Иль (СИ) - kalip kalip "Калип". Страница 17
– Жизнь прожить непросто. Ты привык быть идеальным, ты и сам поверил что такой – храбрый, бесстрашный, честный и благородный. Молчи, не перебивай меня, – Лантан поднял руку, – а теперь ты узнал, что другой – обычный, как все смертные люди, которые могут струсить, предать, испугаться или просто совершить неприглядный поступок. Все просто, сын мой, – ты упал с пьедестала, на который сам себя и поставил. Так вот послушай своего отца – так бывает в жизни, и я рад, что ты увидел себя другого. Я не разочарован в тебе, видя, что ты осознаешь всю глубину своего поступка. Но ты его совершил, и это был твой выбор. Теперь же ты должен жить с этим. Да – именно жить. Не бежать от этого, и тем более не искать облегчения в смерти. Ты должен сам себя приговорить к жизни, зная, что каждую секунду будешь нести расплату за содеянное. Прости, что говорю тебе жестокие вещи, но я твой отец – только я могу тебе сказать такую правду.
В кабинете Лантана повисла тишина. Каждый из них обдумывал произнесенные слова. Кавур понимал всю суть их – если он считает себя виноватым – он должен приговорить себя к жизни, долгой жизни. И чем дольше будет его жизнь, тем страшнее будет его наказание – каждой секундой отпущенного ему времени осознавать свое предательство. Приговорить к жизни… как страшно это звучит.
– Я понесу свое наказание отец, – произнес Кавур, склоняя голову.
– Я всегда знал, что ты сильный. Ты выдержишь это. Ты достойно примешь свою расплату. И первое в ней – ты должен жениться. Да, я хочу знать, что у тебя будет наследник. Мне не так уже много осталось, не отказывай мне в этом, я хочу видеть внука.
Слушая слова отца, Кавур хотел возразить, но потом осознал всю глубину сказанного им – это его расплата за содеянное. Он будет не просто жить, замкнувшись в своей ракушке и утопая в боли и печали. Нет – это слишком простой выход и слишком маленькое наказание за свой поступок. Он должен жить так, чтобы ежесекундно помнить того, кого обманул и предал. Поэтому он женится и постарается сделать счастливой свою жену. Он сделает все, чтобы она никогда не познала боль, а то, что будет творится в его душе, живя жизнью, которой он не хочет – и будет его платой за предательство любви.
Иларис, прости меня, но даже спустя века я не искуплю того, что сотворил с тобой.
Кавур сжал подлокотник кресла и медленно выдохнул, чувствуя, как воздух превращается в мириады осколков, которые царапают его изнутри, и в эти порезы проникает кровь, заполняя его. Но он сильный, он сможет это выдержать. Отец прав – смерть – это слишком легкий выход.
– Отец, я понимаю, ты уже подобрал мне невесту.
– Да. Она из древнего рода Инфарио. Ее зовут Аяна. Ей только недавно исполнилось шестнадцать лет. Вы обручитесь и только через год поженитесь. Благодаря этой помолвке древняя вражда между нашими родами исчезнет, – Лантан все это время наблюдал за своим сыном. Он осознавал, насколько тому плохо в душе, но видя его спокойное лицо – он гордился им. Лантан, понимал, что его сын полюбил и предал любовь. Мог ли он осуждать его за это? Кто в праве судить. Да, он отец и, узнав о предательстве своего сына, в душе возмутился этому, но, прожив столько лет и обретя мудрость жизни, он знал что иногда жизнь не дает нам выбора. Лантан знал, что его сын выбрал семью и предал того, кто ему дорог ради того, чтобы вернуться на Землю. Так в праве ли он судить? Нет, не в праве.
– Хорошо отец, я исполню твою волю, – произнес Кавур.
***
Сидя в своем кресла командира корабля и наблюдая за проекциями показаний данных о их передвижении в пространстве, Атаго думал об Кавуре. Теперь, просматривая новости Земли, он регулярно видел своего друга, мелькающего в хрониках событий. Да и чему удивляться молодой, красивый коммодор, прошедший войну, будоражил умы.
– Как там мальчишка? – повернувшись к Ларку, спросил Атаго, – Стал ли послушным, покладистым?
– Звереныш – достал уже своим сопротивлением. Только толпой и приходится его брать. Если не держать, не дается.
– Вот как, – Атаго задумался об услышанным, – приведите его сюда.
Через несколько минут в зал управления кораблем привели Илариса. Атаго рассматривал его, отмечая, что за это время мальчишка похудел, хотя его и кормили насильно. Тело Илариса было ничем не прикрыто, поэтому его можно было спокойно рассматривать со всех сторон. Атаго сделал жест рукой, и державшие пленника пираты развернули мальчишку к нему спиной.
Иларис все это время не переставая дергался у них в руках. Когда к нему в каюту зашли пираты, он, уже привыкнув к регулярным изнасилованиям, сжался на коврике и быстро просунул под него “Каплю космоса”, которую до этого рассматривал. Теперь, когда самое главное в его жизни было надежно спрятано, он приготовился к сопротивлению. Но пираты лишь схватили его за руки и потащили по коридорам. Хотя и к такому Иларис привык. Иногда его насиловали не в его каюте, а приводили в свою, где закатывали оргию с алкоголем, демирунгами-шлюхами и им в качестве главного развлечения. Только сейчас его вели в незнакомом ему направлении.
Оказавшись в зале и оглядев его, Иларис понял, что это сердце корабля – “капитанская рубка” – так это называлось в древности, а сейчас это был просторный зал с креслом капитана на помосте, с проекциями экранов, пультами управления и огромной голограммой окна во всю стену, и от этого создавалась невероятное ощущение, что ты именно в “капитанской рубки”, а перед тобой пространство и только не хватает штурвала, чтобы вести корабль вперед. Романтика мыслей быстра прошла, как только Илариса подвели к Атаго. Все это время он просил дать ему возможность поговорить с капитаном. Иларис был убежден, что капитан не в курсе происходящего. Да и откуда ему знать? У капитана своих дел масса, конечно он о нем и не помнит. Иларис был уверен, что, как только Атаго узнает, что тот, кто дорог его другу, попал в беду, он спасет его.
Илариса развернули к капитану спиной, и он забился сильнее в попытке повернуться и встретиться с глазами капитана.
– Атаго, вы ведь помните меня? Я Иларис, я был с Кавуром.
– Отпустите его, – Атаго стоило огромных усилий, чтобы его голос не выдал его. Да, он помнит Илариса и помнит, как Кавур дарил ему свою любовь, он это слишком хорошо помнит, хотя хотел бы это навсегда стереть из памяти. Намного проще было жить все эти годы с иллюзией и самообманом, что когда-нибудь Кавур будет с ним, чем теперь понимать, что этого никогда не произойдет. И все ради кого – вот это костлявое, угловатое создание…
– Атаго, вы ведь помните меня? Произошло недоразумение. Кавура нет, а меня… ваши люди меня… они удерживают меня, говоря что я принадлежу теперь им, – Иларис в отчаянии бросился к капитану и замер, наткнувшись на его взгляд, – скажите где Кавур?
– Он на Земле.
– Разрешите мне связаться. Мне нужно с ним поговорить…
– О чем?
– Поймите, мы любим друг друга, – Иларис услышал взрыв смеха вокруг себя. Но сейчас ему было все равно. Возможность увидеть капитана и все ему объяснить он не будет упускать. Это его шанс все исправить, объяснив, что произошло досадное недоразумение. – Он забыл меня здесь и не знает, что со мной. Наверное, он оставил меня и должен был вернутся, только вот ваши люди не захотели мне верить. А Кавур вернется, он обязательно вернется.
Теперь уже смеялся и Атаго. Его смех был холодным, сухим и резал слух своей неестественностью. Ведь человек смеется, когда ему хорошо на душе, это искреннее проявления радости, Атаго смеялся от того, насколько ему было плохо.
– Неужели ты до сих пор веришь в то, что Кавур забыл тебя здесь случайно и в то, что он прилетит за тобой? – видя глаза Илариса, Атаго замолчал, обдумывая, как бы сделать ему больнее, еще больнее, чтобы перекрыть собственную боль.
Перед ним возникла проекция панели, и он набрал на ней комбинацию, а затем, поводив пальцем по пространству перед ним, видно, нашел нужное. И вот вокруг Илариса в пространстве возникло десять панелей с изображениями. Это были новости с Земли, голос диктора рассказывал о событиях в жизни императора и его приближенных. Иларис медленно поворачивал голову, смотря на одни и те же изображения на экранах, пока не увидел «его». Кавур, он отражался в каждом экране и, казалось, окружал Илариса, и Иларис впервые за все это время улыбнулся, так реально было ощущения Кавура рядом. Он был одет в военную форму: удлиненный камзол, праздничные аксельбант, на плече и меч-тиан на красивой ленте сбоку. Иларис любовался им, ведь они уже столько не виделись, и он так соскучился по нему, а голос диктора говорил и говорил, и постепенно Иларис чувствовал, что не может дышать, а внутри него тупая ноющая боль заполняет все пространство груди. И у него возникает лишь одно желание – вскрыть себе грудную клетку, чтобы вырвать свое сердце, которое так болит…