Осторожный подход к любви (СИ) - Verona Veronika. Страница 88

   Ирма всегда знала сильные и слабые стороны своего старшего братишки и поэтому, надавив на кое-какие только ей известные рычаги, всё же выпросила у него это письмо, пообещав, что сама всё донесёт. В тот вечер Арсений был очень уставшим, его глаза то и дело слипались, грозя перейти в крепкий беспробудный сон до самого утра. И кто знает - как бы всё сложилось, но парень тогда поверил в доброту сестры и передал ей письмо.

   Этим же вечером, сразу же после вскрытия и прочтения, конверт с письмом она сожгла. А на утро уверила брата, что выполнила его поручение. Сомнений ни у кого не возникло...

   Женщина всё продолжала сидеть в машине и сотрясаться от рыданий. Она уверяла вслух саму себя, что она сильная волевая женщина, что она может добиться всего, чего только пожелает, что она должна достигнуть конечной цели и добиться взаимности от возлюбленного.

   Вот только сама себе она не верила. Владимир никогда не будет смотреть на неё так, как смотрел на свою беременную жену. Она никогда не испытает того чувства, что под её сердцем бьётся сердце маленького человечка, который являлся бы кровью и плотью её любимого.

   Вдруг в сумке, откинутой на переднее пассажирское сидение, завибрировал телефон.

   - Слушаю, - тут же ответила, даже не глянув на определитель. Куда больше внимания она отдала тому, чтобы сейчас говорить своим обычным серьёзно-деловым голосом и параллельно кончиками пальцев поправлять свой растёкшийся макияж.

   - Здравствуй, Ирма. - Её пальцы, порхающие над верхним веком, замерли в воздухе. Звонившим оказался никто иной, как её собственный законно-фиктивный муж. Кстати, уже практически бывший - на днях они собирались подать на развод.

   Пропустив приветствие мимо ушей, она лишь закрыла глаза, отчётливее слыша как с той стороны связи кто-то дышит через раз, словно готовиться сказать что-то. Что-то очень важное. Настолько важное, что сможет всё кардинально изменить.

   Всё именно так и оказалось. Всё же Ирма успела изучить этого непредсказуемого человека. Немного правда, но хоть этим она могла себя потешить.

   - Зачем звонишь мне? - устало спросила женщина, сжимая переносицу пальцами.

   На том конце немного помолчали. Снова. Очевидно, он решил нагнать интриги, но у Ирмы было не то игривое настроение, что раньше.

   - Говори или я отключаюсь.

   - Давай попробуем? - тихо говорил мужской голос, и Ирма готова была поклясться, что тот сейчас курит и весьма по-пижонски выдыхает густой сизый дым колечками, как он любит это делать. - Не будем пока разводиться. Мне кажется... - на этом моменте он здорово так помялся, прежде чем закончить свою фразу: - Мне кажется, что ты мне далеко не безразлична. Это будем огромной глупостью потерять тебя. Сейчас потерять.

   Закрыв глаза Ирма улыбалась. В этой улыбке не было ничего весёлого. А мысли её всё так же вились вокруг другого персонажа - Владимира. Почему эти слова она услышала от своего, так называемого мужа? Почему не Владимир?

   Всё было просто - она ему не нужна и как бы не старалась привязать своё общество ему, да и, чего уж теперь таить, влюбить в себя - это было бессмысленной тратой времени. В этой погоне за своей мечтой, всё время ускользающей от неё как песок сквозь пальцы, она не заметила, как превратилась из наивной девочки-школьницы в интриганку среднего возраста. Ей было тридцать четыре, и вся её молодость прошла мимо неё, словно один день. Она осталась одна на всём этом белом свете. Лишь этот проникшийся к ней чувствами недомуж пытается оставить её подле себя.

   А сможет ли она жить счастливо с нелюбимым ей человеком? Как практика показала - да, может. Не зря же столько терпела того мерзкого немца-богача, который от своей старости сморщился как сморчок. Правда тот никогда не замечал презрительного взгляда, каким на него глядела его молоденькая возлюбленная и потому, счастливый до невозможности под конец своей долгой жизни оставил завещание, согласно которому признавал лишь одну наследницу - свою жену, Ирму.

   Может и у неё будет ребёнок? В конце концов, она устала постоянно бороться за кого-то. Она была простой женщиной, желающей ласки и понимания. Может хоть сейчас стоит перестать сопротивляться и получить то, что она так давно хочет?

   Семья. У неё будет семья.

   - Закажи на завтра для нас билеты в Берлин. Мне надоела эта страна со всеми её проблемами, - вновь начиная копаться в карманах сумки в поисках пачки сигарет, серьёзно говорила она, понимая, что переезд ей сейчас необходим и, вероятнее всего, она решит остаться в огромной квартире в центре Берлина, доставшейся ей от покойного супруга, навсегда.

   Одиннадцатого июня. В этот день должен был состояться её выпускной. Зоя всегда думала, что будет волноваться и едва ли не всю ночь проведёт без сна в ожидании этого запоминающегося дня. Будет мечтать о том, как будет танцевать прощальный вальс с Ильёй. Именно в этот день и должно было произойти её признание, которое опередило все события, нарушив все планы.

   Но нет - всё было иначе. Спала она крепко, даже на утро еле-еле разлепила глаза под тяжёлую мелодию будильника. Наступил обычный день, такой же, как был и вчера. Между ними было лишь одно отличие - сегодня Зоя получит аттестат о среднем образовании.

   У неё уже серьёзно зрела мысль о том, чтобы не пойти на выпускной. Пропустить, несмотря ни на что. Она не представляла какова будет её реакция, когда она увидит Полежаева. Ещё больше она боялась увидеть осуждение в глаза Насти - мол, подруга называется, а взяла и позарилась на её парня.

   В этот день, с самого утра Олеся, которую привёз к ним вернувшийся из Одессы Владимир, принялась прихорашивать Зою, делала ей, всё ещё ужасно сонной, какую-то мудрёную причёску. Простую и очень сложную одновременно. Её волосы, порядком отросшие за зиму и весну, спускались водопадом ей на правое плечо, переплетаясь в какую-то косу, состоящую не как обычно из трёх, а из четырёх прядей.

   Лака для волос щедрая Олеся ни чуть не пожалела и теперь вся комната девушку была наполнена этим едким в особо больших концентрациях запахом. Пришлось даже открыть окно, чтобы не задохнуться. На этом настояла Зоя, больше аргументируя это тем, что женщине не стоит вдыхать всякие химикаты, тем самым губя не только своё здоровье, но и ещё не родившейся малышки тоже.

   С макияжем тоже постаралась несменная Олеся. Она орудовала различными кистями, признаться честно, некоторые из которых Зоя-то и видела первый раз в своей жизни. При нанесении румян на скулы, девушка то и дело морщилась от щекотки, но стойко ждала окончания работы Олеси. Женщина сделала ей какой-то весьма популярный сейчас дымчатый макияж, содержащий в себе оттенки бежевого и чёрного цвета.

   Когда всё было закончено с лицом и волосами Зои, ей наконец-то позволили хорошенько рассмотреть себя в зеркале. Но та, в свою очередь, лишь равнодушно скользнула взглядом по своему отражению и тут же поднялась, направляясь к шкафу в котором и висело её платье.

   Платье было длинное, в пол. Выбрано с помощью всё той же Олеси, знающей тол в том, как скрыть все недостатки и раскрыть все достоинства. Столь длинное шифоновое платье весьма удачно скрывало полноватые ноги Зои и делало её визуально выше. Хоть это было и немного бессмысленно, потому как на что, а на рост Леоновой жаловаться не приходилось, который был явно выше среднего. А вот кружевные рукава доходящие до локтя, весьма пригодились скрывая такие же полноватые руки.

   Единственное достоинство, которое имела Зоя - была талия, которая вопреки всему была тонкой. Олеся всегда говорила, что это и делает Зою другой, отличающейся от остальных девушек 'в теле'. Как она считала, у большинства фигура была как простое 'яблоко', а вот у Зои немного другая - пикантная 'гитара'. Леонова лишь смеялась, приговаривая, что именно это и делает её смешной в глазах других, и ни сколечно не 'пикантной'.

   Платье, кстати, было подобрано в цвет макияжа - бежевое. Или 'персиковое', как его назвала Олеся, или же просто 'телесное', как выразилась Жанна Егоровна, едва увидев его.