Амнезия, или Фанера над Парижем (СИ) - Купрашевич Владимир. Страница 21

- Я все знаю…

Что тут мудреного? Комната наша никогда не запиралась.

По примеру дяди Степы лезу с головой под одеяло. Уснуть не удается. К полночи возгласы тети Веры прекращаются, правда, половицы в коридоре как будто бы еще поскрипывают.

Наконец тишина. Осторожно открываю дверь и столбенею. В коридоре, у зеркала (от потолка до пола), босиком, на крашеных половицах стоит тетя Вера. Полностью обнаженная. Волосы, по-прежнему, распущены по спине, плечам, груди. Дрябловатое ее тело, то ли за счет контраста теней, то ли удачного отсвета от зеркала выглядит на удивление выразительно. Мышцы ягодиц, бедер, кажутся крепкими и даже немного бугристыми. Белизну кожи подчеркивает резная, из темно-коричневого дерева, оправа. Тетя Вера обеими ладонями разглаживает живот, который изо всех сил пытается втянуть, задерживает руки на том месте, где когда-то была талия. Пытаюсь бесшумно скрыться за дверью, но она тотчас же пресекает мою попытку.

- Нарисуй меня. Ты же художник. Ведь я еще ничего.… Вот чуть-чуть живот выдается. Наверное, это от щей. Этот дурак, кроме щей ничего есть не желает. Такой это народ, хохлы…

Лишь после монолога она оборачивается ко мне. Лицо пьяное. Я в сомнении пожимаю плечами.

- Я дала своему снотворное, а твоя, я знаю, до завтрашнего вечера не придет. Если вообще…

Ее предсказание, словно обухом по голове, но я соглашаюсь, предупреждаю только, что буду рисовать отсюда, от двери своей комнаты. Самый удачный ракурс.

Постепенно процесс меня захватывает, Может быть потому, что получается все, что, возникло в сознании при первом взгляде. Все детали, не вяжущиеся с первым впечатлением, я отсекаю, выделяя те, которые ему созвучны и возникли в первые мгновения.

То, что вышло из-под моей руки меня устраивает. Вполне. Я удовлетворен как никогда. Почти торжественно протягиваю лист натурщице.

Тетя Вера несколько секунд держит мой шедевр перед глазами, затем роняет руку с рисунком вниз. Меня пугает ее вытянувшееся, еще более постаревшее лицо. Вероятно, в зеркале она видела что-то иное. Только сейчас замечаю, что у нее подкрашены губы и нарумянены щеки.

- Какое уродство, - бормочет она и, сгорбившись, медленно уходит с моей картиной в свою комнату.

Смотрю на часы. Очень поздно. Желания выходить из дома уже нет. Нет вообще никаких желаний. Раздевшись, забираюсь под одеяло, поворачиваюсь к стене и стараюсь уснуть.

Утром просыпаюсь не от звонка будильника, а от чьего-то прикосновения к плечу.

В комнате горит свет. Поворачиваюсь и просыпаюсь окончательно. Дядя Степа с какой-то жалобной улыбкой продолжает судорожно сжимать мое плечо.

- Я проснулся, а она лежит рядом, уже холодная…

- Кто? – не понимаю я.

- Моя.

Все еще пьян, или успел хватить с утра?

- Это не я, - жалобно оправдывается он. – Я никогда ее и пальцем не трогал. Никогда.

Вскакиваю, торопливо одеваюсь и вхожу в их комнату. Свет в спальне включен. Тетя Вера лежит на боку, лицом к стене. Я заглядываю в него. Спокойное лицо, закрытые глаза, слегка приоткрытые губы. Просто спящая женщина.

Выпрямляюсь, чтобы отругать старого алкоголика, но рука, случайно коснувшаяся ее лба, ощущает холод. Невольно отдергиваю ее и с ужасом смотрю на мужа покойной. Дядя Степа заглядывает мне в глаза. Отрицательно качаю головой.

- Может быть, позвонить в скорую? – спрашивает перепуганный мужик.

Я сам не знаю, что делать, но думаю, что нужно звонить в милицию. Дядя Степа, услышав такое предположение, отскакивает от меня. Мне кажется, что его бьет озноб.

- Ты не знаешь этих козлов! Им все равно, кого засадить!

Я пытаюсь успокоить его, но он категорически отказывается звонить, и даже выбегает из комнаты, чтобы не слышать моих доводов. Убедившись, что дядя Степа далеко я, собираюсь с духом и запускаю руку под подушку, на которой покоится голова тети Веры. От этого движения она чуть поворачивается ко мне, и я со страху теряю чувствительность пальцев. На наволочке виден след краски от румян. С трудом перевожу взгляд между подушками. Пусто. Поднять одеяло, у меня слабы колени – по обнаженному плечу догадыва- юсь, что она так раздетой и легла. Наконец, до меня доходит, где следует искать. Заглядываю вниз. Так и есть. Лист ватмана, рисунком вниз белеет на полу, под кроватью. Торопливо достаю улику, сворачиваю в трубку и выскальзываю в коридор. Сапожник сидит за своим низеньким, рабочим столом, заваленном обре- зками резины, кожи, ботинками. Глаза у него безумные…

Вызывать скорую и милицию приходится мне.

Наталья появляется уже после того, как мы с дядей Степой дали показания по поводу смерти тети Веры, а тело ее было увезено для вскрытия. После отъезда «официальных лиц» мы с ним выпили по стакану водки то ли «на помин души», то ли с перепугу, а скорее для того, чтобы снять стресс, и я уже не так болезненно воспринимаю позднее воз-вращение жены.

Известие о том, что тетя Вера умерла, на Наталью впечатления не производит.

- Ну, так ведь она уже старая!

Мне так не кажется и я готов возразить ей, но новость, которой она ошарашивает меня смещает все акценты. Оказывается, моя ненаглядная теща сделала ход достойный великого стратега – устроила свою бесценную девочку в местное экскурсионное бюро. Удар ниже пояса. Минут пять шагаю из угла в угол по комнате, пока, наконец, не прихожу в себя.

- Кем?!

- Экскурсоводом, - задиристо выдает мне Наталья.

Я в ужасе. Легкомысленность во плоти хлопает глазами и изображает недоумение. Что, собственно, в этом криминального?! Она давно мечтала пойти работать, где больше народа, больше впечатлений, где просто интересно…. Не может же она сидеть безвылазно в этой берлоге на грошах, которые я зарабатываю. Это не зарплата – подаяние. А если сраного журналиста не сегодня-завтра выпрут из редакции и жить будет вообще не на что? Зато сейчас мы можем снова перебраться в нормальную квартиру. Она хотя бы купит себе лишнюю пару чулок, за свой, а не за мамин, счет.… Да, мама помогла ей, попросила Игоря Петровича посодействовать. Он, как-никак ее дядя и еще руководит автопарком. Глупо не воспользоваться такой возможностью. Ездить она будет по области, и только после стажировки по дальним маршрутам. Никто никакого интима ей на этой работе не предлагает, там все взрослые и порядочные люди, если меня это так уж интересует. Меня, конечно, это очень интересует.

Смотрю в лицо Натальи, выражающее возбуждение и решимость и чувствую отчаяние от соб- ственной беспомощности. Разве возможно достучаться до разума восторженного существа, объяснить, что все это козни ее матери, которая спит и видит наш развод.… Изменить что-то можно только двумя спосо- бами – удавить ее без каких-то бы то ни было объяснений, или умолять, оставить эту затею. К сожалению, я не убийца.

Из-за угла жилого дома мне хорошо виден, подкатывающий к гостинице огромный, заполненный электрическим светом автобус - аквариум с его обитателями, копошащимися перед выходом. Среди них я вижу двух-трех хищников, лапы которых так и прилипают к ягодицам моей млеющей от восторга жены. Убеждаю себя, что это галлюцинации, что лицо ее светится от предстоящей встречи со мной, а не от сомнительного удовольствия…. Помогает плохо. К сожалению, я не сумасшедший и не могу абстраги- роваться до полной изоляции, Видимо, из категории вечно и во всем сомневающихся. Вроде Кощея Бессмертного, по глупости вручившего в чужие руки яйцо, с заключенной в нем душой и ползающего следом за вершителем своей судьбы, мочась в штаны от каждого подозрительного движения …

У нас гостья. Подруга моей жены и ее коллега по работе. Елена. Подвижная, с любопытствующими глазками. Определенно без комплексов. Внешне, пожалуй, симпатичная, но мне она не нравится. Может быть, из-за своей беспардонности. Пришли они раньше меня, с бутылкой вина и парой цыплят в упаковке. Приготовить цыплят табака, конечно же, доверяют мне, однако Елена достает меня советами прежде, чем я приступаю к приготовлению. Мне иногда нравится готовить, но сейчас желания нет, и шедевра не получа- ется. Цыплята немного подгорают. Правда, в сочетании с вином недостаток не слишком заметный. То, что я не притрагиваюсь ни к своему кулинарному шедевру ни к вину, похоже, никого не волнует. Интересно, если бы я упал в голодный обморок, моя жена за-метила бы это? Зато она завороженно смотрит в рот новоявлен- ной подруги. Из ее богатой информации об амурных делах в этой конторе я понимаю, что сама она там не промах и похоже ей нравится исполнять роль наставницы начинающих. Сегодня это моя жена. К чему приведет такое шефство догадаться несложно, правда не совсем понятно, почему информация идет открытым текстом. Чтобы не пребывал в иллюзиях ее муж? После окончания ужина они, уже запершись в ванной, продолжают общение, а когда дверь открывается, я чувствую запах табачного дыма. Никогда раньше я не видел свою жену курящей и сигарета в ее губах мне кажется инородным телом. Уже на грани срыва я предлагаю проводить гостью до дома – зимой ночи у нас темные… Она тотчас соглашается.