На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина. Страница 60

Софья Петровна молчала и только растерянно крутила головой, прислушиваясь к разговору, чем весьма удивила Лизу. Уж кого, а мадам Вдовину едва ли можно было переговорить или вынудить замолчать.

Конец беседе о лошадях положил Дмитриевский, который все это время сосредоточенно накладывал серебряной ложечкой икру на блин в своей тарелке. Со стороны казалось, что он вовсе не прислушивается к разговору, но Лиза, уже довольно узнавшая его, понимала, что это далеко не так.

— Софье Петровне нет нужды тревожиться на предмет почтовых, вольных или дилижанса, — медленно проговорил он. А потом поднял взгляд от тарелки и внимательно посмотрел на мадам Вдовину. Так внимательно, что Лиза сразу почувствовала, как странный холодок пробежал вдоль позвоночника. — Мои конюшни и каретный находятся в ее распоряжении. Как радушный хозяин, я позабочусь о том, чтобы мои гостьи не испытывали никаких трудностей, продолжая свое путешествие.

Если бы Лиза могла, она бы вскрикнула при этих словах. Непременно бы вскрикнула, прижимая руку к груди, чтобы унять застучавшее с небывалой частотой сердце. Ей пришлось приложить большие усилия, чтобы ничем не выдать свое потрясение.

«Нет, он не может отпустить меня! — лихорадочно размышляла она. — Это невозможно! Он, верно, имел в виду только madam mere, когда говорил о продолжении путешествия. Ведь madam не осталась бы в Заозерном надолго после нашего с ним венчания»

Но в глазах Софьи Петровны Лиза прочитала такое же потрясение, у той даже испарина над верхней губой выступила, как бывало при сильном волнении.

А потом вдруг пришло невероятное облегчение. Лиза даже повернулась к Александру и улыбнулась ему, широко и открыто, в благодарность, что он наконец-то остановил маятник лжи, который все больше раскачивался с каждым прожитым днем в Заозерном. Дмитриевский чуть сузил глаза в ответ на Лизину улыбку, явно недоумевая ее причине, и Лиза улыбнулась еще шире, радуясь его удивлению.

Так и улыбалась, пока на смену мимолетному облегчению не пришла острая тоска. И боль от одной лишь мысли, как легко Александр дал ей понять, что не стоит рассчитывать на нечто большее. Она вовсе не нужна ему, как радостно полагала еще вчера вечером. Все, кто говорил, что Лиза сумеет настолько занять его сердце, что он решит связать с ней свою жизнь, ошиблись.

— Ничего еще не потеряно, meine Mädchen, — прошептала Лизе после завтрака Софья Петровна, сжимая ее ладонь. — У нас еще несколько недель. Несколько недель!..

Сославшись на плохое самочувствие, мадам Вдовина удалилась к себе, но сопровождать себя Лизе строжайше запретила.

— Не нынче, когда наша belle femme^[172] столь близко к нему, — наставительно прошептала она, прощаясь. — Будьте при vieille Psyché^[173]. Она может стать нашим проводником к сердцу Аида. Очаруйте его тетушку, поплачьтесь о нелегкой судьбе, что ожидает вас в Петербурге. В конце концов, как и любой мужчина, он дрогнет. Отдать красоту и юность в старческие руки… Не сердце, так его страсть не позволит ему. А она в нем есть. Недаром…

Но что было недаром, Лизе узнать не довелось. Софья Петровна заметила внимательный взгляд графа, наблюдающего столь длительное прощание матери и дочери, и поспешно подала знак лакеям. Те, вынесли ее кресло из столовой, снова оставляя Лизу наедине со своими страхами, разочарованием и болью. И в то же время на виду у стольких глаз. Особенно тех, что внимательно следили за ней на протяжении всего затянувшегося визита соседей, ни на минуту не выпуская из своего плена.

Лиза откровенно скучала подле задремавшей Пульхерии Александровны и уже подумывала, не пойти ли к себе. Но тут, завершив очередную партию в карты, к ней подошел Александр.

— Выиграли, ваше сиятельство?

— Отчего вы так решили? — удивился он, в то же время явно довольный тем, что Лиза возвела его в ранг победителей.

— Разве отошли бы вы, останься за вами проигрыш? — ответила она вопросом на вопрос, заставив Дмитриевского от души рассмеяться.

Желая, чтобы Пульхерия Александровна подольше поспала и тем самым предоставила им возможность мнимого уединения, Лиза с трудом удержалась, чтобы не одернуть его. Тем более вряд ли этот смех выглядел приличным для тех, кто сидел за ломберным столиком и у клавикордов подле окна.

— Смею ли я надеяться, что вы поедете завтра на озеро?

Лиза терялась под этим взглядом, совершенно не понимая, как можно смотреть с такой теплотой и в то же время четко проводить невидимую границу меж ними. Александр смотрел на нее так, словно для него действительно важно было ее присутствие. И не только завтра на гуляниях.

— Я не могу ответить на ваш вопрос, — покачала она головой. — Вы же знаете, здоровье madam mere нынче ухудшилось. Кто ведает, не понадоблюсь ли я ей? Обычно приступы ее мигрени длятся не один день.

— Я уверен, что сумею убедить Софью Петровну в том, что вы обязаны быть завтра на гуляниях, а не в душном доме, — твердо проговорил Александр. — Ежели потребуется, готов применить все свое очарование, дабы вымолить ее согласие…

Боже мой, она даже не замечала ранее, что, когда он так задорно улыбается, на его правой щеке появляется небольшая ямочка!

— Вы так уверены в своей неотразимости? — Лизе хотелось ответить Дмитриевскому в той же легкой манере, с которой он вел этот балансирующий на грани приличия разговор, но ее голос прозвучал совсем не так. Вовсе не соблазнительно, а как-то наивно и глупо.

— До сих пор не доводилось в ней сомневаться.

Лиза не смогла сдержать улыбки, а потом и вовсе легко рассмеялась, вторя его тихому смеху. И смех этот, как она видела, совершенно расстроил mademoiselle Зубову, услаждавшую их слух игрой на клавикордах. Но спустя всего лишь миг Лиза перестала смеяться, когда услышала шепот своего собеседника:

— Когда вы так улыбаетесь, даже самый хмурый день способны озарить светом.

Это прозвучало бы как самый заурядный комплимент, если бы Александр не добавил после некоторой паузы с удивительной серьезностью и в голосе, и во взгляде:

— Для меня озаряете…

Девушка растерялась от его прямоты и готова была поклясться, что покраснела, ведь щеки стали такими горячими. Она даже не знала, что следует сказать, как повести себя, и опомнилась только после его короткого «простите».

— За ваши слова? — еле слышно пролепетала Лиза и тут же снова попала впросак, когда он покачал головой, улыбаясь ей, будто несмышленому ребенку.

— За мое поведение давеча. За мои слова, что могли вас обидеть, за смелость моих поступков. Я, верно, напугал вас… Но вы не должны думать, что отныне моя библиотека для вас закрыта. Та книга…

Тут уж Лиза совсем залилась краской, потому что вспомнила о книге, которую по ошибке выбрала прошлым вечером. Нынче перед завтраком она успела тайком проскользнуть в библиотеку и отыскать ее среди прочих. Девушка хорошо запомнила позолоченный кант на красной ворсистой ткани переплета, и ей не составило труда найти этот злосчастный роман на самой верхней полке одного из шкафов. Ошибкой было вернуть книгу в тот же шкаф или полагать, что женское любопытство не вернет ее к этим полкам.

А потом из жара Лизу вмиг бросило в холод. Ведь следующие слова Александра показались такими двойственными по смыслу:

— Некоторые книги таят под своими обложками настолько опасные тайны, что их открытие способно многое изменить. О, Зазнаевы, судя по всему, готовы почтить меня словами прощания и благодарности за нынешний прием… Прошу простить меня, Лизавета Петровна…

Дмитриевский отошел к гостям, а Лиза еще некоторое время смотрела на них, не видя ни поклонов, ни рукопожатий, ни вежливых улыбок, сопровождающих прощальные слова.

Отчего ей на короткий миг показалось, что Александр говорил о том письме, что лежало под обложкой сочинения Ричардсона? Что он догадывается о странной паутине, что старательно плетется вокруг него?

А еще она думала о том, что впервые совершенно забыла о письме, которого ранее ждала бы с таким нетерпением.