Путь на Балканы (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 59
— Поручик, напомните мне, чтобы я этого сукина сына застрелил, если с этим, конечно, раньше турки не справятся. Ведь чуть удар не хватил, а ему подлецу, хоть бы хны!
— Слушаюсь, — сделал многозначительное лицо старший Линдфорс и щелкнул каблуками.
Больше на церемонии награждения ничего экстраординарного не случилось, и после ее окончания цесаревич благополучно отбыл. Отцы-командиры облегченно выдохнули, выразительно посмотрели на одного из награжденных, но поскольку все закончилось как нельзя более хорошо, то эти взглядами дело и ограничилось.
Что касается самого виновника переполоха, то он, как ни в чем не бывало, принимал поздравления, подшучивал над товарищами и вообще вел себя как именинник.
— Мой друг, вы бесподобны! — смеясь, заявил ему Штерн. — Если бы мне кто-нибудь рассказал это, я ни за что бы, не поверил.
— Да ладно тебе, Коля, — добродушно отмахнулся от него Будищев, — что тут такого?
— Похоже, вы действительно не представляете себе что натворили, — покачал головой Гаршин. — Ведь это же наследник престола!
— Ну не царь же?
— Бедовый ты парень, — покачал головой подошедший к ним унтер Галеев, — всего ничего служишь, а уже ефрейтор и георгиевский кавалер! Того и гляди в унтера выйдешь. Проставляться то будешь?
— Обижаешь, Северьян Карпович. Награду не обмыть, все равно, что удачу сглазить. Не побрезгуете со мной выпить?
— Скажешь тоже, Митрий, ты же мне той ночью можно сказать, жизнь спас. А у меня толком и поблагодарить времени не было.
— Ничего, господин старший унтер-офицер, даст бог, рассчитаемся… на том свете угольками!
— Э нет, — засмеялся унтер, — не бывало еще такого, чтобы Северьян Галеев в должниках ходил! Пойдем к маркитантам, и мое спасение и твой крест обмоем.
— Не вижу повода не выпить, — засмеялся Будищев и обернулся к вольноперам. — Коля, Сева, вы с нами?
— А давай, — тряхнул головой Штерн. — С хорошими людьми, да отчего же не выпить!
Гаршин сначала хотел было отказаться, но отдаляться от приятелей после всего совместно с ними пережитого, показалось ему не по-товарищески, и потому он махнул рукой и пошел вместе со всеми. Галеев со своей стороны позвал еще двух унтеров из своей роты, а Будищев, помимо вольноопределяющихся, позвал с собой Анохина.
Лавка маркитанта представляла собой большую палатку, стоящую чуть на отшибе от остального лагеря. Продавалось в ней все, что только могло понадобиться солдатам и офицерам в походе. Но если же, паче чаяния, какого-нибудь товара не нашлось, маркитант Константин Теодоризис — неопределенного возраста грек с густыми усами, брался доставить с самое короткое время по "справедливой цене". Будищев с Галеевым решительно направились внутрь, а остальные остались ждать снаружи.
— Проходите, господа, прошу, — радушно приветствовал он посетителей, — старый Константин рад вас видеть! Чего изволите?
— Выпить и закусить! — решительно заявил унтер.
— Как прикажет, уважаемый господин. У меня есть русское хлебное вино, есть местная ракия, есть недурные вина, только что привезенные из Валахии.
— Чего ты нам, вино предлагаешь, — сморщился Северьян, — я хочу друга угостить, к тому же его сегодня сам цесаревич крестом наградил. Понимать надо!
— Как вам будет угодно. Водки?
— Ага, ее родимую.
— Не подумайте ничего дурного, господа военные, но русское хлебное вино дорого стоит. Уж больно далеко его приходится везти. Возьмите лучше ракии, она вполовину дешевле, а право же, ничуть не хуже!
— А ты чего наши деньги считаешь? Хотя, дай сначала попробовать, небось дрянь какая?
— Ну что вы, господин унтер, разве старый Константин выжил из ума, чтобы обманывать русских солдат? — покачал головой маркитант, и крикнул сыну, помогавшему ему в лавке, — Эй, Димитрос, принеси ракии господам военным!
Чернявый парнишка, лет двенадцати от роду, тут же принес штоф из мутного стекла и разлил ее по деревянным чашкам. Сам же маркитант, достал откуда-то круг брынзы и, отделив от нее ножом небольшой кусок, нарезал его ломтями.
— Закусывайте, господа!
— Ну, вздрогнем? — подмигнул унтер Будищеву, взявшись за чашку.
— Твое здоровье, Северьян!
Ракия была вонючей и теплой, но ничего не скажешь — крепкой. Галеев, вылив содержимое чашки себе в глотку, крякнул, вытер усы и, подцепив двумя пальцами кусочек сыра, отправил его себе в рот.
— Годится! — заключил он, — давай, значит, полведра [58] этой самой ракии, да хлеба фунта четыре и колбасы не забудь пару колец. И вот этого сыра, пожалуй.
— Простите, господа, но хлеба нет. Только сухари.
— Хрен с тобой, — поморщился унтер, — хотя досадно, кругом поля несжатые, урожай сразу видать — добрый, а мы кой день свежего хлеба не видели!
— Пожалуйста, господа, с вас шесть с полтиной рублей.
— Ишь ты, — озадачился Северьян и полез в карман, пересчитывать деньги.
— Погоди мошной трясти, — остановил его Дмитрий и, вытащив непонятно откуда кисет, высыпал из него на ладонь горсть серебра. — Инвалюту принимаешь?
Грек внимательно посмотрел на монеты и пренебрежительно скривил губы.
— Турецкие пиастры?
— Нет, блин, монгольские тугрики!
— Господа, а нет ли у вас франков?
— А эти что тебе, не серебряные?
— О, вы себе не представляете, из какого дерьма султан Абдул-Гамид чеканит свои деньги! Хорошо если там хотя бы половина доброго серебра.
— Сколько добавить?
— Понимаете…
— Понимаю, — покивал Дмитрий головой и вытащил из кармана серебряную папиросочицу, — сдача будет?
— Это хорошая вещь, — уважительно поцокал языком маркитант, — в другое время я дал бы вам за нее лучшую цену, однако сейчас все так дорожает…
— Где-то у меня еще динамитная шашка завалялась, — задумчиво заметил Будищев, и это последнее предложение решило исход дела.
— Ну что вы, господа военные, — залебезил Теодоризис, — принимать вас — большая честь для бедного грека, так что этого хватит. Хоть и себе в убыток, да только ведь вы воюете за свободу для балканских христиан, так могу ли я вам в чем отказать!
Нагруженные свертками они вышли вон, где их шумно приветствовали заждавшиеся товарищи.
— Пойдемте-ка, за тот бугор, — деловито сказал Галеев, — и недалеко и от чужих глаз подальше!
Расположившись за невысоким холмиком, друзья немедля воздали должное угощению. Выпили за новоиспеченного георгиевского кавалера, за здоровье спасенного им от верной гибели унтера, не забыли, конечно, и про государя-императора с наследником-цесаревичем, тем более что последний совсем недавно удостоил их своим посещением.
— Эх, бедовый ты парень, Митька, — захмелевшим голосом, повторил Северьян, обняв Будищева. — Я бы вот, ни в жисть, не решился бы эдак с великим князем разговаривать, а тебе хоть бы хны!
— Да чего ты, — помотал головой Дмитрий, — он нормальный мужик и все правильно воспринял!
— Ты чего, паря, — изумился унтер, — кого мужиком обозвал?
— А что, не мужик что ли?
— Мужики это мы с тобой — крестьяне! — назидательно заявил Галеев, — вольноперы наши и те барчуки. А он — цельный наследник престола, понимать надо! Не дай бог, какая паскуда услыхала, как ты его назвал, греха бы не обобрались!
— Ладно тебе, завелся, давай лучше выпьем!
— Давай, — взялся за чарку Северьян, а затем снова наклонился к Дмитрию. — А у тебя правда динамит есть?
— Да откуда, — засмеялся тот, — так припугнул, а то борзеть начал, ханыга!
— Это правильно!
С другой стороны от Будищева сидел Штерн и тоже донимал разговорами.
— Друг мой, — с пьяной улыбкой говорил он, — нет никакого сомнения, что вы действительно ниспосланы нам грядущим или может быть провидением, не знаю! Но то, что без вас нам пришлось бы намного хуже в последнем бою, это совершенно очевидно!
— В крайнем, — машинально поправил его Дмитрий.
— Что, простите?
— Не говори "последним" — примета фиговая!