Номад (СИ) - Храмкова Маша. Страница 19

Я почувствовал, что меня вот-вот стошнит. Но что было еще хуже: при виде женщин организм рыбака пришел в полную боевую готовность. Должно быть, здесь все работало на уровне инстинктов: увидел самку – размножайся. Даже если ты в поле. Даже если рядом бездна. Даже если ты видишь свою даму в первый и последний раз.

Кстати, о бездне. Одна из пар свалилась туда, но никто не повел и глазом. Похоже, социальные связи здесь имели не больше ценности, чем удобства и инфраструктура. Гребаный мир! Наверняка лицо мое приобрело грозное выражение, потому что две девчонки, совсем еще юные, взвизгнули от ужаса и кинулись врассыпную.

«Да не нужны вы мне!» – хотел было крикнуть я, но получилось только воинственное: “В-в-ву-уа-ав-ву-уа-а!».

Девушек тут же схватили двое других мужчин, которые едва успели закончить с другими леди. Было гадко и мерзко. Настолько, что мой организм перестал сопротивляться и исторгнул на траву содержимое желудка. За последние пять минут мир потускнел еще сильнее, и я решил, что пора сваливать, пока все не зашло слишком далеко.

Я матерился. Долго, красноречиво и без устали. Вспомнил все матные слова, которые знал, а когда мой словарный запас истощился, принялся повторять самые выдающиеся. Как же хорошо уметь говорить! И как же чудесно, до невозможности чудесно быть дома, в своем любимом кресле.

Да, межпространственные путешествия такая штука, к которой просто невозможно подготовиться. Невозможно просчитать все последствия. Забегая вперед, хочу сказать, что я жалею о том, что тогда повидал слишком мало. Я мог бы увидеть гораздо больше миров, если бы не был так смертельно напуган. Но моя психика была на грани самоуничтожения, поэтому мир рыбака стал последним из освоенных мною реальностей. Перед тем как меня… ну, арестовали.

После нескольких дней шока и прокрастинации я написал первую главу своей новой книги. Признаюсь, сейчас мне уже не вспомнить сюжет, но тогда мне казалось, что это даже круче «Оккупантов». Я быстро вошел в рабочий режим и к моменту выхода в свет первой книги уже имел задел для кое-чего любопытного под кодовым названием «Мир Бездны».

«Если “Оккупанты” не выстрелят, то уж это наверняка», – беспечно думал я, взахлеб рассказывая Вике, Виталию Борисовичу и этому, со странным именем, которое я все время забывал, о том, как же классно я все придумал. И все могло бы быть замечательно, если бы я не решил (точнее, если бы кто-то не посеял в моем мозгу эту крамольную мысль), что в моей книге обязательно будет самоубийство.

Очень быстро оно стало краеугольным камнем всего сюжета. Я прекрасно понимал: чтобы описать его правдоподобно, сочно и со вкусом, мне придется испытать все на своей шкуре. Убить одно из своих воплощений. Недолго думая, я пришел к выводу, что недалекий рыбак из мира хаотичных половых связей как нельзя лучше подходит для этой роли.

Вы спросите: кто я такой, чтобы решать кому жить, а кому умереть? Правильно, никто. И все же, чем больше времени я проводил в теле этого тупого мужлана с интеллектом кролика, готового трахать все, что движется, тем больше я понимал, что не просто должен, а хочу убить его. Я никогда не скажу, что само существование мира Бездны – ошибка, ведь я не Бог. Но рыбак имел ко мне самое непосредственное отношение – я был им. И это было отвратительно. Я не мог позволить частице своей души существовать в виде этого никчемного создания.

Был еще один весомый довод. Бездна. Всего один шаг в этом мире отделял меня от смерти. Если, конечно, лететь до дна не сто тысяч лет. Можно было сказать, что я выбрал идеальный мир для того, чтобы умереть.

Было ли мне страшно? Конечно. Но больше всего я боялся самой боли, а не последствий типа «эффекта бабочки». Если миров так много, разве будет иметь значение смерть одного из моих воплощений? Как же я заблуждался… Но обо всем поподробнее.

Вначале было много радостных событий.

Я был на вечеринке, посвященной выходу моей первой книги. Представляете?! Вечеринка. В мою честь. Ее с подачи Виталия Борисовича организовала Наталья Алексеевна. Кстати, он сам тоже был здесь. Впервые за все это время я смог вживую увидеть моего телефонного наставника. Не скажу, что он произвел сильное впечатление: обычный дядька лет сорока, невысокий, полноватый, лысеющий, с интересной козлиной бородкой и банданой, повязанной на шее на манер пионерского галстука. Мы немного поговорили, выпили шампанского, а потом я забыл про него, поскольку единственное, что имело значение на сегодняшнем вечере, – это стопочки моих книг, расставленные то тут, то там. Моих книг с моим автографом.

На обложке красовался юнец, отдаленно напоминающий Марка Гугению (я знал, как он выглядит, потому что видел себя в зеркале). Обложка разрабатывалась с учетом моих требований, и я настоял на том, чтобы внешний вид героя был именно таким. Периодически я уходил в темный угол, брал одну из своих книг и вдыхал запах свежей типографской краски. Вот она – мечта, ставшая реальностью. Безусловно, это был самый счастливый момент в моей жизни.

– У меня хорошая новость, – сказала Вика, нарушая наше с книгой уединение. – Родители подарили мне квартиру.

– Ух ты, поздравляю, – сдержанно поздравил я, предчувствуя подвох.

– Может быть, поживем у меня? Помнишь, ты предлагал, – будничным тоном сказала Вика.

От ответа меня спас Лайам Аврельевич, которому я сейчас был почти что рад.

– Отойдем на минутку, Монастырский, – сказал он, широко улыбнувшись Виктории.

«Сейчас снова будет задвигать про современников и продажи», – подумал я. Однако это было лучше неудобного разговора про переезд, к которому я был совершенно не готов.

– Как успехи? – Глава издательства перешел сразу к делу.

– Пишу, Лайам Аврельевич, – устало произнес я, как будто своим вопросом он только что оторвал меня от рукописи.

Но вопреки моим ожиданиям, разговор был не про книги.

– Я тут подумал, что тебе надо сменить обстановку. – Лайам Аврельевич достал из-за пазухи помятый конверт. Из цветного картона с изображением моря и пальм.

– Здесь тур на Гоа, семь дней, семь ночей. Все включено. Поезжай, Монастырский, за счет фирмы. – Мужчина попытался улыбнуться, но, должно быть, за годы работы боссом разучился это делать.

– Вы серьезно? – Я опешил. Несколько лет назад я мечтал побывать на Гоа, еще до того, как он превратился из места силы в самый попсовый штат Индии с обилием туристов из всех уголков мира. – Но тут только один билет.

– Да, один, – кивнул Лайам Аврельевич. – Отдохнешь немного от своей пассии. И кстати, Монастырский! Это не отпуск, понял? Это шанс отдохнуть от Ростовии и поработать, сидя под пальмами.

Что-то он недоговаривал. Создавалось впечатление, что он хочет, чтобы я на время уехал из страны. Никто просто так не раздает билеты в отель «пять звезд». Приблизившись к красно-синему от обструктивного бронхита лицу начальника, я тихо произнес:

– У меня проблемы, Лайам Аврельевич?

Тот смотрел на меня долго, словно не верил, что я оказался таким смышленым.

– Обстановка в издательстве какая-то нездоровая в последнее время, – наконец сказал он, рыская глазами по конференц-залу. – Как бы не испортили мне перспективного юношу.

– Кого? Меня? – тупо переспросил я, рассеивая миф о своей смекалке.

– Тебя, Монастырский, тебя, – со вздохом произнес Лайам Аврельевич. – Ну так что? Согласен?

    Я вздохнул. Если бы мне предложили это год назад, я согласился бы не раздумывая. Но сейчас…

    – Нет, Лайам Аврельевич, я пас. – Я покачал головой и отдал горячую путевку обратно. – Карьера только пошла в гору, не хочу упустить волну. Да и девушка моя не одобрит.

    С минуту мужчина смотрел мне в глаза, словно решал, рассказать мне о своих опасениях или не стоит. Но так и не решился. По-крайней мере, не в этой вселенной.

    – Что ж, удачи, Монастырский! – Лайам Аврельевич пожал мне руку и удалился, а я еще долго стоял и смотрел, держа в руках книгу с автографом, которую так и не подарил.