Амнезия, или Фанера над Парижем (СИ) - Купрашевич Владимир. Страница 39

- Не стони! - обрывает его командный голос женщины.

Я встречаюсь взглядом с неприязненно прищуренными глазами, на упитанной физиономии мужика, сидящего за рулем. Поросячьи его глазки обнаруживают, что я подаю признаки жизни, и он без какой-либо радости констатирует:

- Уже вылупился.

Не без труда перевожу взгляд влево, откуда доносится голос женщины. Она склонилась надо мной, выставив зад в открытую дверь. Ее немолодое широкоскулое лицо кажется мне знакомым. Наверное, видел в бреду или в страшном сне. Глаза, как и у мужика, что за рулем, небольшие, пытливые. Разница, пожалуй, лишь в том, что у нее они еще жирно обведены карандашом. Губ почти нет или она их поджала.

Увидев, что я открыл глаза, она немного расслабляет физиономию, и я замечаю, что отсутствовавшие губы намалеваны малиновой помадой. Тоже почему-то знакомой. Брови, на месте выщипанных, или уже вылезших, нарисованы тем же карандашом, что и веки. Не на том ли я свете?

- Что, в детстве, не учили переходить дорогу? - сопит мужик.

Еще не вникнув в смысл его ворчания, дергаю головой, в которой сразу же отдает болью (на все его вопросы хочется отвечать отрицательно). Тем не менее, от этого движения видимо в извилинах возникает контакт, и я выдавливаю:

- В том, наверное, и проблема.

- Господи, - стонет рядом со мной женщина. – Наконец-то я тебя узнала. Ведь это же я, твоя бывшая жена.

Несмотря на полуживое состояние, я в ужасе таращу на нее глаза. Старуха изо всех сил строит мне гримасы. Наверное, ничего более нелепого, чем этот бред в ее голове возникнуть не могло. Меня не волнует, откуда у нее информация о моей бывшей жене, но этот жутковатый образ настолько несовместим …, что я успокаиваюсь и возражаю.

- Моя жена давно умерла. Сто лет назад.

Только сейчас до меня доходит, что старуха уже лазала по моим карманам, и теперь пытается представить меня ненормальным.

- Документов у тебя с собой нет никаких. Я искала. И потом, при каких таких это обстоятельствах я умерла?

- Я говорю о своей жене, - упираюсь я. – Она вместе с дядюшкой отравилась газом в автомобиле, под тентом. Их голые трупы там и нашли.

- Ни хрена! – восклицает мужик.

- Замолкни! – накладывает старуха вето на попытку мужика принять участие в расследовании и, уже явно обращаясь ко мне, продолжает:

- Вот потому-то я и не бросилась за тобой вдогонку. Достал ты меня своими фантазиями. Сейчас лежали бы оба, в психушке, на пару.

Мне надоедают ее бредни. Хватает своих.

- Послушай, тетенька, отпустите вы меня, - делаю я попытку подняться.

- Лежи! – Она кладет мне на грудь свою пухлую руку, которая вдавливает меня в сидение. У меня даже останавливается дыхание.

- Еще помрешь, нам отвечать придется.

- Да ничего с ним не случится! – нарушает запрет на выступление плешивый.

- Все пьешь? – продолжает допрос старуха.

- Я вообще не пью, - отбиваюсь я.

- Наверное! – распоясывается мужик за рулем. - Несет как от старой помойки.

- Послушай! – переключается на плешивого тетка. – Тебе же сказано молчать. Если что-то интересует, обсудим дома. Уяснил?

Мужик, недовольно хмыкнув, отворачивается к боковому стеклу.

- Небось, один и живешь? И то, какая дура будет жить с полоумным.

Теперь уже я, как и ее мужик возмущенно хмыкаю. Кому какое дело до моей жизни…

- Так ты что не получал и повесток в суд?

- Каких повесток? - спрашиваю я, думая только о том, как бы слинять от этих придурков.

- Я же с тобой разводилась.

- И что?

- Ничего. Развели, так как ты не являлся на заседания.… А это мой муж, - кивает она в заключение на плешивого.

- Послушайте! – не выдерживаю я. – Не надо мне вашего бреда. Отвезите меня домой, или отпусти- те! По-хорошему.

- В Купчино? Ты все там живешь?

Осведомленность старой стервы начинает меня доставать.

- Нет. На Караванной, - со злорадством заявляю я.

- Значит переехал.

- Нет. Всегда там жил, - настойчиво вру я.

- Врешь все. Потому и не получал повесток, - уверенно ухмыляется старая швабра.

Я с состраданием смотрю в затылок мужика, скуксившегося за рулем. Как он живет с такой ведьмой?!

- Ладно, поехали, - решает, наконец, стервозная тетка.- Подвезем на электричку.

Они выпускают меня у железнодорожной платформы. Старушенция сует мне какие-то деньги, видимо на билет, что-то вопит мне вслед, но, к счастью, я ее не слышу. Я тороплюсь к поезду, оглядываясь, время от времени, и, шарахаясь от всех женщин, особенно с распущенными волосами.… Не хватало бы встретить по пути еще и тетю Веру, царствие ей…

Сон или его какое-то подобие время от времени прерывается настойчивыми звонками. Теряю терпение на цыпочках пробираюсь к двери и заглядываю в глазок. Площадка пуста. Волокусь обратно, валюсь на нее, так и не раздеваясь. Отворачиваюсь к стене. Едва дремота начинает заволакивать сознание, как снова настойчивый звонок отзывается гулом в голове. Снова поднимаюсь и крадусь к двери, но уже по пути слышу голоса, громкие, откровенные. Даже не напрягаясь, узнаю их. Милена что-то восторженно рассказывает кому-то. Прислушиваясь, узнаю голоса Лешки и Женьки. Чего это они веселятся? Смеются надо мной? Замираю, прижавшись к стенке. Только бы они не догадались, что я дома. Пусть думают, что меня нет. Что я умер. В сущности, ведь так оно и есть…

Номер телефона Марии мне не удается выяснить. На тот, который мне подсказали в приемном покое, почему-то отвечает какой-то реабилитационный центр. Встретиться с медсестрой мне жизненно необходимо и я, еду по известному мне адресу.

У самого подъезда приостанавливаюсь, чтобы утвердиться в своем решении, хотя толком не знаю, чем она мне может помочь. Наверное, от отчаяния, когда и соломинка кажется спасением. Поднимаю голову, чтобы взглянуть на ее окна и вижу вывеску пресловутого заведения. В недоумении отступаю назад и натыкаюсь на кого-то. Оглядываюсь. Демидов. Тот приветствует меня как старого знакомого. Взгляд вопросительный. Начинаю мямлить, что, в сущности проблем у меня нет, процесс восстановления идет,… к сожалению. Он оживляется, спрашивает, почему к сожалению. Не дождавшись ответа, принимается рассуждать .

- Наверное, не все что возвращается, радует? О чем-то хотелось бы и не вспоминать? Так это у всех. К сожалению, исключить что-то можно только на компьютере. Стереть файлы, которые мешают.

- Но есть же нейрохирургия, - плету я, и по выражению лица Демидова понимаю, что говорю глупость. - Может быть, какие то новые технологии, инновации…

Он смеется.

- Это, в каком еще веке профессионалы дойдут до такого чуда, когда можно будет прочистить мозги! Может когда-нибудь и будет. Но пока мы стараемся хотя бы вернуть людям память, а уж разбираться, что нужно помнить, а что нет, оставляем самому пациенту.

- И что, разве он на это способен? – недопонимаю я.

- Прежде всего, пациенты нуждаются в том, чтобы им вернули память. Мы считаем, что это следует делать через привычки, ощущения.

- Так у вас своя фирма?

- Ну да. С Марией. Работаем по ее же методике. Она защитила диссертацию. Пока помогаем только мужчинам. У нас персонал медсестер.

Меня берет оторопь.

- Сексом, что-ли?- доходит до меня.

- Это называется психофизиологическое воздействие на кору головного мозга…

- И как? – прерываю его я.

- Элементарно. Пациент сам выбирает из группы сестер, наиболее приемлемый для него образ и серией сеансов мы его выводим …

Он еще что-то говорит, но я уже не вникаю в научные выкладки, потому что вижу, как из подъезда выходит знакомая женщина, Узнаю ее по уже многократно запечатленной мною фигуре. Таня. Она видит меня, и почти летит в нашу сторону. Демидов оглядывается.

- Вот одна из наших сотрудниц.

- Да, я уже догадываюсь, - бормочу я.

- Привет, художник! – сияет моя натурщица. Ты ко мне? Нужна помощь?