Песочные часы (Повесть) - Бирзе Миервалдис. Страница 33
Рядом с Янелисом сидел бульдозерист, такой же молодой парнишка в нахлобученном на глаза берете. Не сходя с места, они набрали по горсти спелой, яркой брусники и поднялись. Бульдозерист вспрыгнул на гусеничную цепь трактора и шмыгнул в кабину. Янелис последовал за ним. Они должны были разровнять вынутый экскаватором грунт.
— Ты замечай, лемех я пускаю наискосок к земле. Теперь назад, и тогда толканем, — орал тракторист. — Завтра я тебя посажу самого за рычаги. Осенью будешь утюжить — только держись! Как брюки утюгом.
Тракторист гордился тем, что у него уже есть ученик. Янелис гордился, что завтра самостоятельно будет управлять этой железной махиной. Это потрудней, чем крутить баранку «москвича». Он и отца привезет посмотреть. Пускай потешит душу, поглядит на сына за работой.
Осаживая назад, бульдозерист оглянулся на лес. Оттуда шла девушка с белокурой косой. Она была в сапогах и с корзинкой на руке.
— Ишь, какая леди, — заметил тракторист.
Янелис тоже оглянулся.
— Остановись!
Янелис уже подбегал к опушке, когда услышал голос своего «наставника».
— Давай катись домой. Я тоже кончаю! — крикнул он, и у него было чувство, будто он сделал Янелису дорогой подарок.
Девушка с достоинством ожидала на опушке, и можно было подумать, что уже тысяча лет, как установлен порядок, по которому парни к девушкам должны бежать бегом.
— Теперь ты взрослый человек, — сказала девушка. — Ты работаешь.
Янелис в смущении взял ее за руку.
— Я не думал, что придешь…
— Да я совсем случайно. Мы огурцы убирали, а одна машина шла в эту сторону, я и поехала грибов пособирать и… заблудилась.
— Тут же шоссе рядом. — Янелис показал рукой куда-то за лес. Хоть он и родился на год раньше, но все же был слишком молод, чтобы понять, как можно заплутать в таком небольшом лесу.
— Говорят тебе, заблудилась — значит, заблудилась! — девушка топнула ногой по кочке.
— Верю, верю, — сразу согласился Янелис.
— Устала до смерти, пока по лесу лазала. Ты не подвезешь меня?
— Мне передали, что звонили из дому, и отец ждет меня. Ты постой, а я сбегаю за велосипедом. Через двадцать минут буду я здесь!
— Смотри, ждать не стану! — Девушка села на кочку и стала обирать бруснику.
Янелис по-спортивному широким, размеренным шагом побежал по лесной тропинке, и когда иная веточка задевала ему лицо, это было даже приятно.
Янелис приехал на своем велосипеде, и они вышли на шоссе. Корзинку привязали к багажнику. В ней было всего-то три сыроежки. Улитки проели на них белые бороздки.
— Не повезло тебе, — заметил Янелис.
— В чем не повезло?
— Да с грибами.
— Не повезло? — протянула девушка и усмехнулась.
Девушка села на раму, и Янелис поехал. Четырьмя руками трудней удержать руль, чем двумя. Если дорога хоть чуточку начинала подыматься в гору, приходилось привставать на педалях и давить на них всем весом. Это было бы немыслимо тяжело, не касайся его щеки волосы девушки. По-видимому, они излучали некую, еще не познанную учеными загадочную силу.
Так они и ехали тихими полями. Смеркалось. По дороге вспугнули сову. Она бесшумно взмыла в воздух почти из-под колес и скрылась в деревьях. Дальше начиналась крутая гора, и Янелису пришлось сойти с велосипеда.
— Ты устал, Янелис, отдохнем.
На вершине холма у дороги росли липы. Они сели под липами, свесив ноги в сухой кювет. Девушка больше не командовала — делай то, делай это, а прильнула к плечу Янелиса. Они даже не целовались, просто сидели; их взоры были обращены на дорогу и на березовую рощу за ней. Это была роща, — сквозь опускавшийся из беззвездного неба темный туман проступали бледные полоски стволов. Янелис снял куртку и укрыл ею плечи девушки. Девушка не сказала «не надо». Спустя некоторое время она опять заняла свое место на раме велосипеда.
Посреди поселка, около школы, где над дорогой нависают каштаны и потому тьма еще черней, Янелис соскочил с велосипеда. Девушке домой надо было идти мимо мелиоративной станции, через танцплощадку. Ночью все было темным, и смутно белела лишь стена старой корчмы.
— Ты проводишь меня? — спросила девушка и забрала свою корзинку.
— Меня отец ждет… — вспомнил Янелис, но тут же спохватился, взял велосипед за руль и повел.
— Не провожай тогда, ты и так уже опоздал. Отец болен, может, ему что надо. Может, в аптеку сходить.
Мне не страшно нисколечко! — сказала она и побежала, подумав, что Янелис на прощанье станет целовать ее и тогда они долго простоят под каштанами, так долго, что потеряют счет времени, а отцу Янелиса и в самом деле что-нибудь надо.
Миновав танцплощадку, она высыпала на стол возле буфета источенные улитками сыроежки. Грибы каждый год вырастают. Грибов ей было не жаль. Помахивая пустой корзинкой, она припустилась бегом по тропинке.
Берсон уже ушел. В гостиной горел торшер с желтым абажуром. Эгле и Герта сидели у камина, и от одного вида лежавших там поленьев с белой корой становилось тепло. Эгле поболтал ложкой в миске и среди стеблей укропа выловил еще раков.
— Янелисова доля уцелела. Давно бы пора приехать. Уж не случилось ли чего?
— Янелис — взрослый человек. Что с ним может случиться?
— Да, Янелис взрослый. Пойду-ка я отдохну. Завтра в санаторий.
Герта взяла его под руку, и они поднялись в спальню.
Эгле тотчас же лег. Герта разделась и проделала несколько движений левой рукой, доставая правое ухо. Теперь это ей удавалось.
«Если я уйду, ей достанется от меня в Наследство шрам, — подумал Эгле. — Что еще оставит она от меня? Ей только сорок пять. Она сохранила гибкую талию… Выйдет замуж, если…»
Герта выключила свет, легла рядом с мужем и взяла его за руку — так Эгле скорей засыпал. Глаза свыклись с темнотой, и он рассмотрел через стеклянную дверь балкона олеандр и тонкие тени его ветвей на фоне неба, и даже верхушку яблони за перилами балкона.
Будет на этом месте лежать другой или нет? Герта говорит, что нет, никогда. Но ведь, по сути дела, нынче она и сама этого не знает, так же, как я. Человеку свойственно искать себе друга. Трудна старость без друга, а лет через пять и она тоже состарится. И никто, даже он сегодня не посмеет упрекнуть ее. Янелис уже взрослый. Он скоро уйдет. Да, Янелису надо как-то осторожно объяснить, чтобы он все понял. Он должен очень любить мать, чтобы она никогда не почувствовала себя одинокой и покинутой. Так или иначе, но вместе прожиты долгие годы. Если он иногда и чувствовал себя дома одиноким, то нельзя винить в этом только Герту. Как он был счастлив, когда в тридцать восьмом Герта поступила в «Арону» лаборанткой и однажды осталась у него. Всю ночь напролет они просидели на балконе. Жизнь надо уметь выдержать. Жизнь — это долг, обязанность.
— Не спишь? — спросила Герта.
— Буду спать. Я должен как следует отдохнуть перед завтрашним днем. — Эгле нажал выключатель ночника и принял снотворное.
Когда снова стало темно, он положил руку на Герту. Она старалась не шевелиться, чтобы рука мужа не соскользнула и он ощущал ее присутствие. Герта уснула. Незаметно погружался в сон и Эгле. Он еще видел над макушкой яблони голубые искорки первых звезд.
Скрипнула лестница. Янелис прошел в свою комнату. «Вот мы и все дома, — уже засыпая, подумал Эгле. — Жаль только, не успел поговорить с Янелисом.
Человек создал разные науки! ядерную физику, кибернетику, фтизиатрию — всех не перечесть и не изучить за одну человеческую жизнь. Янелис, усвой „обязательный курс“ гуманизм, люби людей».
Заскреблась мышка, обнаружившая под шкафом семечко от яблока. Эгле сонно улыбнулся: «Ты, мышка, можешь отправляться спать. Я не одинок теперь».
Утром Эгле брился тщательней, чем когда-либо. Это была длительная процедура, кожа лица стала морщинистей. Глаза в зеркале смотрели как бы с большого расстояния, но были еще ясные, и даже, когда он усмехался, в них вспыхивала веселая искорка. «Скоро я научусь смотреть на себя со стороны, а это иногда бывает забавно». Он надел белоснежную сорочку и завязал галстук узлом без единой складочки. «Жилет, пиджак, трость — ни дать ни взять джентльмен». Выйдя на веранду, Эгле сильно оперся на палку, потому что его старые провожатые — головокружение и слабость — вдруг словно вылезли из-под ступенек веранды, где до сих пор обитала одна лишь жаба.