллинге стоял почти готовый корпус стального судна.

— Старых плотников они поувольняли, молодежь переучивается на клепальщиков. Валяй, Фосс, попробуй и ты, не хочешь?

Железные корабли я строить не хотел. Даже временно, покуда не устроюсь на парусник.

Несколько недель я помогал отцу по хозяйству.

— Ханнес, а может, совсем останешься дома? Мы-то с матерью стариками становимся…

Нет, оставаться мне не хотелось. Слишком тесна стала для меня Германия.

— Но ты же всегда хотел сделать из меня миллионера, отец, — отшутился я. Да и что было еще говорить? И он был прав, и я не виноват, и все равно бы он меня не понял.

— Хотел, сынок, хотел, — рассмеялся отец, — да уж больно дорого это нынче стоит.

В воскресенье я поехал в Гамбург. Денег хватило только на билет. Спасибо, мать харчей в дорогу припасла.

В порту я обошел все корабли.

— Не найдется ли местечка для опытного моряка?

Я был согласен на любую должность. К вербовщикам обращаться не имело смысла — они посредничали только своим должникам.

— Ханнес, старина, ты ли это?

— Дружище Фьете, откуда? Надо же, какая встреча!

— Мир тесен, братец, и старые друзья обязательно встретятся, надо только терпеливо ждать.

В ближайшем кабачке мы поведали друг Другу о своих приключениях. Оказалось, Фьете заделался старшиной грузчиков в нашей старой компании.

— Может, смогу тебе чем помочь.

Фьете направился к стойке и потолковал о чем-то с хозяином.

— Моя артель здесь частенько харчится, так что, считай, хозяин мне кое-чем обязан.

Толстый хозяин подошел к нашему столу с клеенчатой тетрадью.

— Ну вот, здесь у меня… — ногтем большого пальца толстяк постучал по густо исписанной странице, — здесь у меня, кажется, кое-что есть. Вот, пожалуйста, «Дж.У.Паркер», корабль с полным парусным вооружением, капитан Педерсен, рейс в Сан-Франциско. Требуется матрос. За посредничество с вас пять талеров.

— Два, — укоризненно сказал Фьете.

— Ладно, пусть будет три, — нехотя процедил хозяин.

Вот так я и попал на «Дж.У.Паркер», капитан Педерсен, флаг шведский, компания канадская.

Прежде чем явиться с сундучком на борт, я хорошенько рассмотрел свой новый корабль с берега. Да, это вам не добрая старушка «Дора». Совсем иной коленкор. «Дж.У.Паркер» сошел со стапеля в Бостоне всего два-три года назад. Какие острые обводы, наверняка хороший ходок. Четыре высоченные мачты. А парусов-то, парусов: несколько тысяч квадратных метров, никак не меньше.

Я поднялся на палубу. Все разумно, все основательно. Брасы, с которыми мы на «Доре» корячились до полусмерти, на «Паркере» выбирали лебедками. «Надо же, матросские кости берегут», — умилился я. Однако стоило спуститься в кубрик, как пыл мой сразу охладел. Ржавая керосиновая коптилка еле светила, зато дьявольски воняла. Сквозь открытый входной люк в помещение узкой полосой врывался яркий дневной свет. Остальной же кубрик от этого казался еще темнее. Я невольно остановился, вцепившись в поручень трапа.

Постепенно глаза привыкли, и кубрик стал прорисовываться четче. Весь он плотно, одна к одной, был заставлен двухъярусными койками, на которых сидели и лежали жующие, курящие и спящие люди. Те, что ели и курили, молча оглядывали меня. Я пробормотал слова приветствия и представился:

— Меня зовут Ханнес Фосс.

В ответ что-то недружно пробурчали, а один из лежащих указал ногой:

— Койка пока свободна.

Сверху послышались какие-то гавкающие выкрики. Люди повыскакивали из своих коек и рванули вверх по трапу. Я бросил сундучок на койку и поспешил за ними. У люка стоял боцман и костерил всех на чем свет стоит по-английски и по-норвежски. Я вылез на палубу последним, поэтому в основном его проклятия пали на мою голову. Потом боцман пролаял, видимо, какие-то распоряжения. Какие именно, я не понял. Впрочем, как мне показалось, не совсем понимало его и большинство моих коллег. Сопровождая слова тумаками и пинками, боцман сумел-таки разъяснить нам, куда бежать и что делать. Ах, вот оно что — мы должны ставить паруса. Теперь все стало ясно.

За работой я нет-нет да и поглядывал на боцмана и на команду. Норвежца-боцмана Йохансена хоть в балагане показывай — настоящий орангутан, одетый в синюю робу. Ходили слухи, что волосы у него не растут лишь на ладонях да на ступнях. Все остальное тело густо покрыто черным, как смоль, мехом. Ярко-красные губы едва просматривались сквозь заросли бороды и усов. Цвета глаз я так никогда толком и не разобрал, потому что они постоянно прятались под бровями. Да и неблагоразумно это было — Йохансена в упор разглядывать или, того хуже, исследовать цвет его глаз. Один из новичков, не понимая лающих звуков, испускаемых Йохансеном на смеси английского и норвежского, задержал было на нем вопросительный взгляд. В тот же миг боцман, словно шквал, обрушился на растерявшегося матросика и одним ударом кулака сбил его с ног. Потом схватил парня за воротник и снова поставил на ноги. Пошатываясь, побитый поспешил за остальными.

«Ханнес, Ханнес, — с тоской думал я, — куда ты попал, хоть бы уж все добром обошлось!» Кайзеровский флот казался мне отсюда настоящим санаторием. Команда «Дж.У.Паркера» состояла из англичан, шведов, норвежцев и немцев. Коком служил нью-йоркский негр — единственный американец на борту. Капитан Педерсен, чиф и второй штурман были шведы, боцман — норвежец, плотник и парусный мастер — финны. Команды и распоряжения отдавались по-английски.

И мы, в команде, тоже говорили между собой по-английски. В первый день мы с Францем (тем, кто указал мне свободную койку) заговорили было по-немецки. В кубрике сразу же угрожающе забухтели.

— Ага, не хотите, чтобы мы поняли, о чем вы договариваетесь?

В английском я был не силен и слов толком не понял, но по тону догадался, что мной недовольны.