Трансфер (ЛП) - Харрисон Ава. Страница 32

— Я была расстроена. Ты делал свою работу, — я отворачиваюсь от него и начинаю расправлять материал диванной подушки.

— Ева…

Я не поворачиваюсь, просто продолжаю теребить подушку.

— Я не делал свою работу, когда пригласил тебя к себе. Я не обращался к тебе, как к пациенту, и ты не вела себя со мной, как со своим психотерапевтом. Это моя вина, что границы оказались размыты, но не твоя. Это называется «трансфер». Перенос. Или, в нашем случае, из-за сексуального характера твоих чувств ко мне — эротический перенос. Очень часто пациенты испытывают чувства к своему терапевту.

После этих слов я поворачиваюсь обратно к нему и качаю головой.

— Я… что?

— В психотерапии его классифицируют как бессознательное перенаправление чувств, которые ты испытывала к одному человеку, например, одному из родителей, к другому, например, на меня, твоего психотерапевта.

У меня отвисает челюсть, и я резко выдыхаю.

— В принципе, ты заменяешь пустоту своей жизни мной. Я тот, с кем ты общаешься чаще всего. Тебя можно понять. Ты заменяешь пустоту от потери заботливого отца, мужчины, с которым тебе было комфортно, мной. Эти чувства для тебя нормальные, но, думаю, мы должны поговорить о том, почему ты перенаправляешь их на меня.

— Ты кто, Фрейд?

— На самом деле эту теорию придумал не Фрейд.

— Конечно, не он, — невозмутимо говорю я. — Слушай, я была пьяна. Тогда мне было грустно. Это больше не повторится.

Он проводит пальцами по своим волосам, а затем кивает. Никто из нас не произносит ни слова, и с каждой минутой, пока мы молчим, мой желудок скручивается все сильнее. Я закрываю глаза, пытаясь подавить зевок.

Престон тут же это замечает.

— Устала? Или плохо спала?

Я пожимаю плечами и вздыхаю.

— Что происходит? Пожалуйста, поговори со мной.

— Мне до сих пор снятся кошмары, — не задумываясь, отвечаю я.

— Почему ты не сказала об этом раньше? Что-то произошло, о чем я не знаю?

Я делаю глубокий вдох, а затем медленный выдох.

— Нет, точно такой же кошмар, о котором я говорила тебе тем вечером.

— Как давно начались эти кошмары?

— С тех пор, как умер Ричард.

Его глаза расширяются после моего признания. То, что я вижу в них, меня огорчает. Как будто ему больно, что я скрывала это от него. Как будто я предала его. И понимание этого проделывает дыру в моей груди. По всем этим причинам, именно сейчас я хочу все ему рассказать.

Он опускает взгляд вниз и делает медленные вдохи:

— Ты можешь рассказать мне об этих снах?

— Это происходит постоянно. Это как будто мир сжимается, звук исчезает, мое видение становится размытым, и я чувствую, будто задыхаюсь. Это похоже на кошмар, в котором ты бежишь по лесу и не знаешь, кто тебя преследует.

— Что ты в них помнишь?

— Не так много. Они как мираж. Я могу чувствовать их. Я чувствую запах. Но просто, когда я думаю, что могу прикоснуться к чему-то, все исчезает в дымке моего разума.

— И что ты ощущаешь?

— Страх. Немыслимый страх.

— А запах?

— Медный. Почти как кровь.

— И ты никогда не испытывала подобного раньше?

— Не помню.

Он ставит свою чашку на столик, возвращается к бумагам и быстро записывает свои мысли. Когда он смотрит вверх, в его глазах появляется ответ.

— Иногда эти кошмары на самом деле подавленные воспоминания, которые стараются найти выход. В таких случаях, например, я обычно направляю к своему коллеге, который использует методы гипноза, чтобы восстановить подавленные воспоминания. Не хочешь попробовать такой метод?

— Нет.

Мой ответ звучит жестче, чем я предполагала, но он кивает.

— Хорошо, я понимаю. Но если ты передумаешь, пожалуйста, дай мне знать.

Я встаю и направляюсь к окну, вглядываясь в город. Поток солнечных лучей пробивается сквозь тучи, ослепляя меня. Я жмурюсь и поднимаю руки, чтобы прикрыть глаза. Облака быстро передвигаются, и в комнате, которая всего несколько секунд назад купалась в ярком свете, снова темно, и мне больше не нужно щуриться.

Когда я поворачиваюсь назад, замечаю, что Престон пристально следит за мной. Он напряжен, спина прямая, а небольшая морщинка снова появляется между его бровей. У меня возникает желание продолжить смотреть на него, чтобы потерять себя в глубине его синих глаз. Он встает и направляется туда, где я стою. Он так близко ко мне. Запах его одеколона проникает в мои чувства — свежий и пряный, и такой манящий, как же мне хочется опустить свою голову в изгиб его шеи и затеряться в запахе, пропустить его через себя. Он умоляет меня прикоснуться к нему, почувствовать его кожу пальцами. Это потрясающе.

Ослепительно.

Я не в состоянии думать.

Моя рука непроизвольно тянется через пространство, которое нас разделяет. Его глаза закрываются, и я клянусь, что воздух вокруг нас меняется. Кончиками пальцев я почти касаюсь щетины на его подбородке.

Бах!

Вдали слышен выхлоп машины или огнестрельный выстрел, и я вдруг застываю на месте.

Перед глазами все плывет, меня поглощает черный туман, и тогда я закрываю глаза, но картинки становятся более реальными.

Изображение плоти.

Багровые ручьи.

Дикий человеческий крик так ужасен, что это разбивает мне сердце.

Мою грудь сковывает. Меня оглушает шум. Он повсюду, он засасывает, душит меня.

Меня обнимают две руки.

Притягивают ближе.

Шепот.

Легкий поцелуй касается моих волос.

— Я держу тебя. Я здесь. Дыши. Помнишь, чему я тебя учил. Вдох. Теперь посчитаем, раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Выдох.

Воздух из моих легких вырывается с резким выдохом.

— Медленнее. Медленно. Вдох.

Я начинаю успокаиваться. Волнение в груди слабеет, и я продолжаю следовать указаниям Престона. Это помогает мне восстановить свое дыхание, я понимаю, что сейчас успокоилась. Престон помог мне справиться. Он сделал все идеально.

— Ты молодец.

Его руки выписываю круги, перемещаясь вверх по моей спине, он словно баюкает меня, приводя в спокойное состояние. Наше дыхание становится ровным. Наши тела прижимаются близко друг к другу. Мурашки пробегают по моему телу, и я поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его зрачки расширены, голубой почти полностью исчез. Его дыхание щекочет мои губы.

— У меня есть ты.

Наклоняюсь ближе, позволяя воздуху, который он выдыхает, еще сильнее приблизиться к моим губам. Поцелуй меня. Пожалуйста, Боже, позволь ему поцеловать меня. Я так близко, я почти чувствую его. Его взгляд пробегает по мне. Его ноздри подрагивают, глаза расширяются, пока он оценивает меня. Я вижу, что он хочет меня.

Прямо сейчас, в этой комнате, он не смотрит на меня как врач. Он не смотрит на меня как на пациента. Нет. Сейчас он смотрит на меня как мужчина, желающий женщину.

Мои глаза закрываются, и я сокращаю расстояние. Как мои губы находят его, мое тело движется назад. Он разрывает нашу связь.

Отталкивает меня.

Я встречаюсь с ним взглядом. Теперь там пустота. Он закрыт. Тепло исчезло. В его взгляде больше нет понимания.

Он отстраняется и легонько подталкивает меня обратно к дивану. К тому времени, как все произошло, моя тревога уменьшилась, но теперь мне холодно от равнодушия, которое читается в его глазах.

— Посиди. Я сделаю тебе что-нибудь выпить. Может, нужен холодный компресс? — спрашивает он, и я киваю.

Мне не хватает мужества, чтобы найти слова.

Когда он возвращается, его отчужденность возрастает. Он даже не смотрит в глаза, пока усаживается на свое место напротив меня. Я словно разваливаюсь на части, но не говорю ни слова, боюсь результата.

— Я очень сожалею о том, что произошло ранее. Это полностью моя вина, я перешел черту.

— Ничего не произошло. Все нормально, — выдавливаю я.

— Это не нормально. Я пересек черту, когда утешал тебя, и думаю, для твоего лечения было бы лучше, если бы я направил тебя к другому врачу.

— Нет, ты не можешь это сделать, — умоляю я.