Пепел кровавой войны - Маршалл Алекс. Страница 2

Потом наступил День Становления, когда преданные слуги Падшей Матери заглянули в окно, открывшиеся во Вратах Диадемы, и узрели Сад Звезды и его ангельское воинство. Все те, чьи глаза были затуманены Обманщиком, отшатнулись и помрачились рассудком от этой картины благодатного совершенства. Это было настоящее испытание и для самой И’Хомы, но Падшая Матерь защитила ее и призвала к себе.

Жалость — это тяжкий грех, а милосердие и того хуже, но все же, когда пришла пора, она не смогла обречь Шанату на муки, доставшиеся другим ложным священнослужителям. «Конечно же, тот, кто сидел у ног самой Падшей Матери, еще может быть спасен, — убеждала она себя. — Конечно же, одного взгляда на Джекс-Тот хватит, чтобы вернуть разум верному слуге Всематери, посвятившему всю свою жизнь возрождению Сада Звезды».

Смертным свойственна подобная самоуверенность. Папесса И’Хома взглянула на бушприт с причудливой резьбой, и в тот момент, когда ее армада уже подплывала к прекрасной белой гавани Джекс-Тота, а собравшиеся на берегу черные ангелы трубно возвещали о ее прибытии, она отдала самый трудный приказ за все время ее папства:

— Распните моего дядю на мачте, но прежде отрежьте ему язык. Наши спасители не должны увидеть среди нас ни одного отступника.

Кок только эти слова слетели с потрескавшихся от соленого ветра губ И’Хомы, на душе у нее стало легче, и отказ от последней привязанности к обманчивому телесному миру немедленно вызвал отклик с берегов Джекс-Тота. Огромные существа цвета слоновой кости выплыли из бледно-голубой бухты, чтобы поприветствовать ее флот. Эти левиафаны тащили за собой листья размером с корабль цепистов, а гораздо меньшие крылатые создания такого же окраса слетели с мыса, окаймлявшего гавань. На глаза И’Хомы навернулись слезы при виде детей Падшей Матери, выросших из семени Обманщика чудовищами, но все же призванных сыграть не менее священную роль, чем сама Черная Папесса. Наконец-то Пастырша Заблудших вернулась домой. Она вручит ключи от Звезды небесным воинам, и те отправятся очищать мир от греха.

Позади И’Хомы раздался стук молотка и приглушенные крики, но уже ничто не могло нарушить торжественность момента. 

Глава 2

За долгие годы София видела множество ночных кошмаров и пробивалась через них с боем не реже, чем наяву. Но все же ей никогда не приходилось переживать такого странного совпадения, не случалось очнуться от дурного сна на том же месте, где заканчивался его сюжет. Свернувшись калачиком на треклятом троне.

Она поерзала на слишком знакомом сиденье, укрыла шею холодным от талого снега меховым воротником и еще плотней зажмурила глаза, защищаясь от демонски яркого солнца, словно решившего прожечь дорогу в ее затуманенную голову. Так уж ей всегда везет. В прежние кровавые времена случалось радоваться темным тучам, вечно висевшим, словно свинцовый ореол, над Черными Каскадами, к которым София подбиралась, чтобы сжечь там все дотла.

Мордолиз зевнул с обычным поскуливанием, сообщая о наступлении утра, но она продолжала цепляться за сонную вялость, отчаянно пытаясь задержаться в ней подольше. Демон принялся шастать туда-сюда, и София представила, что его когти стучат по сосновым половицам ее старенькой кухни, а не по обсидиановым плитам тронного зала. По-настоящему счастлива она была только в эти минуты между сном и пробуждением. Вот бы и теперь поспать подольше в таких знакомых фантазиях, а когда проснется, Лейб нежно погладит ее по голове и потребует шепотом, чтобы она пообещала приготовить яблочные лепешки за то, что он не станет ее тревожить. А солнце к тому времени наполовину встанет над осинами...

Сон омрачился, как всегда. Она приготовила мужу его любимое лакомство, но тому не суждено было позавтракать им. Молодой монстр в образе рыцаря положил отрубленную голову Лейба на клетчатую скатерть, а сам попытался, как это мог бы сделать Лейб, дотянуться языком до тарелки, но сумел слизнуть лишь несколько крошек...

Нет. София отгородилась от этого видения, постаралась скрыться от обжигающего ужаса в холодной темной пустоте. Рассвет уже подкрался к оправе Диадемы, пока София клевала носом, и если она сумеет устроиться поудобней на созданном прирожденным истязателем троне, прежде чем совесть окончательно проснется и вонзит в нее зубы, то урвет еще несколько мгновений столь необходимого отдыха и... и...

И теперь уже поздно засыпать снова. Воспоминание о найденной в подземелье Индсорит мучило сильней, чем яркий солнечный свет или кошмар. Даже в полусонном состоянии София поняла, насколько глупой и безнадежной была ее последняя затея: принести умирающую королеву сюда, к самой вершине замка, и потратить всю ночь на попытки напоить ее соком и промыть раны, когда с самого начала было ясно, что Индсорит ушла слишком далеко и не сможет вернуться. Как бы жестоко ни обошлась Вороненая Цепь со своей конкуренткой в борьбе за власть над Багряной империей, именно София причинила ей последние страдания. Вряд ли Индсорит осознавала, что с ней происходит, но ее стоны и тяжелое дыхание были самым естественным ответом на эту худшую из провокаций.

И ради чего? Чтобы облегчить свою совесть, чтобы сказать, что сделала все возможное, когда намного гуманней было бы оставить Индсорит наедине с ее мучениями в камере, где София ее нашла. Но нет, она, как и всегда, внезапно загорелась надеждой все исправить. И даже не замечала, что делает только хуже, пока не стало слишком поздно. Индсорит просто еще одна жертва приступа оптимизма Софии, но, во имя всех демонов Изначальной Тьмы, она будет последней — сегодня Холодный Кобальт отбросит глупые надежды и станет... ну да, безнадежной.

— Ты сидишь на моем месте.

Солнце, настойчиво слепившее глаза, взяло передышку, и София рассмотрела стоявшую перед ней Индсорит. Обнаженная, если не считать повязок, молодая женщина пошатнулась, и София едва успела спрыгнуть с трона и подхватить ее. Кожа уже не была такой горячей, как вчера вечером, и на пепельное лицо вернулись живые краски, но совершенно непонятно, как Индсорит удалось сесть на кровати, не говоря уже о том, чтобы пересечь весь зал.

Она задрожала на руках у Софии и снова потеряла сознание. Мордолиз весело прыгал под ногами, пока София тащила багряную королеву обратно в спальню, восхищаясь стойкостью этой девочки. У кого другого хватило бы воли хотя бы мечтать о том, чтобы выжить с такими ранами?

Впрочем, София уже знала ответ, потому что сама бывала в похожем состоянии. Если страстно хочешь отомстить, можно выкарабкаться откуда угодно.

— София...

Это больше напоминало вздох, чем обращение. София обернула Индсорит камчатым одеялом. Нефритовые глаза королевы оставались полузакрытыми, но, по крайней мере, больше не закатывались.

— Ты... в самом деле пришла.

— Конечно пришла, — сказала София, и Мордолиз благоразумно удержался от протестующего фырканья.

Или он был слишком занят, любуясь охватившим Софию смущением. Она погладила Индсорит по плечу:

— Надеюсь, ты побудешь еще немного в сознании, пока я приготовлю мой знаменитый на всю Звезду бальзам?

Индсорит поморщилась, а София выдавила улыбку:

— Раз уж у тебя хватило сил, чтобы напугать меня до полусмерти, поднявшись с постели, значит, демоны тебя подери, сможешь и принять лекарство.

София собиралась безотлагательно провести разведку и узнать, что за адское действо так вовремя произошло в Диадеме. Трудно сказать, что ее больше тревожило — беспорядки на улицах или наглухо закрытый опустевший замок. Хортрэп уверял, что возвращение Джекс-Тота означает смертельную угрозу для всей Звезды, но не сказал, как именно это произойдет. Не является ли то, что творится сейчас в столице империи, началом конца? И нужно еще выяснить, почему до сих пор не прибыла Чи Хён с Кобальтовым отрядом. По плану они уже должны были пройти через Врата и захватить этот самый замок. София весьма сомневалась, что они тоже проспали.

Но все это подождет. София вовсе не собирается в одиночку спасать Звезду, зато может позаботиться об израненной женщине. Но сначала нужно позаботиться о себе: посидеть на королевском ночном горшке, найти в кухне для прислуги бобы калди, быстренько приготовить завтрак из фундука, фиников и всего прочего, что окажется под рукой, и забрать удобную накидку из шкуры морского бирюка, оставленную на багряном престоле. Именно в таком порядке.