Окаянный талант - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 34
– Вам посылка.
– Почта?…
– Нет. Мы от Карла Францевича.
Олег отворил дверь и увидел на лестничной площадке двух молодцев. У их ног стоял большой картонный ящик, перевязанный бечевой. В такие обычно упаковывают телевизоры.
– Мы сами занесем, – предупредили порыв Олега посыльные. – Ящик тяжелый…
Им и впрямь пришлось попыхтеть, пока они втащили ящик в неширокий проем входной двери.
Наверное, парни были служащими какой-то почтово-транспортной конторы, потому как попросили Олега расписаться на фирменном бланке, что он получил посылку. Художник сам несколько раз пользовался услугами таких частных фирмочек, обеспечивающих быструю доставку почты в любой конец страны и за рубеж.
Открыв ящик, Олег убедился, что его содержимое подбирал человек, весьма подкованный в художественном ремесле. Кроме набора пигментов, необходимых для приготовления красок, представляющих практически всю палитру, там было хорошо выдержанное ореховое масло, широко применяющееся старыми мастерами, и копаловый лак явно кустарного производства, что только увеличивало его преимущества.
Но главным гвоздем программы был холст, натянутый на подрамник. От него просто веяло стариной. Создавалось впечатление, что некий средневековый мастер изготовил много таких заготовок под картины, а затем законсервировал их.
Олег, знающий толк в реставрации живописных произведений, взял большую лупу и спустя несколько минут вынужден был с удивлением констатировать – да, все верно, холст явно не современный и уж тем более не фабричный. Переплетенные по-особому нити основы указывали на то, что холст имел иноземное происхождение.
«Скорее всего, Нидерланды, – подумал художник, совсем сбитый с толку. – Кустарная работа… Но что значат все эти ухищрения? Нынешним заказчикам, понятия не имеющим в живописи, чаще всего без разницы, на чем будут изображены их физиономии. Некоторые художники пишут картины даже на паршивом картоне, не выдерживающем никакой критики. И ничего. Обычно такие холсты, как этот, в основном искусственно состаренные, применяют при изготовлении подделок, ради больших гешефтов, но портрет-то зачем? Загадка…»
До двенадцати, когда должен был прийти клиент, оставался почти час, и Олег сварил себе кофе. По дороге он забежал в гастроном и накупил много продуктов, едва пакеты до мастерской дотащил.
Добавив в кофе грамм двадцать коньяка, художник начал задумчиво прихлебывать обжигающую нёбо горечь. В голове роились мысли – одна мрачней другой.
Он думал, что за всю свою жизнь ему не доводилось испытать столько разных приключений. А еще Олегу сильно захотелось вернуться на круги своя, но он прекрасно понимал, что назад ходу уже нет…
Клиент опоздал на тридцать минут. Олег даже начал его выглядывать, сидя у окна. Наконец в половине первого к дому подъехали две импортные машины – черный «мерседес» и вторая (сверху художник не смог определить ее марку), с охраной.
«Круто, – подумал художник, чувствуя, что начинает волноваться. – Интересные знакомые у этого Карлы…»
Мужчина, который вошел в мастерскую, представлял собой яркий образец большого чиновника в постсоветской России. Вальяжный, упитанный, в костюме стоимостью не менее пяти тысяч долларов, с золотыми швейцарскими часами на запястье руки, он олицетворял собой наглую безнаказанную силу провинциальной бюрократии.
Едва глянув на него, Олег тут же предположил, что, кроме взяток на своем чиновном посту, у этого господина есть еще и заводик, возможно, не один, и скорее всего, по розливу водки. А на чем еще можно заработать кучу денег, как не на гнусном суррогатном пойле, от которого люди мрут, как мухи?
И попробуй останови деятельность такого «бизнесмена», если вся милиция и прокуратура ходит под его крылом.
Вместе с ним в мастерскую вошли два охранника, которые без лишних слов осмотрели все ниши и шкафы. Удовлетворившись осмотром, один удалился, а второй остался у входа. Он не спускал глаз с Олега, следил за ним, как кот за мышью, готовый в любой момент пустить в ход оружие.
– Илья Максимович, – представился чиновный клиент Олегу, но руки не подал.
– Очень приятно, Олег, – вежливо ответил художник.
– Мне сказали, что вы лучший в своей деле… – сказал клиент, разглядывая интерьер мастерской с брезгливой миной; в его голосе явственно прозвучало сомнение.
Олег лишь вздохнул сокрушенно про себя – надо было сделать генеральную уборку. Не успел. Правда, не очень и хотелось.
Он мысленно поставил себя на место клиента, и совсем по-иному посмотрел на стены с ободранными обоями – будто их местами погрыз пес, на кучи разного хлама по углам мастерской, на старый письменный стол, испещренный пятнами самого разного происхождения, на картоны со старыми эскизами, развешанные по стенам; глядя на них можно было подумать, что это работы начинающего художника…
Нет, картина, открывшаяся взору чиновного клиента, точно не впечатляла.
– Цыплят по осени считают, – ответил Олег сдержанно, но с вызовом, чувствуя, что начинает заводиться.
– Что ж, посмотрим… – Илья Максимович бросил взгляд на свои наручные часы. – Сегодня у меня мало времени. От силы час и сорок минут.
– Для начала достаточно, – коротко ответил Олег.
Он усадил его в кресло, предварительно застелив сидение куском чистого негрунтованного холста, и начал работать над рисунком. Постепенно он полностью отключился от окружающей действительности и очнулся лишь от слов своего «натурщика»:
– Мне пора.
– Да-да, конечно…
Олег болезненно поморщился – еще бы полчаса не помешали. Остались мелкие уточнения; обычно их делают во время работы маслом, но уж больно заказ был ответственным.
Художник понимал, что просто обязан добиться того, чего ждал от портрета заказчик-иностранец – сходства не только внешнего, но и внутреннего. Это не одно и то же. Об этом Карл Францевич заявил при первой же встрече, расхваливая купленный им портрет кисти Радлова.
И потом – требование готовить краски вручную…
Дело, в общем-то, было ясным. И Олег только порадовался, что его клиент принадлежит к новобарскому сословию новой России. Нувориши и вороватые чиновники не вызывали в нем никаких эмоций, кроме презрения и пролетарской ненависти.
Теперь Радлов, дворянин неизвестно в каком колене, хорошо понимал чувства, овладевшие «черной костью», полунищими крестьянами, когда они в годы революции шли грабить и жечь помещичьи поместья…
– Мне нужно сделать несколько фотоснимков вашего лица крупным планом, – сказал Олег, доставая свой «Nicon», подаренный отцом.
– Зачем?
– Чтобы поменьше держать вас при позировании. Вы, я вижу, человек занятой…
– Что ж, если надо…
Сфотографировав Илью Максимовича несколько раз в фас, в три четверти и в профиль, Олег спросил:
– Когда мне ждать вашего появления в следующий раз?
– Ну… где-то через неделю. Я вам позвоню. У вас есть визитка?
Вопрос был задан небрежным тоном, явно предполагающим отрицательный ответ. Естественно, откуда у бедного художника деньги, чтобы заказать отнюдь не дешевые визитные карточки…
– Да, конечно… – Чувствуя, что начал краснеть от гнева, Олег достал из ящика письменного стола пачку визиток и отдал одну из них чиновному клиенту.
И едва не попросил вернуть ее обратно, чтобы заменить, – визитки в этой пачке были на английском языке. Он подготовил их к персональной выставке, надеясь, что на него обратят внимание иностранцы.
Так оно и вышло, только этому обстоятельству Олег был почему-то не очень рад…
– Вы бывали за границей? – невольно удивился Илья Максимович.
«Мог бы и промолчать, – злился Олег. – Эка невидаль – заграница. Нынче каждый сопляк может пробрести авиабилет и лететь куда угодно, хоть в Австралию или Конго. Все дело в деньгах. А он решил, что я полное ничтожество, лишенец, не способный заработать даже на ремонт мастерской. Впрочем, если честно, этот вальяжный хмырь недалек от истины…».
– А у вас что, с английским слабо? – не преминул ответить он колкостью, ловко увильнув от прямого ответа на поставленный вопрос.