Не принц, но сойдёшь (СИ) - Каминская Лана. Страница 86

– Как всегда чепуха, – зевнул Эйгон. – Скорее всего, опять всё ограничится сбором пожертвований на ремонт здания библиотеки или корпусов Академии. Как обычно, все средства выбьют за пару минут, зато дискуссии по этому поводу затянутся до утра. 

– Я буду скучать.

Арлина провела тонкими пальцами по губам мужа, а те не преминули воспользоваться шансом, захватили прохладные пальцы в плен и долго не отпускали. А когда наигрались, то последовал ответ:

– Ты и опомниться не успеешь, как я вернусь. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы терять такие ценные ночи.

– Когда же ты успел полюбить меня? – Арлина игриво улыбалась и накручивала на палец прядь спутанных белых волос. – Ведь всё это время я вела себя так несносно, так…

– ...высокомерно, – подхватил Эйгон, – что даже моё сердце дрогнуло. 

– Тебе смешно, а я серьёзно. 

– И я серьёзно. Замерло в тот самый миг, когда я увидел тебя на площади. Ты расколотила каблуком древнейший артефакт. Я был так зол, что хотел превратить тебя в сороконожку.

– Ты же бросился меня прикрывать! – воскликнула Арлина, вспоминая своё неуклюжее падение на площади Атоля и разорванное платье.

– На самом деле я влюбился в твои волосы, тонкую талию и красивые пальцы. Я даже влюбился в твои щиколотки. Причём, с первого взгляда и так сильно, что не мог позволить никому, даже самому себе, на них пялиться. Потом, правда, сомневался, стоят они того или нет, но когда на заре ночи в фургончике цыганки ты предстала передо мной в коротких мальчишечьих штанах, я был окончательно сражён. 

– Я говорила тебе, что ты бабник? – ревнивым тоном протянула Арлина. – Скольких ещё женщин ты так разглядывал?

– Тебя первую. Другие не задирают подол платья, чтобы переступить через миску нищего уродливого старика.

– Врёшь...

– Клянусь, ты первая. И всем сердцем желаю, чтобы последняя. Я никому тебя не отдам.

– Думаешь, я тебя так просто отпущу? – фыркнула Арлина. – Будешь терпеть меня такую, какая я есть.

– Я готов, но обещай мне продолжить эксперименты с эликсиром. Пока я буду маяться от скуки на совете, начни всё с начала. Я вернусь, и попробуем ещё раз.

– Глупенький. Мне больше не нужен эликсир. Мартан навсегда покинул моё сердце. Теперь в нём только ты. 

– И всё же обещай, – мягко настаивал Эйгон. 

– Если ты просишь... Но зачем?

Ответом был жаркий поцелуй, горячий и долгий, уносивший высоко-высоко за облака, в мир наслаждения и страсти, а сменой ему – погашенная свеча и учащённое дыхание. Ещё мгновенье, и комната утонула в стонах и сладких запахах любви. 

***

В малахитовой зале Вороньего замка на Зелёном холме этой ночью было зажжено немало свечей. Слуги муравьями сновали туда-сюда, заканчивая приготовления, а когда последняя белая лилия была воткнута в пузатую, оливкового цвета, вазу, тут же растворились за закрытыми дверями, наблюдая через едва заметные щели, как медленно и чопорно один за другим в комнату входили важные гости.

Директор Академии волшебства и чародейства Магика де Монтрё* – старая, морщинистая женщина с пучком редких седых волос, собранных на затылке, – села, как обычно, ближе к окну, по другую сторону которого царила ночь и разглядеть что-либо было крайне проблематично. Хотя, по-кошачьи узкие глаза Магики могли и в кромешной тьме высмотреть чёрную мышь.

Рядом с чопорной директрисой на стул плюхнулся магистр Пламмель – низкорослый старикашка, сгорбленный и на левый глаз косой. От его рук несло таким жаром, что Магика отодвинула своё кресло, иначе кружевная лента – единственное украшение на строгом сером платье – могла легко воспламениться.

По другую сторону стола сидело ещё двое старикашек, один дряхлее другого. Дрожащими руками они подносили к губам фарфоровые чашки, прихлёбывали дымящийся ромашковый отвар и вполголоса, но, тем не менее, горячо обсуждали последние чудеса волшебной науки.

– Я говорю вам, магистр Йерхен, новый летательный аппарат профессора Чудейникуса скоро заменит мётлы! А в прошлом году фурор произвели летающие ковры. Очень удобно, скажу я вам, особенно для старых костей. Не надо сидеть, скрючившись. Хочешь – лежи, хочешь – ноги скрести и попивай чаёк. Красота! 

– Все эти новшества добром не кончатся, магистр Чарсвин. По старинке надо жить. Так спокойнее, да и временем мётлы уже проверены.

– А как же прогресс?!

– А кто им занимается? Одна молодёжь. Разве могут они создать что-то серьёзное, если у них ветер в голове? 

– Зато сколько у них в глазах живого блеска, а в сердцах – страсти! А мы что? Устаём и падаем с ног, стоит только развести горелку. Поправьте меня, милая Магика, если я не прав, – Чарсвин обратился к директрисе де Монтрё. – Студент нынче пошёл жадный до знаний, ведь так?

– Студент нынче пошёл избалованный, – сказала, как отрезала, суровая директриса. – В книгу лишний раз заглянуть ленятся. После того, как Чудейникус изобрёл вращающийся шар, предпочитают щёлкнуть пальцами и смотреть лекции в нём. Я лично изъяла из корпусов пять таких шаров. А сколько ещё припрятано? 

– Надо сказать Раверинусу. Пусть примет меры. Не дело это – волшебные книги игнорировать, – проворчал Йерхен. – Верно я говорю?

Все собравшиеся в ответ закивали: кто – бородой, кто – острым подбородком с бородавкой, а магистр Пламмель громко захрапел.

– Что, простите? – вздрогнул он и потёр сонные глаза, после того как Магика ткнула его пальцем в бок и тут же отдёрнула руку, и подула на ожог.

– Что за безобразие – проводить совет в разгар ночи? – проворчал Йерхен. – Раверинус совсем время суток перепутал?

– Говорят, это была просьба Лачтны, – таинственным шёпотом вставил Чарсвин.

– И где они все? Ни Квирла, ни его дочери. Сопят, поди, в постелях… про нас забыли.

Но стоило старичку-магу нахмурить и без того морщинистый лоб, как двери в залу отворились, пропуская вперёд самого верховного мага, его дочь, звенящую десятками браслетов на руках, и молчаливого Галвина, который тут же развернулся, чтобы задвинуть засов, но был остановлен едва заметным жестом.

– Мы ждём Таейрнака, – вымолвил Квирл, занимая место во главе стола и приветствуя кивком собравшихся.

– Смоляные горы ближе всех к Зелёному холму, – не унимался с бурчанием Йерхен, – а Тайернак опаздывает. У магистра Чарсвина больные ноги, однако, он прибыл раньше всех.

– Так я и не из Западных нор ехал, – проронил добродушный Чарсвин. – Болтался по Тир-Арбенину, когда получил письмо. Вот и оказался в Вороньем замке раньше положенного.

– Тайернак будет здесь через… – Лачтна сосредоточилась, – три, две, одну… вот сейчас! 

В распахнутые двери ветром влетел Эйгон. С ловкостью циркача покрутил в руке элегантную белую трость, грохнулся в кресло рядом с Чарвином и напротив бывшей жены, откинулся на мягкую спинку и вытянул ноги. Глаза блестели, щёки пахли морозом, а с губ никак не сходил привкус последней ночи.

– Я предлагаю сразу перейти к делу, – начал Эйгон сгоряча, даже не замечая, с каким любопытством его лицо разглядывал Чарсвин и какой милой и полной очарования улыбкой его одарила Лачтна. – Что прохудилось на этот раз, и сколько сдавать на ремонт?

– Мальчик мой, – в ответ воскликнул всё тот же Чарсвин, осторожно прикасаясь кривыми пальцами к фиолетовому синяку под глазом Эйгона, до сих пор не сдающему позиции, – что с вами стряслось? На вас напали грабители? Вы попали в передрягу? Теперь понятно, почему так опоздали… Но вы же маг, могли бы всё решить полюбовно, а не кулаками махать…

– Кулаками ему привычней, – усмехнулся Квирл, на что тут же получил под столом пинок изящной ножкой в парчовой малиновой туфельке. Лачтна недовольно покосилась в сторону отца, а ответом ей был гневный взгляд.

– Вот, – увлечённо продолжал старик Чарсвин, вываливая на стол содержимое холщового мешочка, висевшего на поясе, – возьмите-ка это. Приложите к синяку и к окончанию совета будете как огурчик!

Дряхлый маг выудил из кучи добра помятый лист подорожника, сорванный неизвестно когда, но на удивление так и не засохший, и протянул Эйгону.