Магия тени - Лазаренко Ирина. Страница 42

Тахар тоже часто приходил в лекарню. Целительских способностей у него не было никаких, зато он делал замечательные зелья, очень выручая недужных и Кальена.

Вот и вышло так, что гласный маг оказался в помощниках у двух самоучек: подготавливал ингредиенты для зелий и вообще помогал как мог. Никто из них даже не задумался о необычности такого положения дел, зато у горожан появился новый повод обсудить странности в поведении магов. Всё непонятное они толковали как знак того, что «клятые чаровники что-то замышляют».

— Почему ты в Эллоре не остался? — спросил как-то Оля Тахар. — Ты хорошо там себя чувствуешь, тебе нравится там. Зачем ты настырно прешься в этот город? По старой памяти, когда местные тебя любили? Ты ж нынче даже не гласник — нету больше Школы, кончилась, ты сам по себе теперь, свой собственный.

Маги сидели в комнатушке при лекарне, возились с составами для мазей и зелий. Потребность в них только возрастала день ото дня: по холоду и голоду люди хворали сильнее обычного. В комнатушке было душно и светло от плошек с жиром и магических светляков, тесно от мешков, корзин, посуды. Но при этом — уютно. Как в неприглядной избушке посреди заснеженного леса — пусть и маленькая она, и тесная, пусть мыши под полом и жучки в стенах — зато гудит трудяга-печка и пахнет свежими щами, а снаружи… Ничего нет снаружи такого, чтобы хотелось покинуть этот маленький, теплый и неказистый домик.

Оль, крякнув, разогнулся над здоровенным тазом, где перемешивал большой ложкой плесневелые ягоды снежника. Ему казалось, что ягоды еще недостаточно плесневые для мази, но Тахар сказал — в самый раз.

Ответа Оль не придумал. Не знал он ответа, просто не мог бросить город — и все тут. Ощущал себя лишним, нежеланным, беспомощным — а уехать не мог, потому как это было все равно что сдаться. Забросить маговское назначение и заниматься только своими делами. Как Умма. Или даже хуже, потому что Умма растит племянника-мага, а он, Оль, мог бы растить только Мавку, которая и так уже полжизни прожила.

Спрашивается, не лучше ли отправиться в Недру и попытаться спасти всех скопом, чем маяться в Мошуке и ощущать свою бестолковость?

— Вам тоже не хочется уезжать из Эллора, — сказал он вместо ответа.

— Кому как. — Тахар выбрал склянку, пробормотал над ней очистительное заклинание — беда с этими самоучками, чего они только не навыдумывают! Оль и не слыхал про такие заклятия никогда. — Аль не любит Эллор. Говорит, там медом пахнет. Почему медом и отчего это плохо — даже не спрашивай. Элай — ему, пожалуй, все равно, хотя его родня живет в Эллоре, теперь вот даже тетка, которая его растила. А мне — вот мне да, и впрямь не хочется уезжать. Мне в Эллоре нравится.

— Ага, — со значением протянул Оль. — Места там распрекрасные, знамо дело. Эльфийки опять же. Да и не эльфийки, бывает, встречаются.

Тахар поморщился — не от досады, а так, будто гласник пнул его прямиком в наболевшее.

— Боишься, займу место твоего погибшего друга, да?

— Не того я боюсь, — насупился Оль. — Когда Кинфер погиб, это получилось, знаешь… мы ж выросли вместе, с первого школьного дня. До сих пор… ну, это будто глядишь на пергамент, в котором дырка выжжена. Хоть и прошло четыре года.

Тахар молчал. Гласник остервенело уминал ложкой несчастные ягоды.

— Ежели Умма теперь выбрала тебя — ну, значит, оно того стоит. Я-то что, я только рад, что она голову подняла наконец после всего… вначале Кинфера не стало, а потом через год еще бабка ее померла... Плохо с ней было, с Уммой. А теперь она наконец улыбается и платья красивые носит, и раз так — значит, я слова против тебя не скажу. Улыбки и платья — это правильно, это хорошо. — Оль критически оглядел ягоды, бросил ложку в таз и пинком подвинул его к Тахару. — А вот что нехорошо — то, что ты ж, зараза, с ней не будешь! У вас же троих шатания по Мирам без края и конца, да неразлей-такая-дружба. Вот что плохо, прям дальше некуда как нехорошо!

Тахар задвинул таз под столик и взялся за ступку. Долго и старательно мельчил содержимое в чаше, и Оль уже подумал, что Тахар отмолчится, но тот все-таки заговорил:

— Мы всегда так жили, с двенадцати лет, с первого путешествия в Мир. Все эти годы мы были больше там, чем здесь. И всегда — больше друг с другом, чем с прочими. Мы это выбрали, решили так, понимаешь? Мы можем уходить в Миры на много дней, и не сказать, чтобы нам так уж хотелось проходить через портал обратно.

Ему не обязательно было что-то объяснять. Оль все понял еще в тот вздох, как узнал, что Тахар сумел использовать жизненную силу умирающей Алеры. Такая связь могла возникнуть только в одном случае: когда люди друг другу — ближе некуда. Когда они — считай что один человек. Оль все понимал и просто сердился — из-за Уммы и собственной обиды — он привык считать самоучек недотепами, но теперь только и видел, что эти самые недотепы оказываются проворней, удачливей и попросту счастливей его, обученного гласного мага.

— Свихнутые вы какие-то, — бросил Оль. — Взрослые люди, а живете, как дети.

— Быть может, и свихнутые, — с непонятной усталостью согласился Тахар. — Только заметь, мы никому своего счастья не навязываем. Зато все вокруг стремятся побыстрее донести до нас свои ценные мнения.

Оль смутился, отвернулся, принялся раскладывать побеги бегунчика на деревянной досочке.

— Ну положим. Только ж разве может быть, чтоб людей ничего не держало в мире, где они всю жизнь прожили?

— Не может. — Тахар помолчал, подбирая слова. — Всех нас что-нибудь да держит. Только, знаешь, с каждым годом все меньше. С каждым годом все больше народу нас не одобряет и постоянно напоминает, что мы чокнутые. Ну, наверное, они правы, только у нас иначе не получается. И мы не понимаем, отчего должны хотеть, чтобы получалось иначе. Вот скажи, чего такого интересного мы лишаем себя, а? Ты можешь представить, чтоб Алера напялила платье, стала варить мужу кашу и на том успокоилась?

— Не могу, — согласился Оль. — Только, быть может, стоило бы? Жизнь — она не только про интерес, а еще и про полезность. А чего полезного делают твои друзья кроме того, что носятся по Мирам, как подлетки беспутные?

На вздох губы Тахара сжались в нитку, и гласник ощутил себя неблагодарной скотиной. Ничего они не делают полезного, ну да! А как насчет того, что эти трое таскаются за тобой хвостами? Быть может, только благодаря им тебе, балда тугодумная, ничего не свалилось на голову на пустынной улочке Мошука или не прикончило на тракте!

Понять бы, что ими двигало, когда они взяли Оля под свои крылья. Приязнь к нему? Мысль о его сродстве с Тахаром, который, сложись судьба иначе, тоже мог стать гласником в каком-нибудь городе? Забота Тахара об Умме, которая тревожилась за своего школьного друга? Но Оль видел, что никто из троих не тяготится взятой на себя ролью опекатора и относится к ней серьезно — значит, это было их общее решение, а не уступка одному из друзей. Значит, все трое посчитали такой порядок вещей нужным и правильным.

Оль не понял, догадался ли Тахар о его мыслях,— вернее всего, да, уж больно хитрым был быстрый взгляд его темных глаз. Но вслух он сказал совсем другое:

— Вообще-то Элай мастерит неплохие луки. Только не продает дальше Эллора, в Ортае мало кто пользуется луками. Еще он самострелы умеет делать, но простенькие. Их не продает совсем, потому как с самострелом любой дурак — герой, а дураков Элай не любит.

— Ну положим, он не бесполезен, — охотно признал Оль, торопясь загладить свою нечаянную грубость. — А вот Алере не помешало бы это самое… каши варить.

Тут же гласник чуть было не ляпнул, что не возражал бы, чтоб Алера именно ему варила каши, и сам удивился своему нахальству.

— Аль еще полезнее Элая. — Тахар выпрямился и посмотрел на Оля сердито. — Она умеет Кристаллы сращивать, очень здорово с ними справляется. Ты быстро судить бросаешься, попробовал бы сначала разобраться, а?

Оль проглотил этот справедливый укор, но не смог не возмутиться по поводу камней: