На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина. Страница 19

К концу пути Лиза твердо приказала себе судить о Дмитриевском только с чужих слов. И воспринимать его таким, каким встретила тогда на дороге, испытав чувство безотчетного страха. Она размышляла о его непредсказуемом нраве, о горячности, что, судя по его славе былого дуэлянта, толкала графа на поспешные поступки. О его закрытости… И такого человека ей было совсем не жаль. По крайней мере, Лизе очень хотелось убедить себя в том.

В имение предводителя приехали вместе с первыми сумерками. До бала оставалось несколько часов, и, расставшись прямо в вестибюле, путники вслед за лакеями разошлись по предназначенным им покоям. К удивлению Лизы, ей предстояло разлучиться даже с Пульхерией Александровной. Незамужним девицам вместе с прислугой отвели большую спальню в мезонине. И Лиза немного испугалась при этом известии — впервые она будет в незнакомом доме совершенно одна.

— Вы так дрожите, дитя мое, — сжала ее руку Пульхерия Александровна перед тем, как расстаться с ней у лестницы, ведущей в мезонин. — Что вас пугает? Наша разлука перед балом? Коли желаете — попрошу Alexandre, и тот что-нибудь придумает…

Нет уж, просить Дмитриевского, едва удостоившего ее сегодня мимолетным взглядом, Лиза не желала. Да и вовсе не хотелось выставить себя капризной барышней, которую что-то не устроило в предложенном хозяевами дома размещении.

Хотя, ступив в спальню с несколькими широкими кроватями, Лиза едва не переменила своего решения. С трудом сдерживающие свое возбуждение юные барышни, словно канарейки в клетке, были заперты в этой комнате до того заветного часа, когда в сопровождении своих маменек или тетушек должны будут спуститься в бальную залу. Неудивительно, что каждая новоприбывшая особа тут же становилась предметом их чересчур пристального внимания: и как новое лицо, и как возможная соперница. И это внимание, особенно при нынешних обстоятельствах, не могло не нервировать Лизу.

Ей никогда ранее не доводилось делить комнату с ровесницами, а также наблюдать суматоху перед балом. То ли дома всегда были больше размерами, то ли приглашенных гостей менее числом, но она впервые наблюдала такую сутолоку и невероятную нервозность приготовлений. Даже спертый воздух в комнате стал, казалось, совсем тягучим от напряжения, что исходило от девиц и их служанок в последний час перед балом. Наверное, потому волнение, не покидавшее Лизу с самого приезда, незаметно отступило.

Вокруг постоянно толкались, кричали, недовольно визжали, раздавали щипки нерасторопным горничным. То и дело до ее носа доносился ужасный запах горелых волос, когда какая-нибудь из девок, этих самоучек парикмахерского дела, прижигала раскаленными докрасна щипцами локон своей барышни.

Ирина, сумевшая с самого начала запихнуть кофр в угол спальни и тем самым соорудившая себе отдельное местечко для приготовления Лизы к балу, довольно умело заслоняла ту своей спиной от пинков и толчков суетившихся вокруг. Только приговаривала что-то себе под нос, когда ее толкали сильнее обычного.

— Ах ты ж Божечки мои! — вскрикнула она, когда в спину снова пребольно заехала локтем одна из прислуживающих девок. — Это хуже, чем на ярмарке Троицкой у балаганов, помяните мое слово, барышня! Вот, Лизавета Петровна, поглядите-ка, — она протянула ей небольшое зеркало. — Так оставить аль выпустить пару-тройку локонов у щек?

А сама даже дыхание затаила в ожидании ответа — так ей не хотелось нарушать прическу, которой Лиза так выгодно отличалась от остальных барышень с их одинаковыми локонами над ушками и ровными гладкими проборами. Лизе же Ирина зачесала волосы кверху, открывая взгляду стройную шею, а локоны закрепила на затылке, позволяя узким водопадом спускаться на спину. А еще эта прическа так выгодно подчеркивала большие голубые глаза барышни… Потому Ирина и вздохнула облегченно, когда та покачала головой и вернула ей зеркало.

Лизе, разумеется, приходилось ранее бывать на балах. И на больших празднествах, которые давались на несколько сотен человек, и на малых, почти домашних, когда количество приглашенных едва ли переваливало за пару десятков. Но сейчас она шла вслед за Пульхерией Александровной через мрачную анфиладу комнат, чувствуя себя, словно узник, поднимающийся на эшафот. От волнения вспотели ладони, и странный легкий холодок неприятно пробегал вдоль позвоночника. Подобные выходы никогда не приносили ей радости, а уж от этого бала она и подавно ничего приятного не ждала.

Яркий свет ослепил при переходе из полутемных комнат в бальную залу. Звук голосов многочисленных гостей, прохаживающихся вдоль стен, на короткий миг даже оглушил. И тут же возникло желание вновь укрыться в мезонине. От этих глаз, что с любопытством устремились на нее, едва она переступила порог, от смеха, то и дело раздававшегося вокруг. Этот смех давил на напряженные нервы, и девушке стало казаться, что дамы, стоявшие в нескольких шагах, откровенно потешаются над ней, когда те, как по команде, прикрыли веерами свои улыбки и поспешно отвернулись к стене. Верно, над ее простым белым платьем, не по моде длинным и совсем не открывающим узкие щиколотки, перевязанные лентами. Или над ней самой. Такой невысокой и хрупкой, словно неоперившийся птенец, с длинной открытой шеей, единственными украшениями которой были атласная лента в цвет платья и тонкая цепочка с серебряным крестиком.

А когда в отражении зеркала Лиза ненароком поймала на себе взгляд одного из офицеров, ее вдруг окатило ледяной волной осознания, что нынче ей вряд ли доведется выйти на паркет. Ведь никто из мужчин в зале, кроме тех малочисленных гостей охоты в Заозерном, не был ей представлен. И значит, Лизе весь бал придется простоять подле кресла Пульхерии Александровны, как бывало на прежних ее балах. Безумная идея была поддаться искушению и приехать сюда! Только сейчас она поняла это, когда заметила, как быстро пересек залу следующий за ними Александр, кланяясь знакомым, и скрылся за дверями, ведущими в другие комнаты. Знать, это о нем говорил ей Василь за клавикордами, когда упоминал курительную и игорную.

Погруженная в свои мысли, Лиза не заметила, как к ней и Пульхерии Александровне приблизился Василь. Молодой человек церемонно поклонился ей, в то время как под расписным потолком залы грянули звуки первого танца — торжественного и степенного польского.

— Согласно записи, — произнес он важно, предлагая ей руку.

Лиза вопросительно взглянула на улыбающуюся Пульхерию Александровну и после минутного колебания шагнула к Василю, положив кончики пальцев на его ладонь.

— Когда вы успели? — прошептала она, с первой же минуты поверив, что Василь записан на полонез в ее карточке.

Он улыбнулся в ответ очаровательной улыбкой, на которую тут же засмотрелись две девицы, стоявшие у стены рядом со своими маменьками.

— Кто истинно желает, тот всего добьется.

Девушка, вздрогнув, быстро взглянула на Василя, пытаясь разгадать, какой смысл он вложил в эти слова. Только ли о бале и о танцах?

— Полагаю, я не должна дивиться, заприметив и ангажемент на мазурку в carte de bal? — осведомилась она, занимая место после высокого улана, глядевшего на нее в зеркало, и какой-то бледной девицы.

Василь скосил взгляд, не скрывая хитринки, которой засветились его голубые глаза.

— Мог ли я проявить такую настойчивость при вашем нежелании? Мне не хватило смелости для того, признаюсь вам, — его глаза сверкнули весельем, которое ответным отблеском вдруг вспыхнуло в Лизе, заставляя уголки ее губ дрогнуть в улыбке. — Всего лишь кадриль… вторая кадриль бала.

Человек-феерия. Именно так бы Лиза назвала Василя, если бы ее спросили. Если очаровательная Лиди, не пропустившая на бале ни одного танца, была подобна прекрасной розе, то младший Дмитриевский был огненной шутихой или красочным фейерверком в небе. Он искрил, расточая вокруг себя улыбки, шутил, сыпал комплиментами. Лиза даже сама не заметила, когда тоска и страхи отступили прочь, а вместо них наслаждение от происходящего захватило ее с головой.