Сенатор (СИ) - Машошин Александр Валерьевич. Страница 2

-- Ты сегодня просто метеор! -- заметил Скайуокер, увидев меня полностью одетым.

-- Не хотелось тебя задерживать, -- смутился я. Надо будет учесть и в следующий раз собираться подольше, этак на полчасика.

-- Хочешь меня проводить?

-- Да, если ты не против. Проветрюсь перед работой.

Мы выпили по чашке кафа - вкус у этого напитка не ахти, каким бы "хорошим" ни был его сорт, но я стерпел - вызвали с нижней стоянки двухместный спидер.

-- Погоди! -- строго сказал Скайуокер и принялся осматривать сначала салон, потом тяговые двигатели, заглянул под днище. -- На всякий случай. Всё в порядке, можно лететь.

Корусант - это город, который никогда не спит, и всё же, в эти рассветные часы воздушное движение в Сенатском квартале несколько стихало. Мы неслись над домами и башнями, освещённые первыми лучами солнца. Скайуокер держал двигатели на полной тяге, ловко маневрировал, всё время меняя высоту, и я теперь на собственной шкуре мог прочувствовать его манеру вождения. Сердце у меня то и дело проваливалось куда-то в район желудка, внизу живота всё сжималось. С такими полётами недолго и родить, не успев забеременеть! Над военным космодромом Скайуокер сначала просквозил на полной скорости, затем закрутил глубокий вираж, практически уложив спидер на борт, и не посадил - уронил его точно перед сходнями одного из стоящих на стапелях "Звероловов".

-- Ты, всё-таки, сумасшедший! -- проворчал я, без особого, впрочем, гнева.

-- Надеюсь, ты хорошо проветрилась? -- лукаво усмехнулся он. -- А то можем ещё немного, время есть.

-- Спасибо, у меня и так все мысли из головы выдуло, -- отказался я. -- На обратном пути придётся их по шпилям да карнизам собирать.

-- Не страшно. Заодно выберешь, что брать, а что пусть висит.

-- Точно, -- засмеялся я.

-- Не буду обещать, что скоро вернусь, -- сказал он. -- Сама понимаешь, война есть война.

-- Понимаю. И просто буду ждать. Знаешь, -- добавил я, -- у меня такое чувство, что там, на планете, ты встретишься с неким сюрпризом.

-- С чего ты взяла?

-- Так, сон приснился.

-- Сюрприз хоть приятный? Или опасный?

-- Уж точно не опасный. А насколько приятный, это ты сам потом решишь.

-- Ладно.

Он взял меня за талию и неожиданно поцеловал. В губы. В голове у меня словно разорвалась бомба, тело обмякло, и следующие секунды я был способен лишь висеть в его объятиях, приникнув к нему губами.

-- Ну, хватит, хватит, -- задыхаясь, пробормотал я после очередного, может быть, десятого, долгого поцелуя. Хотел сделать шаг назад, но не получилось, сил хватило лишь на вялое трепыхание. -- Ну, Анакин... Докеры могут увидеть!

-- Да, да, знаю. До встречи, любимая, -- он выпустил меня и зашагал по сходням к открытым воротам корабельного трюма.

На подгибающихся ногах я добрался до спидера, присел на край борта, долго пытался безуспешно восстановить дыхание. В голове постепенно прояснилось. Ох... Вот, значит, как тебя от него клинит-то, сестрёнка! Да и мне в твоём теле не позавидуешь: будет очень трудно сохранять трезвость рассудка в его присутствии. Хорошо, что он будет подолгу отсутствовать до самого последнего периода, и видеться мы будем нечасто. Тем временем, вдали послышался негромкий гул, створки ворот плавно закрылись. Отошла, поворачиваясь вдоль стапелей, подвижная лента сходней. Вздрогнул воздух от едва слышной работы репульсоров, и разрушитель начал плавно подниматься к рассветному небу. Полечу-ка, пожалуй, и я, а то на работу опоздаю.

Первые дни

Дома меня встретили крайне встревоженные фрейлины и охранники.

-- Госпожа! Где Вы были? Что случилось?? -- кинулась ко мне Дорме. Подбежала вплотную, заглянула в глаза, сказала тихо, так, чтобы не могли слышать гвардейцы: -- Ты совсем с ума сошла. Ладно Тайфо, но нас-то могла предупредить?

-- Прости меня, пожалуйста, -- я не без удовольствия обнял заботливую девушку. -- Я только прокатилась до военной базы и обратно. Плохо спала, голова была тяжёлая, решила проветриться... и проводить заодно. Девочки, -- я положил руку на плечо приблизившейся Сабе, -- помогите мне, пожалуйста, одеться, и полетели в Сенат.

Обе фрейлины тяжело вздохнули. Час спустя, одетый в эффектное и довольно тяжёлое платье с кринолином, причёсанный и накрашенный, я садился в большой спидер-лимузин, чтобы лететь на утреннюю сессию галактического парламента. Лететь - громко сказано, только отвалили от веранды-балкона башни, где находится представительство Набу, и вот она, сенатская ротонда, посадочная площадка и блок апартаментов за ней. До начала заседания заботливые девушки почти насильно - есть я не хотел совершенно - впихнули в меня лёгкий завтрак, затем мы поднялись на репульсорную платформу, такую же, как все остальные в громадном цилиндре зала заседаний. Началось то, что обычно именуют законотворчеством: предложения, дебаты, поправки, снова дебаты, голосования. Но, откровенно говоря, временами это напоминало не серьёзный парламент, а околополитическое шоу какого-нибудь скандального журналиста. Почтенные сенаторы проявляли примерно такой же уровень уважения к собеседнику и чувство такта, что и "эксперты" на таких передачах. Я слушал всех, честно пытаясь как можно глубже вникнуть в текущую обстановку - помнить я её, конечно, помнил, но в самых общих чертах. Кое-что получалось, кое-что нет. В некоторых спорах, очевидно, носивших застарелый характер, я просто не улавливал смысла. В других за потоками взаимных обвинений терял нить обсуждения. Господи ты боже мой, как она успевала за всем этим следить?? Короткий перерыв пролетел как минута между боксёрскими раундами, и снова в этот водоворот. К обеду я чувствовал себя измочаленным и выжатым досуха.

-- Что-то я сегодня устала, девочки, -- честно сказал я фрейлинам, стаскивая с себя верхнюю робу и плюхаясь на диван. От них скрывать своё состояние смысла нет, они, наверняка уже заметили.

-- Да, ты сегодня немного задумчивая. Компьютером не пользуешься, сидишь вся в себя, -- согласилась Сабе. -- Повздорили, что ли?

-- А? Нет, тут другое. Кристофсис сейчас самое напряжённое место, и их с Оби-Ваном опять бросают в самое пекло, -- попытался я изобразить обычную тревогу молодой женщины за близких людей. Понятно, что на самом деле я не беспокоился абсолютно, так как знал, что ни два героя, ни Бэйл, ни Юларен в этой битве не пострадают. Но девчонки поверили, сочувственно кивали.

-- Прими душ, поешь, и полегчает, --предложила заботливая Дорме.

Душ... Душ? Ну, конечно, душ!! Помочь фрейлинам себя раздеть, и в душевую кабину. Я с наслаждением переключал режимы, ойкал и айкал, когда струи воды попадали по чувствительным местам - шкура-то у меня теперь не такая толстая, как раньше - и, в самом деле, полностью пришёл в себя, особенно после сушки горячим воздухом, что заменяет здесь полотенца. Надо было утром с этого начать перед гардеробом! Заправив за корсаж салфетку, а вторую бросив на колени, чтобы не запачкать юбку, я с аппетитом пообедал. После чего помощницы вновь водрузили мне на голову убор-корзинку, вплели в неё волосы, восстановили смытую в душе картину на лице, и вновь готова госпожа сенатор. Компьютером, кстати, надо пользоваться, права мой дорогой двойник. Там, наверняка, есть какие-то записи, заметки, и всегда можно отправить запрос через поисковик, если что непонятно.

Заметки нашлись тут же, и во множестве, был среди них список обсуждаемых вопросов на целый месяц вперед, была и заготовленная речь по одному из законов с пометкой "в конце дебатов". Суть закона я понимал меньше чем наполовину, однако, настроение сенаторов во время утреннего обсуждения уловил достаточно хорошо. Дебаты на вечернем заседании только подтверждали предположение. Не пройдёт. По сути, и выступать нет смысла. Но... Она ведь хотела выступить. Написала этот текст. Последний свой текст перед тем, как я занял её место. Чувство было такое, будто я собираюсь предать мёртвого. Нельзя так делать, непорядочно это. Поэтому, когда спикер Амедда предоставил мне слово, я нажал сенсор, выводящий платформу на свободное пространство, поднялся со своего кресла и заговорил. Слово в слово так, как написала Падме. Первые фразы дались не очень легко, я ощущал, что голос звучит неуверенно, потом пошло легче, появилось вдохновение. Заканчивал выступление я уже совсем иначе, солидно и с выражением. Толку от этого, конечно, никакого... Что? Принять за основу и отправить на доработку в комитет? Ну, голосуем. Прошло. Ведь прошло же! Оказывается, и так можно было. Ах, Падме, Падме, что я буду тут делать без тебя? Я же так не сумею. Например, среди списка вопросов на завтра два помечены как важные. И что? Как?