Пепел кровавой войны - Маршалл Алекс. Страница 1

Алекс Маршалл

Пепел кровавой войны

Посвящается Шандре

Alex Marshall

A WAR IN CRIMSON EMBERS

Copyright © 2017 by Alex Marshall

All rights reserved

This edition published by arrangement with The Cooke Agency,

The Cooke Agency International and Synopsis Literary Agency.

Originally published in English by Orbit Books.

Перевод с английского Сергея Удалина

Серийное оформление Виктории Манацковой

Оформление обложки Владимира Гусакова

© С. Б. Удалин, перевод, 2019

© Издание на русском языке,

оформление.

ООО «Издательская Группа

„Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство АЗБУКА®

Часть I

Путы смертных

Я тучи хотел разогнать,

Чтобы мирное время увидеть,

Но одряхлел быстрый конь,

Отточенный меч проржавел;

Качаю седой головой,

И не сдержать мне досады.

Пак Хё Гван (1781–1880),

из «Книги корейской поэзии сиджо»

под редакцией Кевина О’Рурка

Глава 1

Рожденная на гибнущей Звезде, где насилие и продажность вплелись в саму ткань мира, папесса И’Хома достигла совершеннолетия в самый мрачный период за всю историю. Вытерпев череду злодейств, став свидетельницей тягчайших грехов, в свои шестнадцать лет она готова была спасти людские души, пожертвовать всем, что было дорого для нее, — своим саном, империей, а если понадобится, то и жизнью. Когда ее праведный флот отплывал из пролива Скорби, в чугунном небе над вершинами полыхало зарево, исполняя еще одно пророчество из гимнов Цепи. В отсутствие Черной Папессы некому было сдерживать огонь, тлеющий в преисподней от Века Чудес, и Диадема запылала, как и было предсказано... Впрочем, И’Хома узнала об этом намного позже, ведь она была слишком занята, чтобы оглядываться назад.

Она не мигая всматривалась в туманный серый горизонт, за которым лежала земля — ее земля по праву рождения: Возрожденное королевство Джекс-Тот. Поднятое ее ритуалами со дна моря и теперь терпеливо дожидающееся прибытия своей Хранительницы.

Уже на самом пороге спасения у цепистских паломников возникла последняя трудность, но И’Хома устрашилась блокады пролива не больше, чем следующих за ее галеоном акул. Как стая морских бирюков, поднявшись из глубин, лакомится этими падальщицами, так и имперский флот мог бы расправиться с кораблями непорочных, если бы те решились на активные действия. Из-за встречного ветра обмен сигналами между галеоном И’Хомы и ближайшим кораблем-черепахой непорочных получился коротким, и цеписты, не поддавшись на уловки островитян, проскользнули мимо них без единого выстрела.

— Они не были готовы встретить такой сильный флот, — сказал кардинал Аудумбла, когда блокада осталась далеко позади.

— И такую сильную веру, — добавила кардинал Мессалина.

— Они вообще не были готовы к встрече с нами, — заключил кардинал Даймонд. — Судя по тому, как расставлены корабли, им приказано следить за теми, кто покидает Джекс-Тот, а не препятствовать тем, кто подплывает к нему.

— Их побуждения заботят меня ничуть не больше, чем копошение вшей на шкуре подыхающей обезьяны, — заявила И’Хома. — Каковы бы ни были причины их трусости, они добились лишь кратковременной отсрочки — волны крови скоро захлестнут берега Отеана, как и любого другого погрязшего в грехах уголка Звезды.

Кардинал Даймонд откашлялся.

— При всем надлежащем уважении к заверениям вашей всемилости, флот непорочных находится в непосредственной близости от берега, и мы должны учитывать возможность того, что они уже высадились и...

— Они не высадились, — сказала И’Хома, и на этом разговор оборвался.

Пока весь святой престол нервно хмурил брови, полагая, что непорочные могли вторгнуться в Возрожденное королевство задолго до прибытия имперских кораблей, их верховный пастырь не сомневалась, что чужеземные еретики не посмеют ступить на эти священные берега. И’Хоме самой Падшей Матерью предопределено первой войти в Сад Звезды, и ни один смертный, ни один демон не помешает ей выполнить свое предназначение. Она выпустит ангельскую стаю Всематери, чтобы очистить мир и посрамить Обманщика раз и навсегда, а потом воспарит над смертной плотью и будет вечно править здесь как воплощение Падшей Матери. И’Хома в гордой добродетели воссядет на свой пылающий трон, чтобы, словно маяк, затмевающий и солнце, и луну, созывать домой все праведные души, покинувшие Звезду.

О, с какой исступленной дрожью И’Хома в первый раз разглядывала в капитанскую подзорную трубу святую землю! Она была именно такой, какой виделась во Вратах Диадемы в День Становления, — роскошное зеленое царство словно изумруд на сверкающем синем шелке моря. Закусив губу, папесса смотрела на горы, за которыми скрывались построенные в незапамятные времена города Джекс-Тота, где скоро найдут пристанище беглецы из гибнущего мира. Где обитают ангелы, которым нужна смертная повелительница; где ждет армия, которой необходим полководец.

Когда капитан трясущимися руками снова подал трубу И’Хоме, она, взволнованная всеми этими мыслями, узрела нечто еще более грандиозное: ей открылся вид на древнюю гавань Алуна. И какой вид! Только Вороненая Цепь сохранила с Века Чудес карты Джекс-Тота, но, хотя эти реликвии точно направили цепистов к цели, никакие значки не могли передать все величие здешних мест. Зеленая листва пробивалась сквозь застывший водопад из камня цвета слоновой кости, что разбегался по всей кромке бухты веером причалов. И’Хома заметила, что сооружения сильно повреждены, но не полностью разрушены, и кивнула, признавая мудрость Падшей Матери. Сад Звезды вовсе не был нетронутым раем, где праздные могли собирать те же плоды, что и усердные, а местом, предназначенным для достойных душ, что готовы потрудиться ради его восстановления.

Ангелы в черных доспехах расселись на крышах и пристанях, четко выделяясь на фоне бледных камней города, который они охраняли пятьсот лет, ожидая прибытия Черной Папессы. И’Хома вернула подзорную трубу дрожавшему рядом с ней капитану. «Что ж, наверное, это правильно, когда бренное трепещет перед божественным, воздавая должное истинному могуществу», — подумала она, выпрямившись на своем тиковом троне на носу корабля. Но даже сейчас, когда мир смертных остался за спиной, а впереди сверкает в солнечных лучах бессмертное величие, та боль, что угнездилась в сердце И’Хомы еще со Дня Становления, продолжала крепнуть. Таким было ее последнее искушение — скорбь из-за стремительного помешательства дяди и нечестивые надежды, что вылуплялись, подобно личинкам, из этой скорби. И то, как страстно она желала, чтобы он излечился и чтобы разум вернулся к нему, шло вразрез с самым дорогим для нее — с верой в Падшую Матерь, способную помочь лишь тому, кто сам хочет помочь себе. Шанату был слишком далек от этого.

— Умоляю, умоляю, умоляю... — бормотал он, скорчившись на палубе у нее за спиной.

Но И’Хома не отрывала взгляда от приближавшейся гавани. Не хватало еще, чтобы охранники увидели слезы в ее глазах.

А некогда блистательный учитель снова и снова разбивал ее сердце своими безумными причитаниями:

— Я ошибся... Мы все ошиблись... Не ходи туда, вернись назад... Назад... Это очередная уловка Обманщика, еще одна ловушка... Они — не ангелы, а самые настоящие демоны, и они уничтожат Звезду! Джирелла, умоляю тебя, остановись, ты должна остановиться...

— Заткните ему рот! — бросила через плечо И’Хома.

То, что Шанату назвал ее мирским, а не папским именем — слишком вопиющее святотатство даже для приговоренного отступника, имеющего право на последнее слово. Как низко он пал! Все годы ее правления был рядом, помогая и воодушевляя. С тех пор как по условиям перемирия с королевой Индсорит Шанату был вынужден покинуть святой престол, его советы значили для И’Хомы больше, чем мнение всех остальных собратьев, вместе взятых. Кто мог понять всю тяжесть бремени понтифика лучше, чем ее предшественник? Он прослужил голосом Падшей Матери дольше, чем прожила И’Хома, и его отречение — не более чем стратегический ход... Спасительница продолжала говорить с дядей, тогда как И’Хома лишь изредка улавливала ее шепот, в ходе самых напряженных ритуалов, и целиком полагалась на дядю в истолковании воли Всематери.