Путь на Балканы (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 22

— Что, Леша, головка бобо? — с участием спросил Дмитрий товарища.

Тот в ответ только махнул рукой, дескать, и не говори.

— Похмелись, там маленько осталось.

Лицо Лиховцева выразило такую гамму чувств от отвращения, до ужаса, что Будищев только посмеялся, но больше предлагать выпить приятелю не стал.

— Митрий, — певуче протянула, заглянувшая на их половину Ганна, — пособи мне.

— Что, помощник твой еще дрыхнет?

— Ага, как сурок, — улыбнулась женщина.

— А муж?

— А то ты не знаешь!

— Ладно пошли, а то от Лехиного вида самому можно позеленеть.

Помощь заключалась, что один мешок надо было передвинуть, другой переставить, но, в общем, сразу было понятно, что это лишь предлог.

— Спасибо тебе, за Оксану — тихо промолвила Ганна, нервно теребя платок.

— Да не за что, — пожал плечами солдат, — тем более мне показалось, что вы не очень-то ладите.

— Глазастый, — покачала головой молодая женщина. — Нравная она, да и матери тоскует, а меня сторонится. И Охрим через это, злится. Случись с ней что, он бы меня со свету сжил.

— Надо бы и тебе ему ребенка родить, глядишь и подобреет.

— Надо бы, да с чего? Разве как Дева Мария, от духа святого…

Сказав это, Ганна подвинулась к нему вплотную и тяжело задышала. Дмитрий едва заметно улыбнулся, но отодвигаться не стал и только чуть язвительно спросил:

— А ты бы Федора пособить попросила, вон он вокруг тебя как вьется…

— Да на что он мне, — отмахнулась молодуха, — Федя еще парубок, а мне настоящий мужик нужен! Такой как ты, сильный да смелый. Волка не побоялся, так что теперь робеешь?

Через некоторое время, едва отдышавшись, Ганна вскочила и принялась поправлять одежду. Делала она это настолько буднично и привычно, что Будищев почувствовал легкое раздражение.

— Послушай, подруга, — неожиданно спросил он, — а как так случилось, что тебя так долго дома не было, что Оксана из дома ушла, а ты и не знала?

— Чего это ты спросил? — подивилась женщина, повязывая на голову косынку. — Я к куме ходила.

— К куме или к куму?

На лице Ганны промелькнуло беспокойство, и она пристально взглянула Дмитрию в глаза.

— А тебе какое дело, ты мне что, муж?

Но тот уже понял, что его догадка верна и, поднявшись, вышел вон из амбара.

Приближалось Рождество. После того как Будищев спас заблудившуюся в лесу девочку, отношения между солдатами и местными жителями постепенно наладились. Нет, они не стали дружескими, но перестали быть откровенно враждебными. Молодые женщины и девушки перестали шарахаться от москалей, а те, в свою очередь, прекратили задирать местных парней, провоцируя их на драку.

Полковник Буссе, узнав о совершенном его солдатом поступке, пришел в совершеннейший восторг и даже отметил его в приказе по полку. Кроме того, он наградил Дмитрия трехрублевой ассигнацией. Три рубля — деньги для солдата не малые. Однако и не сказать, чтобы большие. Тем более что следовало прикупить кое-какие мелочи, необходимые в быту и походе, а также "проставиться" перед товарищами. Все-таки подобные награждения происходят не каждый день, так что не греши, а штоф водки, а лучше два, с приличной закусью, сослуживцам преподнеси. Все это, разумеется, лучше приобрести в городе. Потому как деревенским самогоном, или как его еще тут называют — горилкой, хорошо только тараканов травить.

Поэтому Будищев, отпросившись у ротного и прихватив с собой Шматова, отправился в Бердичев. Гулять, будучи солдатом, по городу занятому воинской частью, то еще удовольствие. Во-первых, по тротуару ходить нельзя, только по дороге. Для других солдат может и привычно, что тротуар для господ, а Дмитрия это поначалу просто дико бесило. Во-вторых, кругом множество офицеров и зазеваться с отданием чести никак нельзя. Тем паче, что это офицеры твоего полка и с наказанием в случае оплошки, проволочки не будет. Ну и в-третьих, во всяком гарнизонном городе, солдат — существо низшего сорта. К ним привыкли, на них уже почти не обращают внимания, но всякому известно, что солдат может и более ценен, чем нищий на паперти, но куда меньше чем проститутка.

Первым делом, друзья зашли в лавку Самюэля Шлагбаума, торгующего разной мелочевкой. Будищеву нужна была бритва, потому что отпускать бороду ему решительно не хотелось, а просить лишний раз Штерна тоже неудобно. Услышав, что им нужно, лавочник выложил перед солдатами несколько опасных бритв с заржавлеными лезвиями, а одну даже с треснувшей ручкой.

— Вот видишь, Федя, — печально вздохнул Дмитрий, оглядев предложенный ему товар, — в какие ужасные времена мы живем! До чего нас довел кризис, даже у евреев нет денег, иначе разве бы это почтенный господин, стал предлагать нам такую дрянь?

— Ну не скажите, господин солдат, — несколько смутился Самюэль, — эти конечно не столь хороши, но и не такая уж дрянь.

Не то чтобы еврейскому лавочнику стало стыдно, но бритвы действительно были нехороши, а "почтенным господин" его называли далеко не каждый день. Да что там, даже не каждый месяц!

— Вот есть недурной несессер, — выложил он перед Будищевым футляр из потертой кожи, в котором лежали бритва и помазок с чашкой. — Правда, он не дешев…

— Скажите, пан Шлагбаум, — улыбнулся солдат, — а разве я спрашивал у вас цену? Ну-ка, дайте посмотреть, что это карманная гильотина…

— Господин солдат изволит шутить, — осклабился лавочник.

Но Дмитрий, не слушая его, внимательно осмотрел набор. На сей раз, предлагаемая ему бритва была действительно неплоха, несмотря на более чем почтенный возраст.

— Посмотри Федя, наверняка вот именно этим страшным орудием, иудеи делают обрезание. Что ты не знаешь, что такое обрезание? Ну, это вроде того, как у вас в деревне быков холостят, просто отрезают не так много!

— Послушайте, что вы такое говорите! Как вам не стыдно, говорить про мой товар такие вещи?

— А вот посмотрите на эти следы, почтенный пан Шлагбаум, ведь это наверняка следы крови.

— И что с того? Разве вы не знали, что бреясь можно порезаться! Наверняка, бывший владелец несессера так и сделал…

— Может быть, может быть… а может эта кровь, появилась после того как прошлого собственника этой бритвы убили. Кстати, а как его звали?

— Какое это имеет значение? Послушайте, если вы не хотите ничего покупать, то зачем вы пришли к старому Шлагбауму! А если хотите, так для чего рассказывает эти ужасные вещи?

— Да что же вы так кипятитесь! Должен же я перед покупкой удостовериться, что вещь попала к вам честным путем? А вдруг с ней связан какой-то криминал, так хорош я буду, если ее найдут у меня!

— О, господи! Ну, хорошо, прежнего владельца звали Косинским. Да, именно так, вот извольте видеть, остатки его монограммы — W и K. Владислав Косинский! Вы довольны теперь?

— Спокойствие, пан Шлагбаум! Только спокойствие! А сколько вы хотите, за этот несессер?

— Три с половиной рубля!

— Вы зарезали господина Косинского за три рубля пятьдесят копеек?

— Да что же это такое! Послушайте, я не хочу вам ничего продавать. Уходите, пожалуйста, моя лавка на сегодня закрыта. А для солдат вообще навсегда! Уходите, а не то я позову городового!

— А в полиции знают, что вы торгуете вещами убитого Косинского?

— Да с чего вы взяли, что он убит? Он вполне жив и прекрасно себя чувствовал, по крайней мере, еще вчера! А этот несессер и еще кое-какие вещи, он сам принес мне, под залог займа.

— А в полиции знают, что вы не просто лавочник, а еще и берете вещи под залог? А может, быть вы еще и краденое скупаете? Федя, пойди, пожалуйста, позови городового…

— Что вы от меня хотите?

— От вас? Ничего! Просто я хочу купить эту бритву, но за более разумную цену. Скажем, семьдесят копеек. По рукам?

— Да вы с ума сошли! Минимум два рубля.

— Федя ты только посмотри на этого человека. Он собирается сесть в тюрьму за рубль тридцать!

— Да почему же я должен сесть в тюрьму! Ведь Косинский жив и здоров…