КК 9 (СИ) - Котова Ирина Владимировна. Страница 32

Раньяры метнулись от него в стороны — но на землю уже опускался второй смерч, третий… Первый, прошедший сквозь стаю "саранчи" как пылесос, сразу захватил несколько десятков стрекоз, ломая их вместе со всадниками и выбрасывая в стратосферу. Он все увеличивался, занимая уже несколько десятков метров в диаметре, — и достиг такой мощи, что возле него образовался тонкий бич воронки-спутника.

Сверкали молнии, а на землю опускались все новые вихри, и вскоре под грохот орудий и вспышки огня в паре километров от фортов гуляли, ломая недоломанный вчера лес, семь огромных смерчей, похожих на гигантских стражей. Даже у защитников Дармоншира слаженный танец разбушевавшейся стихии вызывал холодок — потому что совершенно очевидно было, что он управляем.

Воронки прицельно нагоняли "стрекоз", поднимали и швыряли оземь тха-охонгов, не заходя на защитную полосу, где начинались позиции дармонширцев. Небольшая часть раньяров успела пролететь вперед, к фортам, их отстреливали, кое-где уже отбивались от них на стенах — виднелись всполохи огнеметов, иногда, в паузах между залпами артиллерии, слышны были автоматные очереди.

Люк, глядя сверху на поле боя и крутящиеся воронки, досадливо зашипел — больше создать не удавалось, не хватало мощи. Смерчи забирали силы — а он управлял ими, как дирижер, размахивая короткими лапами и кидая на раньяров и тха-охонгов. Дергал азартно крыльями и изгибался, когда получалось уничтожить еще нескольких инсектоидов, крутил хвостом, пытаясь ускорить движение ветра, и досадливо шипел, когда, выдохшись, то один, то другой вихрь рассеивался клочьями темных облаков.

Взошло солнце, и ревущие вихри окрасились золотом. Грохотала артиллерия, визжали инсектоиды; вдруг послышались первые взрывы и автоматные очереди у защитной полосы — то огромный тха-охонг вышел из развороченного леса, избежав встречи со смерчем, и тяжело зашагал к позициям дармонширцев. За ним появился еще один.

Люк подманил когтем один из смерчей, и, поднатужившись, ускорил его. Ревущий вихрь вильнул, пролетел по оглушительно трещащему лесу — и поднял тха-охонга, закрутил, запыхтел… застыл, словно раздумывая, и направился ко второму. Всадник на спине чудовища что-то заорал, гигантский "муравей" развернулся, помчался прочь, набирая скорость и снося все на своем пути, — но воронка, в которой уже крутился его сородич, была быстрее. Через несколько минут она скользнула по берегу в море, на глубину, и там истаяла, выронив инсектоидов в воду.

На защитную полосу ступили сотни охонгов, пробравшихся между вихрями, — слишком много было тварей, чтобы суметь нанести им заметный урон, да и смерчи охотились в основном на раньяров. Между мелкими охонгами ступали гиганты, и все это блестящее панцирное море клином поглощало засеку за засекой, заставляя отступать защитников по заранее оборудованным безопасным тропам.

Майор Лариди, командир серенитских снайперов, лежала на позиции, за поваленными стволами деревьев, и хладнокровно, выстрел за выстрелом, уничтожала иномирян. Ветерок, струящийся по покрытой пятнами солнца земле, разбавлял запах пороха и горячего железа волнами муравьиной кислоты. Смерчи крутились далеко, и это поначалу вызвало оторопь, но сейчас серенитка почти перестала обращать на них внимание. Охонги, оставшиеся без наездников, начинали метаться, прыгать по сторонам, вызывая агрессию у сородичей и нарушая строй. На ее глазах огромный тха-охонг, наклонившись, схватил и сожрал мелкого, в панике нырнувшего ему под лапы. С разных сторон, с близких и дальних позиций тоже раздавались приглушенные выстрелы ее снайперской группы — тренированное ухо майора слышало их даже сквозь грохот канонады и верещание инсектоидов.

Иногда со стороны врагов тоже раздавались выстрелы — майор видела в руках иномирян оружие. Не у всех, и пользовались они им плохо, но все же и это не стоило сбрасывать со счетов. Пару раз недалеко от нее бухнула граната — у кого-то из врагов оказался и гранатомет.

Мелькнула темная тень — одна из "стрекоз" пронеслась к ближайшей от майора позиции, покружилась, — выстрел чиркнул по броне, второй пробил крыло, — и, опустившись, поднялась уже с зажатой в челюстях сержантом Акирос. Сержант тоненько и отчаянно, совсем по-девичьи кричала, дергая от боли ногами, стрекоза разворачивалась, чтобы улететь — и майор перехватила тяжелое длинноствольное ружье, поднимаясь во весь рост, но так, чтобы поваленные стволы засеки закрывали ее от наступающих, выждала нужный угол поворота — и двумя выстрелами выбила раньяру оба фасеточных глаза. И, отбросив ружье за спину, побежала туда, куда упала раненая сержант — а сверху с визгом крутилась, то поднимаясь, то ударяясь оземь, ослепшая тварь.

Она скинула всадника, и тот свалился совсем рядом с местом, где корчилась соотечественница Лариди. Иномирянин поднялся, щеря желтые зубы — коренастый, одетый в китель инляндской армии, явно снятый с кого-то из пленных, — выхватил нож, что-то презрительное рявкнул в сторону Лариди, но майор даже не стала останавливаться, уклонилась от ножа, долбанула прикладом ружья врага в переносицу, ломая ее, и подбежала к раненой.

Живот и грудная клетка у Акирос были порваны, рука висела плетью. Сержант тяжело и мелко дышала. Лариди подхватила ее, перекинув здоровую руку через плечо, и, окинув взглядом стремительно приближающийся поток охонгов, потащила назад, к позициям дармонширцев.

Выстрелы снайперов становились реже. Кто-то не успел уйти от волны врагов и затих навсегда, кто-то, как краем глаза видела майор, скользил параллельно ей, уходя от преследователей.

Она успела — дотащила через покрытое рвами поле по заранее заготовленному настилу, свалилась вместе с сержантом в окоп, где находилось несколько десятков бойцов. К раненой подбежал медбрат — а майор поднялась и снова вскинула ружье. Со всех сторон раздавались выстрелы, приказы командира:

— Приготовились.

Несколько сотен всадников на охонгах — и три тха-охонга — вышли на перепаханную техникой широкую полосу земли. Первые шагнули вперед — охонги вязли во рвах, наполненных черной жидкостью, всадники свешивались со спин, настороженно глядя под ноги. Рядом с майором застрекотал пулемет — рыжий дядька, уже в возрасте, покрякивал, морщась будто даже с сожалением, но пулемет у него пел ровно, задорно, как и у остальных солдат. Враги прятались, прижимаясь к спинам охонгов, и пули чиркали по хитиновой броне.

— Выше бери, — сухо сказала Лариди, выстрелив и перезаряжая ружье. — И не трать патроны зря.

Стрелок ухмыльнулся, но послушно перешел на короткие очереди. На полосу выходило все больше охонгов, избежавших встречи со смерчами, которые в данный момент крутили в своих чревах несколько тха-охонгов, а уцелевшие гиганты-"муравьи", словно чуя что-то, шагали медленно, поднимались на дыбы и трясли лапами, один и вовсе решил повернуть назад — но затем заверещал агрессивно и под окрики всадника, получив приказ, снова направился вперед.

— Идите, родимые, идите, — бормотал рядом солдат. Пахло нефтью и муравьиной кислотой, порохом и сырой землей. Лариди обернулась — ее соотечественницу на волокушках, пригибаясь, тащили за засеки, к фортам. Справа из окопа майору помахала еще одна серенитка; Лариди кивнула, поднимая ружье, и выстрелила в глаз приближающегося к позиции раньяра. И тут же с криком "Берегись" сжалась в окопе, закрывая голову руками — увидела, как в их сторону стреляет из гранатомета иномирянин, сидящий на спине огромного инсектоида. Грохнуло, укрывшихся солдат осыпало комьями земли.

Поднялся на ноги командир отряда, рявнул:

— Ждать. Пусть еще подойдут, — и уже зло: — Идите же, твари, идите.

Десятки человек в окопе затихли. На полосу выходили все новые инсектоиды. Передние твари уже были шагах в двадцати от укреплений — и тут раздалось громкое:

— Вторая полоса. Пад-жи-гааай.

Фью-ю-ю-и-и-иить. Просвистел зажигательный снаряд, и за сотнями наступающих охонгов по кромке леса взметнулось ввысь пламя — сначала побежав в обе стороны от места падения снаряда, а потом рванув вперед, по залитым нефтью канавкам. Раздалось дикое верещание — инсектоиды понеслись на защитников, сталкиваясь, падая. Один из тха-охонгов встал на дыбы, раззевая жвала… бухнуло, челюсть ему разворотило выстрелом гранатомета, и он, с висящими ошметками на морде, бросился вперед.