Вспомним мы пехоту... - Мошляк Иван Никонович. Страница 31
Развив хорошую скорость, танк мчался на траншею. Под ногами подрагивала земля. Петров присел. Танк надвинулся на траншею всей своей многотонной тяжестью, качнулся… Солдаты затаили дыхание. Перевалив через траншею, танк взревел, будто торжествовал победу. Но в это время поднялся целый и невредимый, хотя и осыпанный землей, Петров с гранатами в руках, метнул их одну за другой вслед удаляющейся машине. «Молодец, — подумал я, — надо поощрить. Пусть повидается со своей Машей — потом когда еще доведется…»
Петров выбрался из траншеи и занял свое место в строю. Я поблагодарил его за смелость и правильные действия и объявил, что предоставляю ему отпуск на родину.
Полковник Антонов тотчас спросил, кто еще желает пойти в траншею, — вся шеренга сделала шаг вперед.
В течение мая-июня на харьковском направлении было спокойно. Война словно бы отдалилась от нас. Лишь время от времени кое-где завязывалась ружейно-пулеметная перестрелка. Изредка артиллеристы выпускали несколько снарядов, пристреливали ориентиры.
В начале июля произошла перегруппировка войск. Стало ясно — готовится большое наступление. 62-я гвардейская стрелковая дивизия, сдав свою полосу обороны частям 48-й армии, была отведена в тыл и включена в состав 37-й армии Степного фронта, которая находилась в резерве Ставки. Командовал армией генерал-лейтенант М. Н. Шарохин.
В то время как бойцы 62-й дивизии и других соединений армии приобретали навыки борьбы с танками противника, учились стремительно форсировать реки (видимо, 37-й армии предстояло вскоре преодолеть широкий водный рубеж), развернулось ожесточенное оборонительное сражение на Курской дуге, в ходе которого изматывались и обескровливались отборные пехотные и танковые дивизии гитлеровцев. После того как немецкое наступление захлебнулось, увязло в нашей глубоко эшелонированной обороне, войска Брянского, Центрального, Воронежского и Степного фронтов перешли в наступление, опрокинули врага и освободили города Харьков, Белгород, Орел, Карачев. В конце августа — начале сентября войска пяти фронтов, в том числе и Степного, нанесли по противнику ряд новых мощных ударов и, преодолевая его ожесточенное сопротивление, двинулись к Днепру. Освобождались города и села Левобережной Украины, народ которой в течение двух лет страдал под игом оккупантов.
По железной дороге 37-я армия была переброшена в Чугуев, а оттуда пешим порядком двинулась следом за частями 69-й армии, теснившей фашистов к Днепру. Двигалась 37-я армия двумя эшелонами. 62-я гвардейская стрелковая дивизия находилась в первом эшелоне. Таких стремительных маршей мне, пожалуй, ни до того, ни после не доводилось совершать. В иные дни проходили по 50–60 километров. Стояла изнуряющая жара, пыль не оседала на дорогах. Солдаты, черные то ли от загара, то ли от грязи, то ли от того и другого, походили на негров. Особенно когда улыбались. Только редко видел я улыбки. Солдаты с ног валились от усталости. Набивали мозоли. Встречал я ребят, у которых ступни превратились в сплошной водянистый пузырь. Таких отправляли в медсанбаты. Неподалеку от Днепра дивизия начала входить в соприкосновение с заслонами противника. Мы опрокидывали эти заслоны, не замедляя темпов марша.
На марше был получен приказ командующего войсками Степного фронта И. С. Конева. Этот приказ, основываясь на опыте наступательных боев, вводил новшества в тактику. Речь шла о более гибком маневрировании огнем и пехотой, обходе высот и опорных пунктов и выходе в тыл коммуникаций врага, об организации его преследования.
Для лучшей организации преследования отходящего противника предлагалось иметь в полку, в дивизии (в зависимости от численного состава) передовые отряды из батареи пушек на механической тяге (автотягачи), батареи реактивной артиллерии, батальона пехоты на автомашинах и взвода саперов.
Всем нам, и командирам дивизий, и командирам полков, приходилось перестраиваться на ходу, отказываться от привычных методов ведения боя, уяснять выгоду, которую давали наступающим новые тактические приемы.
На совещании у командующего 37-й армией генерал-лейтенанта М. Н. Шарохина 62-я дивизия получила задачу: подойдя к Днепру, сменить части 69-й армии и с ходу форсировать реку в районе островов, западнее деревни Солошино. На время форсирования и боев за плацдарм на правом берегу дивизия получила усиление: два истребительно-противотанковых артиллерийских полка, минометный полк и два дивизиона «катюш». Главным силам дивизии предстояло переправиться через Днепр вслед за передовыми отрядами и овладеть плацдармом в районе деревни Куцеваловка и села Мишурин Рог.
Я разделил дивизию на два эшелона. Первый составляли 182-й и 184-й полки, второй — 186-й полк. Основной удар наносился правым флангом, силами 182-го полка при поддержке пяти артиллерийских дивизионов. В полках первого эшелона было решено создать передовые отряды, обеспеченные автотранспортом.
26 сентября соединения первого эшелона 37-й армии, в том числе и 62-я гвардейская стрелковая дивизия, сменили войска 69-й армии и продолжали преследование противника. В середине дня 27 сентября передовые отряды дивизии вышли к Днепру. Закончился почти двухсоткилометровый марш через степи Левобережья, уже знакомые мне по февральскому выходу из окружения.
Я тотчас выехал в передовые отряды, чтобы уточнить боевые задачи и места форсирования.
Солдаты уже обосновались на берегу Днепра. Копали щели, чистили оружие. Касками черпали из Днепра воду и пили с таким удовольствием, будто вкуснее напитка и не пробовали.
Главный редактор нашей «дивизионки» уже выпустил и распространил среди бойцов краткие лозунги-призывы. Вот один из них:
«Дело нашей гвардейской чести — первыми форсировать Днепр!»
Командиры передовых отрядов раздавали солдатам из штурмовых групп флажки с надписью: «Вперед, за Днепр!»
Правый берег молчал. Там затаились остатки 39-й пехотной дивизии немцев, едва-едва успевшие отойти за Днепр. Гитлеровцы надеялись отсидеться за так называемым Восточным валом. «Ничего, выкурим», — говорили бойцы.
На берегу Днепра, в окопе, сверху и с боков прикрытом плащ-палатками, для меня был оборудован командный пункт. С вечера 27 сентября я находился там неотлучно. На душе было тревожно.
Мы рассчитывали на внезапность удара. Ведь гитлеровцы предполагали, что перед ними стоят войска 69-й армии, измотанные тяжелыми наступательными боями на Левобережье и, следовательно, неспособные с ходу форсировать Днепр. О том, что наша 37-я армия вчера сменила 69-ю, они не могли знать: смена была произведена очень скрытно. Чтобы не возбудить у противника подозрений, 69-я армия оставила нам даже свои средства связи.
62-й гвардейской дивизии предстояло действовать на направлении главного удара 37-й армии. Что будет, если противник, узнав о прибытии к Днепру свежих сил, подготовится к отпору? Строя расчеты на внезапности удара, мы отказались даже от артиллерийской подготовки. А это значило, что неподавленные огневые средства гитлеровцев могут смести наши штурмовые группы еще на подходе к берегу…
Раздумья мой прервал звук быстрых решительных шагов. Край плащ-палатки резко откинулся, и на КП вошел командующий армией. Плотно сбитый, энергичный в движениях, генерал-лейтенант Шарохин шагнул к столу, поздоровайся за руку, присел на топчан. Оглядел «потолок» и «стены» из плащ-палаток, улыбнулся:
— Не очень-то капитально устроились, полковник.
— Задерживаться здесь не собираюсь, товарищ генерал-лейтенант.
Он испытующе взглянул на меня и сказал:
— Доложите обстановку.
Я стал докладывать. Командующий армией выслушал меня не перебивая, но, после того как я закончил доклад, забросал вопросами. Его интересовало все, что касалось предстоявшего форсирования Днепра, вплоть до мелочей. Он спросил меня, например, каков способ вязки плотов, будет ли обеспечена их достаточная прочность, какой груз они смогут выдержать. Я знал эту черту генерала Шарохина — вникать в мелочи, чтобы не упустить главного. И в самом деле, в операции такого масштаба не может быть мелочей. Каждое мелкое, на первый взгляд, упущение в бою непременно обернется тяжелыми потерями.