Абсолют в моём сердце Часть 1 (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна. Страница 16

- А для мальчиков?!

- Для всех, но нас хотя бы не могут … эмм… чести лишить, как вас!

- Изнасиловать, что ли?

- Да. Я просто этого слова не знал на английском.

- Это преступление! За это в тюрьму сажают!

- Вот поэтому и нельзя напиваться до беспамятства, как Филиппа!

- Её Филиппа зовут?

- Да.

- Вы дружите?

- Не то чтобы дружим, но после инцидента стали ближе общаться.

- Общаться или встречаться?

- Я ж сказал, мы не пара, никакой романтики нет, и не было. Так, пару раз кофе выпили вместе.

- А говорили про что?

- Сонь, тебе не кажется, что ты слишком любопытна?

- Нет! Я сейчас как психоаналитик, прощупываю твою ситуацию. Просто парни слепы как кроты и часто вообще не понимают, что происходит вокруг них. Вот я бы на месте той девочки уже точно влюбилась бы в своего рыцаря. Уверена, твоя Филиппа в тебя влюблена или на подходе, а ты и ухом не ведёшь!

- Ну, не знаю! Я сделал, что должен был, и что считал нужным, а дальше уже…

- А дальше?

- А дальше посмотрим.

Эштон забирает у меня из рук коробки с украшениями и расплачивается на кассе. Но избавиться от темы разговора ему не удастся:

- Она тебе нравится?

- Ты это спрашиваешь как сестра? Как психоаналитик или как кто-то ещё?

- Как сестра, конечно. Психоаналитик тоже подходит. А что ты имеешь в виду под кем-то ещё, я не знаю.

- Ну ладно, если как сестра, то немного да, нравится.

- Она красивая?

- Нормальная.

- Блин! Ну вот что это за ответ?! Неужели нельзя решить, красивая или нет?

- Ну а откуда мне знать какие у тебя критерии красоты? Обычная девушка: две руки, две ноги, голова тоже есть.

- Какого цвета волосы? Глаза?

- Шатенка она, глаза… эмм, не знаю, кажется, зелёные… А может и нет…

- Ну ты даёшь! Полезть в драку из-за девушки и даже не знать цвет её глаз!!!

- А что, по-твоему, нужно было сперва цвет глаз узнать, а уж потом за честь её впрягаться?

- Ой, ну всё уже, проехали! Посмотри, какое кафе классное! Давай зайдём?

- Давай.

Мы садимся на мягкие диваны у окна с видом на залив, день подходит к концу, и на горизонте, сквозь небольшие трещины в серости облаков просачивается оранжевый свет заходящего солнца.

Мы оба любуемся закатом, и Эштон опять улыбается, так мягко и едва заметно, мечтательно…

В кафе почти никого нет, кроме нас, несмотря на предпраздничную суету, и этот факт вносит свою неожиданную лепту в интимность и комфорт нашего уединения.

Я заказываю себе кофе с молоком, Эштон повторяет за мной.

- Может, ты голоден? - спрашиваю. - Парни обычно заказывают себе пиво и картошку с наггетсами.

- Какие ещё парни?! Тебе же только шестнадцать! - деланно возмущается мой гиперпереживательный брат.

- Мой брат Лёшка, например! - быстро соображаю, что ответить и тут же жалею, потому что ни одной даме толика загадочности и намеков на популярность у мужского пола ещё не мешала!

- А! Брату можно!

- А ты что, можно подумать, в шестнадцать ни с кем не встречался?

- Я – парень, это совсем другая история.

- Почему это другая?

- Да потому что! Маленькая ты ещё, чтобы посвящать тебя в эти вопросы!

- А папа так не считает! Мне всё давно уже известно: у вас типа потребности, и вы с ними носитесь как со священной коровой, - подмигиваю ему, стараясь казаться взрослее и умнее, чем он думает.

- Ну, раз ты все знаешь, зачем же тогда спрашиваешь? - отвечает невозмутимый Эштон, потягивая кофе из своей чашки.

Решаю, что лучшим решением в сложившейся ситуации будет смена темы беседы.

- Так может, всё-таки закажем еду и пиво?

- Только если ты хочешь есть, а я не голоден. А пиво пить в компании дамы - плохой тон.

- Мама научила?

- Конечно. Больше учить было некому.

Во взгляде Эштона мгновенно появляется жёсткость, он сжимает губы в тонкую линию и словно весь ощетинивается. Какой-то частью своего мозга я соображаю, что данный эффект вызван нечаянно затронутой темой отцовства.

- Эш? - зову его негромко, и от этого непривычного сокращения он вдруг смягчается, взгляд его делается теплее, ласковее.

- Да, Софи?

- Ты когда Алекса впервые увидел, сразу узнал его?

Эштон поднимает вопросительно брови.

- Ну, в смысле, сразу понял, что он - твой отец?

- Сразу.

- И что ты почувствовал?

- Шок.

- Почему?

- Сходство действительно потрясает. Внешнее, я имею в виду. Странно увидеть собственное лицо на двадцать пять лет старше.

- Ты не знал, что вы похожи?

- Мать говорила мне, но я не представлял, что настолько…

- А… у тебя были какие-нибудь фотографии?

Эштон долго молчит. И мне становится холодно. Чем дольше он смотрит на залив, в уже опускающуюся темноту, тем дискомфортнее мне находиться с ним рядом.

- У матери было только одно фото, и подозреваю, когда она делала его, ей и в голову не могло прийти, что я его увижу.

Молчу, ожидая продолжения, и Эштон открывается больше:

- Мне не показывали ту фотографию - я сам её нашёл. И на ней… он просто спит. В постели. Больше ничего. Потом, когда мне было шестнадцать, мать случайно наткнулась на фото вашей семьи в журнале, и так мы узнали, где он и как живет.

- Значит, два года назад?

- Значит.

- Почему ты не приехал раньше?

- Я сделал это сразу же, как появилась возможность.

И снова в голосе металл и обжигающий холод.

- Слушай, давно хочу спросить, но не решаюсь… Зачем ты работаешь?

Эштон напрягается ещё сильнее.

- Ну, я в том смысле, что папа… Алекс… он ведь достаточно денег тебе даёт?

- К хорошему привыкаешь легко, а лишиться всего можно в одно мгновение.

- Чего, например?

- Да всего этого. Квартира, машина, бесконечные карты: банковские, клубные, куча вещей, одна дороже другой. Моей матери понадобилось бы работать лет пятьдесят и при этом ничего не есть, чтобы накопить подобную сумму. Хотя, может и этого не хватило бы. Подозреваю, кондо, в котором я живу, стоит больше миллиона – в этом случае ни у меня, ни у моей матери совсем нет шансов. Совсем. Поэтому я стараюсь не привыкать. В любой момент… всё может закончиться так же быстро, как и началось.

- Что заставляет тебя так думать?

Эштон какое-то время молчит, и я уже почти теряю надежду получить его ответ, как вдруг он выдаёт то, что причиняет боль даже мне, не говоря уже о родителях:

- У меня нет никаких доказательств, что он мой отец. Что, если нет?

- Самое большое доказательство - твоё лицо. Никто из тех, у кого есть глаза, не имеет ни малейших сомнений в том, что у вас общие гены! – я буквально выплёскиваю на него своё негодование.

- А что, если однажды вдруг он захочет проверить? И результат окажется не тем?

- Ты так ничего и не понял, Эштон! Наша семья УЖЕ приняла тебя, ты УЖЕ вошёл в сердце каждого из нас! Неужели ты смог бы так просто развернуться и уйти, поверив каким-то цифрам на листке бумаги?

Эштон молча отводит свой тяжёлый взгляд в сторону, словно боясь повредить им меня, а я от эмоций не могу усидеть на месте:

- А Алекс? Он полжизни растит чужих детей, заранее зная, что мы ему биологически никто, и не просто растит, да простит меня Бог, он лучший отец, чем мой настоящий, хотя и тот любит меня безмерно, но их даже сравнивать нельзя… Это не сравниваемые… планеты!

- Вы – дети любимой женщины…, - Эштон произносит эти слова так тихо, что я едва могу расслышать их.

Мне сложно понять, что творится у него в душе, а что на уме - и подавно, но во мне горит обида за Алекса, и я уверенно вещаю свои соображения:

- Алекс никогда бы не отказался от тебя, это первое, а по поводу теста на отцовство я лично однажды спросила его, и он ответил, что никогда в жизни не совершит подобную жестокую бестактность по отношению к тебе, твоей матери и самому себе – это второе. Он УЖЕ принял тебя! Принял раз и навсегда! И будет любить тебя любым, запомни это, любым!