Путь на Балканы (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 24

— А мы тебе гостинца принесли! — воскликнул Федя.

— Какого, гостинца? — воскликнула девочка с загоревшимися глазами.

— На-ка вот, — солдат протянул ей бумажный кулек с пряниками.

Оксана готова была с визгом кинуться к угощению, но наткнувшись на взгляд мачехи, застеснялась и снова спряталась за занавеской.

— Куда ты, дуреха, — усмехнулась Ганна, — люди же с морозу, того и гляди опять застынешь. Ляг лучше.

— Хорошо, мамо, — послушно отозвалась девочка и скрылась с глаз.

Послышался стук отворяемой двери и в хату вошел писарь Степка Погорелов. Надо сказать, визит его был изрядной неожиданностью. Ротный "грамотей" не без основания полагал Дмитрия угрозой своему привилегированному положению и потому недолюбливал умеющего читать и писать новобранца. И не подумав отряхнуть снег с сапог, он окинул взглядом присутствующих и, прочистив горло, удовлетворенно хмыкнул:

— Вернулись уже? Хорошо! Их благородие штабс-капитан Гаупт, приказал Будищеву сей секунд к нему явиться.

— Раз приказал — явимся, — пожал плечами тот и не тронулся с места.

— Велено не мешкая! — попытался повысить голос писарь, но встретившись с Будищевым глазами, осекся и замолчал. Затем мазнув липким взглядом по смутившейся хозяйке, не прощаясь, вышел.

После его ухода, отогревшийся Дмитрий заглянул к Оксане и с удивлением увидел, что девочка от страха забилась под лоскутное одеяло и не высовывает оттуда и носа. Смутная догадка мелькнула в голове солдата и он, присев рядом с больной, тихонько спросил:

— Это был он?

Испуганное личико выглянуло наружу, и девочка усиленно закивала. Будищев покачал головой в ответ, затем жестом фокусника вытянул непонятно откуда сахарный петушок на палочке и прошептал:

— Ничего не бойся!

— Послушайте, братцы, — спросил он товарищей, надевая шинель, — а отчего я на ротных учениях Погорелова никогда не видел?

— Так нестроевые же на них не ходят, — отозвался Kb[jdwtdв. — А что случилось?

— Да ничего, пока не случилось, просто подумалось, что когда мы учимся воинскому делу настоящим образом, эти обормоты бока по хатам греют.

— Как вы сказали, "учимся воинскому делу настоящим образом"? — переспросил Лиховцев. — Неплохо сказано!

Однако Дмитрий не стал отвечать, а намотав башлык, стремительно вышел вон.

Гаупт с другими офицерами был расквартирован в так называемом господском доме. Принадлежал он здешнему помещику Сакулину и был по сути такой же хатой, как у прочих селян, только побольше и попригляднее. В обычное время там жил управляющий поместьем, а у самого господина Сакулина был дом в городе, откуда он лишь иногда заезжал посмотреть, как идут дела в имении. Половина господского дома была отведена под квартиры офицерам, а вторая стала чем-то вроде импровизированной канцелярии вкупе с кордегардией.

Поручик Венегер, вернувшийся из города в крайне рассеянном расположении духа, терзал струны гитары, что-то мурлыкая себе под нос. А Завадский с Гауптом играли в шахматы.

— Ах, господа, в какую же все-таки дыгу занесло нас! — воскликнул поручик, отставив с досадой в сторону инструмент.

— Что-то случилось, Николай Августович? — удивленно приподнял бровь штабс-капитан.

— Ничего не случилось, говным счетом, ничего! И так с самого нашего пгибытия. Всегда считал Гыбинск ужасно тихим и пговинциальным, а теперь, не повегите, даже скучаю!

— Да уж, раньше вы его не жаловали.

— Пгосто я не был знаком с Бегдичевым! Это же пгосто ужас какой-то, одни сыны Изгаиля кругом. Пгиличного общества — нет! Дам достойных хоть какого-нибудь упоминания — нет! Да что там, богделя погядочного — и того нет!

— Напрасно вы так, — застенчиво улыбнулся Завадский, — я давеча встретил в кондитерской одну премилую особу.

— Могу себе представить! — фыркнул Венегер, — какая-нибудь Сага Зильбегштейн!

— А вот и нет, прекрасную пани звали Катажиной Новицкой!

— Полячка? Одобгяю, молодой человек, среди них, иной газ, попадаются такие… огонь! Кстати, я не ослышался, вы пгеодолели пригодную застенчивость и пгедставились?

— Ну что вы, — смутился подпоручик, — я просто слышал, как ее назвал приказчик в лавке.

— О боже! — картинно закатил глаза Венегер, — сказано "багышня", ну как я мог так хорошо о вас подумать!

— Кстати, Сергей Александрович, вам мат, — объявил Гаупт после очередного хода, — еще партию?

— О, нет, увольте, вы достаточно меня сегодня разгромили.

— А вы, Николай Августович?

— Нет, мон шег, я, ггешным делом, недолюбливаю эту иггу. Есть только две вещи, достойные офицега: кагты и женщины! Женщин, как я уже упоминал, здесь нет, а в карты иггать тоже не с кем… может вольноперов позвать?

— Боюсь, я не могу одобрить подобного.

— Тогда, может быть, вы не станете возгажать, если я завтра навещу наших соседей? Мы гаспишем великолепную пульку!

— Извольте, — пожал плечами штабс-капитан и, накинув на плечи мундир, вышел в смежную комнату. Там, у жарко натопленной печи отогревались только что сменившиеся караульные. Увидев офицера, они вскочили, но Гаупт только помахал рукой, сидите, мол.

— Это хорошо что вы здесь, Штерн, — обратился он к вольноопределяющемуся, — подойдите, я хотел поговорить с вами.

— Слушаю вас, ваше благородие.

— Что вы можете сказать о Будищеве?

— О Будищеве? Ничего, а отчего вы спрашиваете?

— Так уж и ничего?

— Ну, солдат, как солдат…

— Кинувшийся спасть деревенскую девчонку?

— Говоря по правде, господин штабс-капитан…

— Я же говорил вам, что вне строя вы может звать меня по-прежнему.

— … хорошо, Владимир Васильевич, дело в том, что меня это тоже удивило. Человек он не злой, но сентиментальным или добросердечным его назвать трудно. Тем не менее, он отправился на ее поиски не задумываясь!

— А вы видели, как он занимается гимнастикой?

— Конечно, как и все. Поначалу его упражнения вызывали всеобщий интерес, но потом все привыкли. Но почему вас это заинтересовало?

— Да так, просто. Кстати, знаете, как называется это упражнение, когда человек подтягивается на перекладине, а потом переворачивается через нее?

— Кажется, он называл это подъем-переворот.

— Вот-вот, и практикуют его в германской армии.

— Вы полагаете, он шпион?

— Нет, конечно. Какой военный секрет можно выведать став солдатом нашего, богом спасаемого, сто тридцать восьмого полка?

— Это точно, — улыбнулся Штерн.

— Скажите, а это правда, что он побочный сын Блудова?

— По крайней мере, деревенские, по словам дядюшки, были в этом уверены.

— Что же, это могло бы объяснить многие странности в его поведении. Не чувствуется в нем ни крестьянин, ни бывший дворовый.

— У вас какие-то виды на него?

— Думаю все же перевести его в писари. Терпеть прежнего больше нет никаких сил. Вы же с Лиховцевым от бумажной службы бежите как черт от ладана. Так что, полагаю, легче будет подтянуть правописание у Будищева, нежели добиться способности мыслить от Погорелова.

— Ну, за этим дело не станет.

— Вы, думаете?

— Некоторым образом — знаю! Дело в том, что Лиховцев каждый день занимается с ним, и, по-моему, добился немалых успехов.

— А вот это — прекрасная новость! Если этот солдат научится грамотно писать, то лучшего и желать нельзя. Кстати, не пишут ли вам Батовские?

— Вы, вероятно, спрашиваете о Софи?

— И о ней тоже.

— Пишет, но нельзя сказать, чтобы слишком часто.

— А Лиховцеву?

— Еще реже.

— Понимаю, ну что же, будете писать в ответ, кланяйтесь от меня.

— Не премину.

В этот момент снаружи раздался шум, и в кордегардию ворвался ефрейтор Хитров. Вид у него был слегка ошалелый, но вместе с тем немного радостный.

— Так что, ваше благородие, — тяжело дыша, отрапортовал он, — происшествие у нас!

— Что случилось?

— Будищев Погорелова убил!

— Как убил?

— Не совсем убил, но собирался!