Нечто большее… (СИ) - Грушевицкая Ирма. Страница 38

Чемоданы остались на первом этаже у обалдевшего секьюрити, а я следующие четыре часа провела в полупустом офисе, перепроверяя, сверяя, компонуя, распечатывая… В принтере заканчивалась бумага. Копировальный аппарат сигналил о неисправности картриджа. Всё было против меня. Я отчаянно потела в своих утеплённых джинсах, решая дилемму: что для меня важнее — отношения или карьера, потому что на данный момент имела все шансы не попасть в аэропорт. Отношения в моих приоритетах определённо лидировали. Но я не могла не дать шанс своей карьере. А заодно и мистеру Чанг.

В истерике я звонила Дэвиду. Он вылетал из Торонто только в два часа, но телефон его почему-то уже был выключен. Я оставила бессвязное сообщение на голосовой почте, в котором жаловалась на начальство, офисную технику, нехватку времени и нерадивых бойфрендов, которые обязательно должны быть на связи в минуты дедлайна.

Именно в таком взвинченном состоянии меня и нашёл Джеймс.

После Майами я видела его всего раз. На ежегодном расширенном собрании акционеров Джеймс был кем-то вроде приглашённой звезды. Он похудел, сменил причёску и не сползающей с лица улыбкой напоминал Брэдли Купера в финальных сценах «Областей тьмы».

К тому моменту я знала, что Виктория родила близнецов: мальчика и девочку. Не скажу, что эта информация прошла через меня, ничего внутри не задев. Это была не зависть, а нечто похожее на тоску. Я знала, что когда-нибудь у меня тоже это будет: дом, семья, дети. Но на тот момент мы с Дэвидом встречались всего ничего, и даже самой себе я не признавалась, что вижу в нём того, кто это всё мне подарит. Странно тосковать по будущему. Но покажите мне хоть одну девчонку, которая после первого поцелуя с парнем не глохнет от звона свадебных колокольчиков в своём воображении. Или не начинает выбирать имена общим детям. Но даже сейчас, спустя почти полгода, мы с Дэвидом ни разу не заговаривали о будущем. И, скажу честно, меня это положение устраивало. Мне нравилось, как развивались наши отношения. Вернее, на какой стадии мы находились. И даже если бы мы навсегда в ней зависли, я бы не была против. Потрясения, которые несут в себе изменения — они были мне не нужны. Как никогда я нуждалась в стабильности. По-моему, Дэвид это понимал. Или же разделял мою точку зрения. В общем, я ещё не была готова им делиться. Даже с нашими детьми. Итаном и Элис.

Боже, о чём это я?!

Я шла из копировальной комнаты со стопкой бумаг и меньше всего ожидала встретить на пороге своего кабинета своего бывшего парня.

— Знаешь, я от всей души надеялся, что тебя не будет на месте.

— Эта фраза у тебя теперь вместо приветствия? — съязвила я.

— Прости, если прозвучало грубо.

— Ты выбрал неподходящее время для визита, Джеймс. — У меня оставалось всего полчаса чтобы доделать все дела и выехать в аэропорт. Неподходящее время — это было ещё мягко сказано.

— Я могу войти?

Он явно не слышал меня. Или не собирался слышать. Вместо приглашения я зашла в кабинет и оставила дверь открытой. Подойдя к столу, я начала рассортировывать принесённые бумаги. Краем глаза я видела, что Джеймс всё ещё стоит на пороге, но взгляд его блуждает вокруг. Ничего примечательного: обычная офисная коробка с четырьмя стенами, стандартной мебелью и оргтехникой.

— Я перебираюсь в Олбани, — объявил Джеймс.

— Очень за тебя рада.

— Не рада, но мне всё равно приятно это слышать.

Руки замерли над очередной стопкой бумаг. Голос Джеймса звучал расстроено.

Я впервые взглянула на него.

— Зачем ты пришёл?

— Я слышал о тебе и Расселе.

Мне еле удалось удержать в себе подростковое «и что с того?». Вместо этого я хмыкнула и вернулась к своим бумагам.

— Бетти, — позвал он меня.

Я замерла, держа в руках очередной лист. Ни разу за все годы нашей жизни Джеймс не называл меня так. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Интимность его тона пробудила во мне нечто забытое и давно похороненное.

Я положила бумаги на стол и тяжело опустилась в кресло.

— Зачем ты пришёл? — повторила я свой вопрос.

Засунув руки в карманы брюк, Джеймс прошёлся от двери до небольшого окна. Затем снова вернулся к двери. Всё это время я внимательно его рассматривала.

Он выглядел осунувшимся. Уставшим, похудевшим и немного помятым. Воротник белой рубашки, застёгнутой на все пуговицы, сиротливо висел под кадыком. Узел галстука был немного распущен. Сколько его детям: два месяца, три? Да, молодые папы выглядят именно так — я помню это по Ричарду. Но Джеймс? Я была уверена, что все заботы о детях он переложил на жену. Неужели, по ночам он сам меняет им памперсы?

— Я осёл, — внезапно сказал Джеймс.

— Это не новость.

Он с обидой стрельнул на меня глазами.

— Не надо, Элизабет.

Вот я и снова Элизабет. Окей.

— Знаешь, у меня мало времени, поэтому…

— А ты помнишь вечеринку у Тревиса? Когда Эмбри на спор съел три чили перца, и ты полчаса уговаривала его проблеваться?

Я не удержала смешок:

— Нашёл о чём вспомнить.

— Я хочу назад, знаешь?

У меня было два варианта: либо сделать вид, что не знаю, либо…

Я встала из-за стола и подошла к Джеймсу. Некоторое время я молча смотрела в его лицо. По меркам вселенной всего одно мгновение назад я считала его родным. И нисколько не лукавила, когда однажды сказала Дэвиду, что буду любить его всегда. Я поняла, что у меня нет ненависти к этому мужчине. Я не злюсь на него, не обижена. Какое-то время мы были единым целым, пока один из нас не отпочковался. Джеймс сделал это первым, я — второй. Но то единое, что было между нами — оно осталось. Как генетическая память. Как молекулы воды в каждом живом организме. Именно поэтому я знала, что он имел в виду.

— Иди домой, Джейми, — сказала я.

— Я не заслуживал тебя.

— Вот уж точно. Но теперь у тебя есть нечто большее. Как их зовут, кстати?

— Питер и Патриция.

— Ты назвал сына в честь отца? Мистер Пит, наверное, на седьмом небе от счастья?

— Да уж, — Джеймс улыбнулся, и я почувствовала укол в сердце. Когда-то давно я сходила с ума по ямочкам на его щеках. — Вики редко приглашает их понянчиться с внуками. Родители обижаются.

— Напомни им об этом, когда ребятишки подрастут и начнут проказничать.

Джеймс засмеялся, но в следующее мгновение посерьёзнел.

— Бет, я…

— Завтра Рождество. И я записываю тебя в число хороших мальчиков. Теперь ты получишь свой подарок!

Я выпалила это весело, в надежде, что после этого он уйдёт. Потому что какая-то часть меня опасалась, что Джеймс проявит себя именно так, как я не хотела, чтобы он себя проявлял. Пусть это уже ничего не значит, но в глубине души я надеялась, что Дэвид ошибался. Что стояло за это ошибкой — не полное владение информацией или личный интерес — теперь не важно. Но ради той девчонки, которая однажды влюбилась в улыбчивого голубоглазого паренька, так похожего на принца из её грёз, я должна была попробовать снова поверить в Джеймса.

В одно мгновение передо мной пролетели все годы, что мы были вместе. Вечеринка у Тревиса, защита дипломных проектов, знакомство с родителями, наш первый раз… Разве можно всё это вычеркнуть из памяти? Это моя жизнь. Это моё прошлое. И я была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что нельзя так просто от него отказаться. Истоки того, что я имела сейчас, лежали там — в нашем с Джеймсом общем прошлом. Которое никогда уже не станет будущим.

Я любила Дэвида. И, глядя на Джеймса, я впервые это приняла. В это самое мгновение я прощалась со своей первой любовью во имя любви всей моей жизни. У меня не осталось сожалений. Светлая грусть — именно это я сейчас чувствовала. И я была рада, что сегодня Джеймс нашёл в себе силы прийти ко мне. Что бы он ни сказал после, я снова видела в нём парня, в которого влюбилась. И, будучи счастливой сама, от всего сердца желала ему счастья.

Он уже не был моим. В его глазах я видела, что он тоже это понимал. Но, в отличии от меня, Джеймс не знал, что с этим делать.