На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина. Страница 36

Она стояла сейчас напротив него, сжав кулаки, не делая ни малейшей попытки скрыть свои чувства. И все больше распалялась при виде того, как он спокоен, как безмятежно гладит морду своего вороного. О боже, еще мгновение, и ее хватит удар, не иначе!

— Да только во мне нет иных чувств к вам, кроме отвращения и страха. Да-да, я вас боюсь, как и должно бояться девице! Вашей прежней славы, вашей бесчувственности, вашего равнодушия к чужому горю и беде. Вы жестокосердны. В вас нет ничего, что должно бы иметь истинному дворянину. Человек, лишенный благородства, презревший честь дворянскую, дворянский долг…

Она знала, что бьет по живому. Для любого человека их круга такое оскорбление было сродни смертельному удару. И знала, что такие раны едва ли быстро затягиваются. Но не могла не ударить, чтобы хоть как-то задеть этого мужчину, казалось, начисто лишенного человеческих чувств. Чтобы увидеть хотя бы отголосок боли на его лице.

Выпад со стороны Дмитриевского был столь молниеносным, что Лиза даже не успела вскрикнуть, как ее локти оказались захвачены в плен крепкими пальцами. А сама она, проехавшись по снегу каблуками сапожек, притянута так близко, что видела, как трепещут ноздри его носа, как ходят желваки под кожей. Лизе стало жутко. Потому что в темных глазах, устремленных прямо на нее, явно читалось желание свернуть ей шею, хотя голос Александра был спокоен и ровен.

— Вы правы, Лизавета Петровна, во всем правы. Только совсем негоже оскорблять человека, предоставившего вам кров. Не по православному обычаю отвечать на добро ядом, пусть и государеву преступнику…

— Отпустите меня! — она не желала слушать его. Ей вообще сейчас хотелось оказаться от него как можно дальше. А еще откуда-то из самых глубин поднималась, разрастаясь с каждым мгновением, истерика. Слишком насыщенными по эмоциям были последние минуты. Слишком сильны пережитый страх и разочарование.

Снова показать свою слабость перед ним… Нет же, нет! Бежать прочь от этого места и этого человека. Чтобы не видеть и не слышать его.

Лиза рванулась раз, потом другой, ненавидя Александра в тот момент всей душой за то, что никак не выходит высвободить рук. А он только смотрел на нее своими удивительными завораживающими глазами и почему-то приговаривал полушепотом, как когда-то успокаивал ее лошадь: «Тихо… тихо…» И этот полушепот только усилил Лизин гнев, придал сил рвануть так, что она выгнулась дугой в его руках.

В этот раз Александр не сумел удержать ее, потерял равновесие, и они с размаху упали в снег, взметнувшийся вокруг них фонтаном белых брызг. Вороной, который все это время держался поблизости, нервно заржал. Александр, упавший на Лизу, тут же плотнее прижался к ней всем телом, закрывая девушку от случайного удара копытом переступающего на месте коня. Обхватил ладонями ее голову, с которой при падении слетела шапка, а локоны рассыпались по снегу.

Вороной всего пару мгновений тревожно суетился на месте. Вскоре он отступил от лежащих на снегу людей, словно сообразив, что может невольно задеть их. Лиза, оглушенная ударом тела Александра, ошеломленная его близостью, даже не поняла, в какой момент конь отошел от них подальше. А потом и вовсе забыла о нем, когда едва заметно шевельнулись в ее волосах мужские пальцы, и темные глаза оказались, на удивление, совсем близко. Так близко, что кончики носов почти касались друг друга.

Лизу будто в омут затягивало с невероятной силой. Даже мысли не мелькнуло о том, в каком неподобающем положении для девицы она находится сейчас: распластанная на снегу, под тяжестью его тела, под его пальцами, что запутались в ее локонах. Словно кто-то стер все мысли из головы, оставив там подобие этого белоснежного луга. И хотелось одного — смотреть в эти глаза, ощущать легкие, ласковые касания пальцев, от которых по всей линии позвоночника пробегали мурашки. Не было ни холода снега, который заботливо принял их в свою колыбель, ни сторонних звуков, хотя над окрестностями разнесся сигнал, что добыча загнана, зверь взят. Только его затуманенные глаза и настойчивые пальцы, один из которых так смело двинулся в путь от локона вдоль по ее щеке — прямо к губам, которые тут же приоткрылись в немом приглашении.

Александр был так близко к ней и так невыносимо далеко в этот миг, когда его губы едва ли не касались ее пересохших от волнения губ. Что-то внутри дрогнуло при этой близости, треснуло, как по весне ломается толстый лед на реке. Захотелось потянуться к его скулам и коснуться их кончиками пальцев. Совсем мимолетно…

А потом на лоб Лизы вдруг упало несколько снежинок, что задержались на длинных ворсинках меха его шапки и только сейчас соскользнули вниз. Она недоуменно моргнула, вздрогнув от холода, которым тронул снег ее нежную кожу прямо у линии волос. Разорвалась незримая нить, протянувшаяся меж ней и Александром, растаяли чары, которые закружили Лизе голову, заставив на несколько коротких мгновений забыть обо всем.

Лиза раздумывала недолго. Правая рука, ничем уже не удерживаемая, взметнулась и с резким звуком опустилась на его левую щеку. Голова мужчины дернулась при ударе — тот был так силен, что даже шапка Александра свалилась в снег, а ладонь девушки загорелась невыносимым огнем боли. Он с легким свистом втянул в себя воздух, и Лиза поняла, что наконец-то добилась своего — причинила ему боль.

— Nous, j'ai bien mérité^[109], — прошептал Александр, снова возвращая взгляд к ее лицу, на что она раздраженно поджала губы.

Дмитриевский легко поднялся на ноги и протянул ей руку. Глупо было отказываться от помощи при тяжести трена, что так и тянул вниз. Потому Лиза ухватилась за его ладонь, хотя и пробурчала себе под нос что-то про «последнего на этом свете человека, от которого желала бы помощь принять».

— А вот и наш верховой!

Она обернулась в сторону, куда смотрел Дмитриевский, отыскавший наперед ее шапку и стряхивавший с той снег. Действительно, к ним спешил Петр, ведя на поводу каурую Лизы. Подъехав, он быстро соскочил с седла и бухнулся на колени в снег перед графом.

— Прощения прошу, барин! Милости прошу! Не доглядел, дурак, за барышней, не доглядел! — Он говорил так быстро, что Лиза с трудом разбирала слова.

— Дурак и есть, что на речи барышни повелся. Твое дело мой приказ исполнять, а не капризы девичьи, — резко ответил Александр, вмиг превратившись в господина. — Барышня, гляди, с седла упала, убиться могла. Могла?

— Могла, ваше сиятельство, ой, могла! — Петр еще ниже склонил непокрытую голову, едва ли не утыкаясь носом в снег. — Прощения прошу, барин, бес попутал!..

— Десять плетей за то, что барышню из вида упустил, когда наказывали в оба глядеть! Твое счастье, что барышня цела и здрава. Но если хоть что-то из моего наказа упустишь — лично всыплю полсотни соленых.

Лиза чуть не ахнула при этой угрозе, в очередной раз поражаясь бездушности графа. Дворовый же только кивнул в ответ, ничуть не испугавшись слов барина. Будто вовсе не ему грозило быть битым на конюшне плетьми, от души смоченными в соли.

— Барышню в усадьбу повезешь да скажешь, что она в седле не удержалась. И ко мне тотчас пошлите, будто и неведомо мне то. И ни слова никому о том, что был я здесь, ни единой душе! И что барышня хоть миг при тебе не была. Ты все понял? — и когда верховой снова с готовностью кивнул, Дмитриевский улыбнулся довольно: — Надеюсь на тебя, Петр.

— Все исполню. Слово мое — могила! — Петр перекрестился, а потом взглянул искоса на барышню и снова на барина. — Ехать бы вам, Лександр Николаич, трубили ужо, что зверя взяли.

Александр улыбнулся дворовому, а потом так громко свистнул, что Лизе захотелось по-детски закрыть уши ладонями. Вороной, отступивший на несколько десятков шагов к лесной опушке, тут же послушно затрусил к ним. Впрочем, Дмитриевский не обратил на него внимания, вдруг приблизившись к Лизе.

— Вы позволите? — и прежде чем та поняла, что он хочет сделать, обхватил ладонями ее талию и, подняв, словно пушинку, усадил на каурую, которую крепко удерживал Петр, к тому моменту уже поднявшийся с колен.