Окаянный талант - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 36

От его слов Олег поперхнулся и резко отставил свой стакан в сторону.

– Вы… шутите? – спросил он, резко трезвея.

– Ни в коем случае. Разве я похож на шутника?

– Нет, но…

– Ни слова больше! Я понял вас. И прошу меня простить. Мне не стоило говорить о цене этой бутылки. Да, мне повезло купить коллекцию вин на аукционе, и среди них не только фалерно, но я весьма состоятельный человек и могу себе позволить маленькие слабости. И самое главное, дорогой Олег Ильич – все познается в сравнении.

– Не понимаю, о чем вы говорите…

– Ну это же так просто… То, что обычному человеку, не обремененному излишним количеством денег, представляется большой ценностью, для состоятельного джентльмена кажется сущим пустяком. Уверяю вас, есть такие закрытые клубы, где бокал вина стоит не меньше, чем эта бутылка фалерно, хотя по вкусовым и прочим особенностям наше вино стоит неизмеримо выше. И тем не менее, богатые господа платят. Но не за вино. А за возможность принадлежать к кругу избранных. Вот такая арифметика, милейший Олег Ильич.

После «лекции» иностранца пить вино Олегу расхотелось. Впрочем, и сам Карл Францевич не настаивал на продолжении застолья. Он вдруг поскучнел, стал серьезным и неулыбчивым. Выдержав необходимую паузу, иностранец сказал, поднимаясь:

– Премного вам благодарен, Олег Ильич, за то, что вы исполнили мою просьбу. Вот остальные деньги. Портрет я забираю.

– Но я ведь уже говорил, что лак еще не высох…

– Это ничего. Мы упакуем его так, чтобы не повредить красочный слой…

С этими словами Карл Францевич посмотрел на входную дверь… и тут же зазвенел колокольчик.

Недоумевающий Олег пошел открывать.

В мастерскую вошел водитель иностранца. Он нес плоскую картонную коробку точно по размеру подрамника портрета. Приветствовав художника вежливым кивком головы, он, повинуясь жесту немца, быстро и сноровисто уложил портрет в коробку и ушел, держа ее перед собой горизонтально, словно в ней находился торт.

– Всего вам доброго, – попрощался Карл Францевич. – Мне бы хотелось надеяться, что мы еще продолжим наше плодотворное сотрудничество.

Олег неопределенно пожал плечами.

– Да, кстати, едва не забыл! – Иностранец остановился на пороге. – Вашими полотнами заинтересовались зарубежные коллекционеры. Надеюсь, вы простите меня за то, что я дал им ваш адрес и номера телефонов – того, что в мастерской, и мобильного.

– Заинтересовались?… – Художник решил, что ослышался.

– Именно так, милейший Олег Ильич, именно так. Советую вам не продешевить. Они все равно купят. Это истинные ценители. Они умею различить подлинный талант. До свидания…

Карл Францевич ушел. Дверь закрылась. Ошеломленный Олег глядел на нее, как завороженный, глупо хлопая ресницами. Неужели его мечты начали сбываться?!

Он перевел взгляд на стол. Там лежала очередная пачка долларов. Художник взял ее в руки и почувствовал, как в нем просыпается чувство уверенности в своих силах, которое он уже начал терять из-за творческих неудач.

Живем!!! – мысленно вскричал Олег. Какая-то неестественная радость заполонила все его естество, и художник затанцевал, запрыгал по мастерской как молодой козлик.

Так случается с умирающим от голода и жажды путником, наткнувшимся на оазис посреди пустыни, а в нем – водоем с чистой родниковой водой, над которым растут пальмы и созревают кокосы и бананы.

Еще совсем недавно Олег чувствовал себя никчемным неудачником. Одним из тех мазил, которые вечно плачутся, что общество не оценило их талант. И которые топят последние его крохи в вине.

Встреча со странным немцем все поставила на свои места. Он востребован! Олег совершенно не сомневался, что ему скоро позвонят упомянутые Карлом Францевичем коллекционеры. Этот иностранец слов на ветер не бросает.

И вообще – какое Олегу дело до чиновного взяточника?! (Кстати, он узнал, что позирующего звали не Илья Максимович, а Ильяс Максудович, и работает он первым заместителем мэра). Тем более, что цветущий вид натуры предполагал долгую и успешную жизнь.

За время работы над портретом (немногим больше месяца; Олега сильно задержал процесс приготовления красок вручную) чиновный клиент не изменился ни на йоту, что почти успокоило художника.

Каждый топчет в этой жизни свою тропу, в том числе и я, думал Олег, и не моя проблема, если она пересекается с чьей-то другой. И не только пересекается, но и затаптывает ее.

Художник перевел взгляд на стол, который он прикрыл листом ватмана – вместо скатерти. Иностранец оставил драгоценное фалерно; забыл? Вряд ли. Какое-то время Олег колебался, а затем решительно налил себе полстакана и выпил, смакуя каждый глоток.

Да, это и впрямь было не вино, а нектар. «Оставлю… для особых случаев», – решил художник. Чувствуя необыкновенную легкость во всем теле, он вызвал такси, чтобы доехать до своего дома, и, замкнув мастерскую, вышел на улицу.

Такси еще не подъехало и Олег от нечего делать начал рассматривать прохожих, классифицируя их, как портретист, по типам лиц. Неожиданно он почувствовал на себе чей-то острый пронизывающий взгляд. Художник даже вздрогнул от неприятно чувства, будто ему бросили за шиворот кусочек льда.

Олег посмотрел на противоположную сторону улицы и увидел, что там стоит странного вида старик. Он был высок и прям, несмотря на годы, которые выдавала его седая борода и худое аскетическое лицо, изборожденное глубокими морщинами.

Одежда старика и вовсе была невероятна в современных городских условиях. Он был одет в подпоясанную сыромятным ремешком, длинную домотканую рубаху с красной вышивкой по вороту, полосатые портки и лапты с обмотками, закрепленные на лодыжках тонкой бечевой.

На плече у старика висела вышитая бисером кожаная сума – та, что в свое время называлась калитой [41]. В руках он держал клюку, а длинные белые волосы на лбу были схвачены темно-красной лентой.

Но самыми примечательными были глаза старика. Огромные, бездонные и голубые, как весеннее небо, они, казалось, смотрели прямо в душу Олега.

Не выдержав их неистового напора, Олег отшатнулся и на мгновение прикрыл лицо рукой. А когда снова посмотрел на старика, то его уже там не было. Он словно испарился. Лишь стайка сизых голубей вдруг упала с небес на то место и начала деловито клевать раскрошенное печенье, которое бросал им под присмотром няньки крохотный карапуз.

«Что это? – спрашивал себя Олег в сотый раз. – Видение? Возможно. А что если это Дедко? Приехал меня навестить… – Он мысленно рассмеялся; правда, смех этот был мрачноват. – Мы ведь теперь с ним почти кореша… Нет, вряд ли. Совсем не похож. Дедко будет пониже и пошире в плечах. А этот высокий, худой… и сильно похож на волхва, как его изображали дореволюционные художники. Смешно… Волхв в нашем городе. Нет, братец кролик, ты с этим фалерно будь поосторожней. Не исключено, что в нем образовался от длительного хранения какой-то галлюциноген. Вполне возможно…»

На город надвигалась гроза. Небо вдруг стало черным, а затем местами окрасилось в красный цвет – словно в сажу добавили киновари. Сильный порыв ветра обломал толстую ветку дерева, что росло на обочине улицы, и она упала прямо перед бампером такси.

Побледневший от страха таксист, чудом сумевший затормозить в последний момент, – наверное, чисто интуитивно – истово перекрестился.

Глава 16

Олег был в загуле вторую неделю. За это время он по нескольку раз отметился почти во всех приличных ресторанах города и даже посетил казино «Золотой век». В это престижное заведение хаживали в основном те, у кого денег куры не клюют. А он налился под завязку спиртным и пошел.

И самое удивительное – выиграл!

Десять с половиной тысяч долларов ему принесли на блюдечке с голубой каемкой. От большого удивления Олег заказал на тысячу фейерверк, чтобы поблагодарить удачу, а остальные попытался пропить, но не получилось – провинция…